Перестройка — страница 32 из 44

– Ой, простите, то есть извини. Я пойду пройдусь, что-то башка раскалывается.

– Да что ты заладил, пойду-пойду. Давай спать. Голова болит, потому что поздно. Поспишь, и всё пройдёт, – в голосе Фомы послышалось раздражение.

Вспомнились слова Гришки, что Фома отвечал в райкоме в том числе за связь с правоохранительными органами. И кому-то помогал сделать головокружительную карьеру, а неугодных легко устраивал «к хозяину» лет на несколько. Да и с солнцевскими на самом верху общался. «Вот мудак малолетний, как он меня сюда затащил?! Прописка, прописка… Нахер бы эту прописку!» Ромка легко мог сделать аморфного, расплывчатого Фому с одного удара, но, обычно решительный, в данной ситуации он растерялся. Дело было не только и даже не столько в возможностях и положении Фомы – основная проблема заключалась в том, что Ромка его боялся… Да-да, боялся! Как некоторые боятся змей или пауков. Или ещё какую-нибудь склизкую гадость. Он боялся к нему даже прикоснуться. Такая ситуация с ним приключилась впервые, и нужно было из неё выбираться.

Наверное, правильным было настоять на своём и уйти, несмотря на все возражения. Но он почему-то упустил момент и в итоге оказался лежащим на диване, правда под отдельным одеялом, таращась в темноту и боясь уснуть. Ужасно болела голова, рядом ровно дышал Фома, спящий