Ромка, аттестованный в офицерский состав, вернулся со сборов загорелый и подтянутый. Тёща не удержалась и в сердцах высказалась по этому поводу так: «А наш то красавец будто с югов вернулся!» – что можно было трактовать и так и сяк. Сама она с Викой и Юлькой провела всё это время на даче в Малаховке, потому что Евгений Иванович занимался организацией какого-то очередного фестиваля дружбы народов и вынужден был оставаться всё лето в Москве. Соответственно, привычную поездку в «Солнечный берег» пришлось перенести на сентябрь. Оставалось ещё три недели августа, и Ромке, как члену сборной, предложили путёвку на третью спортивную смену в пансионат МГУ «Буревестник» недалеко от Туапсе. Он договорился в профкоме, подарил французские духи, и Вике тоже выделили путёвку, как члену семьи, хотя такая опция предусматривалась только для преподавателей. Оставалось самое трудное, как они считали – уговорить Зинаиду Алексеевну их отпустить, а самой посидеть с Юлькой. Но тёща на удивление легко согласилась, покобенившись только для вида: «Вы прям из меня настоящую бабку сделать решили!» В душе она переживала за родную дочь, у той выпал очень нелёгкий год, и, конечно, Вика нуждалась в отдыхе. Ну, а Ромка шёл так, прицепом. Куда ж его девать?
В поездку Вика собрала целый чемодан нарядов, что для студенческого лагеря представлялось излишним, но Ромка, у которого набрался лишь рюкзачок вещей, не спорил. Он гордился женой и хотел, чтобы она блеснула. Ну а сам раздобыл с небольшой переплатой и большой улыбкой кассирше билеты в СВ, то есть спальный вагон поезда «Москва – Туапсе». А значит, они будут ехать на море вдвоём в купе! Как партийные бонзы!
Это был кайф! Настоящее классическое путешествие в поезде с жареной курицей, яйцами вкрутую и разварной горячей картошечкой, приправленной душистым маслом и посыпанной укропчиком на малороссийских станциях. Полутора суток они только ели, спали и любили друг друга! А наутро второго дня за окошком появилось море! Море, где они познакомились!
Лагерь встретил их имитацией строгой дисциплины, за которой скрывалась студенческая вольница. Казалось, сам воздух пропитан феромонами и спиртными парами. Вокруг царила атмосфера внутренней свободы и раскрепощённости.
Утро начиналось с зарядки, куда помятых, невыспавшихся студентов выгоняли старшие отрядов, такие же студенты, но чем-то отличившиеся в глазах начальства. И если большинство старших были здоровыми пофигистами и лишь имитировали активность, то Ромкиному отряду достался Серёга Французов, мастер спорта по плаванию и страшный зануда. Это был очень упёртый персонаж, помешанный на спорте и дисциплине. Достаточно двух фактов из его биографии, чтобы понять, с какой напастью пришлось столкнуться несчастному отряду. Серёга в детстве сломал руку. Перелом оказался сложный, и мальчику навсегда вставили титановую пластину по всей длине предплечья. В итоге рука заметно потяжелела и до конца не сгибалась. Другой бы на его месте косил от физкультуры, благо ему ещё и инвалидность дали, а Серёжа выполнил норматив мастера спорта СССР на 100 метров брассом. Инвалидность сняли, и Серёжа загремел в армию. Как непригодный по состоянию здоровья к строевым частям, попал в стройбат, куда призывали в основном Среднюю Азию, а также судимых и отсидевших. И вот в этом котле полных отморозков москвич Серёжа умудрился стать старшиной и держал своё подразделение в прямом смысле слова железной рукой. Теперь в его стальные клешни попался студенческий отряд. Комичность ситуации заключалась в том, что мальчики почти сплошь были спортсменами и проводили зарядку со своими секциями. А вот девочки, напротив, к спорту преимущественно отношения не имели, они правдами и неправдами доставали путёвки в третью смену, потому что считалось, что там самые завидные женихи – умные, да ещё и спортсмены. Но здесь они оказались во власти бывшего старшины, которые, как известно, бывшими не бывают. Старшина – это не должность и не звание. Старшина – это стиль жизни и образ мышления. Если старшина сказал бежать пять кругов, значит, пять и быстро! Посмотреть на воспитательный процесс в исполнении Французова собиралось всё лагерное начальство и местные мальчишки. Им было не в лом встать в семь утра, когда ещё такое увидишь?! Стайка девиц в стильных импортных купальниках и непременно белых кроссовках поначалу пыталась жеманничать и строить командиру глазки, а по команде «Бегом марш!» демонстрировать нечто среднее между спортивной ходьбой и дефиле по подиуму. Но взгляд Французова стекленел, и он в полном соответствии с Уставом внутренней службы Вооружённых сил СССР коротко пролаивал соответствующие команды. Девицы пугались, начинали хлопать ресницами и на всякий случай прибавляли ходу. Отстающих Серёга отсекал подобно волкодаву, охраняющему отару, и заставлял отжиматься посреди спортплощадки. Зрелище было эротичное и комичное одновременно! А нечего, потому что – оказались в третьей смене, будьте добры приобщаться к спорту!
К счастью, Вика оказалась в другом отряде. Их бесцеремонно разделили. В лагере не предусматривались комнаты для семейных студентов, только для преподавателей и в другом отделении. А здесь мальчики и девочки жили раздельно: по четыре человека в комнате и с удобствами в конце коридора. Что совершенно не мешало ощущению постоянного праздника. Лагерь моментально разделился на правильное большинство и неправильное меньшинство. Большинство относительно соблюдало распорядок дня и всевозможные дурацкие правила, посещало официальный пляж, где загорало и плескалось под присмотром спасателя и начальства, после команды «отбой» не покидало своих комнат. Меньшинство весь день пропадало на диком нудистском пляже, в лагерь заглядывало только пожрать, пьянствовало и по ночам воровало виноград в окрестном совхозе. Нужно ли говорить, что самые домашние и симпатичные девочки немедленно примкнули к неправильному меньшинству. А те, которые побоялись, страшно завидовали.
Ромка с Викой самым естественным образом оказались в некоем подобии оргкомитета анархического по своему духу меньшинства. Ещё с несколькими заводилами они занимались добычей и доставкой в лагерь запрещённого алкоголя, а также организацией всевозможных вылазок и проказ. Алкоголь обычно проносили Вика и ещё одна девочка с самой невинной внешностью. Водку купить было трудно, поэтому преимущественно пили кислейшее заводское алиготе или домашний мурмулин, который иногда для крепости местные хозяйки настаивали на курином помёте. Страшная гадость, но крышу срывало капитально! Впрочем, девочкам его не давали.
Нужно ли говорить, что практически с первых дней в лагере началась сексуальная революция. Юные загорелые тела, ветер в голове и безумные южные ночи, где под стрёкот цикад так упоительно положить ладони на незнакомую шоколадную талию. Ромку с Викой эта революция вроде как не касалась, но и их чувства переживали некий ренессанс. В итоге они излазили вдоль и поперёк все кусты и укромные уголки в лагере и вокруг, досконально пометив территорию собственными гормонами-феромонами. Пьяные от вина, любви и распирающих молодости и здоровья, они являли собой пример оторванной и счастливой семейной пары. И многие, глядя на них, опрометчиво решили, что брак – это не так уж плохо! Ах, какая провокация!
Вика блистала! Днём загорелой фигуркой и шальными кошачьими глазами, вечером – сногсшибательными нарядами, привезёнными любящим папой из Западной Европы. У неё была масса тайных воздыхателей и поклонников. И не только среди студентов. Сам начальник лагеря, председатель спортклуба МГУ и бывший баскетболист Соколовский неровно дышал к юной замужней девчонке! Он, обычно царственно вальяжный, как и пристало большому во всех смыслах человеку – рост под два метра, сорок седьмой размер ноги и немаленькая должность, – при случайной или не совсем случайной встрече с хрупкой озорной девчонкой начинал вдруг суетливо двигаться, не знал, куда деть свои огромные волосатые руки, и нёс всякую околесицу, например о пользе спорта и что он и сам не погнушается лично привить Вике любовь к баскетболу. Вика заразительно смеялась, блестя ровными белоснежными зубами, обещала обязательно прочитать написанное Соколовским «Методическое пособие по практике преподавания физической культуры в вузах» и уносилась прочь, сверкая загорелыми ягодицами в коротеньких шортах. Начальник лагеря ещё какое-то время стоял на месте, мотал головой, словно лошадь на привязи, пытаясь вспомнить, куда и зачем он шёл, потом как-то неуверенно разводил лапищами, в которых и баскетбольный мяч терялся, и шёл уже куда-нибудь лишь бы вырваться из наваждения и неуместного томления плоти. Справедливости ради следует заметить, что не только Вика повергала его в неподобающее должности фривольное настроение, но только при ней он совершенно терялся и не мог собраться ни со словами, ни с мыслями. Для окружающих студентов и особенно студенток всё было очевидно, как божий день, но удивительным образом это совершенно не подрывало авторитета Соколовского как начальника, а даже вызывало определённую симпатию к нему как к живому человеку, ведущему неравный бой за собственную праведность. Кстати, по признанию некоторых студенток, они были бы и не прочь облегчить физические страдания ещё отнюдь не старого и по-мужски вполне привлекательного начальника, но у того страх перед парткомом был даже сильнее курортного вожделения, поэтому он тряс головой, мычал, как от зубной боли, но искусу не поддавался, лишь в воображении рисуя немыслимые сцены индивидуальных и коллективных сношений.
Большинство же членов третьей смены отнюдь не были обременены какими-либо физическими или психологическими ограничениями, а потому шорох по ночам в лагере стоял такой, что порой заглушал стрекотание цикад, для которых, как известно, этот стрёкот в кромешной южной мгле является брачной и одновременно лебединой песней, поскольку, произведя спаривание, самцы ослабевают настолько, что умирают. Самки, отложив яйца, вскоре тоже испускают дух. К счастью, подобная печальная статистика не имела никакого отношения к молодым, полным сил студентам МГУ, которым на завтрак помимо всего остального полагалось по полстакана сметаны, а отдельным персонажам за непонятные заслуги сердобольные и весёлые поварихи на раздаче наливали по полному стакану. Ромка исправно выпивал по два полных стакана – свой и Викин. За что им-то наливали по полному, вообще никакой логике не поддавалось. Но, перефразируя известное философское определение: «Реальность – это материя, данная нам в ощущениях». Что в данном случае неизменно выражалось в двух полных стаканах сметаны, которые Ромка сначала выпивал, а потом ещё и вылизывал, огорчаясь, что язык не достаёт до дна стакана. Впрочем, днище он вытирал кусочками хлеба. Всё одно, добро никак не пропадало! Бедные цикады – не было у них сметаны! А так, может, жили бы долго и счастливо!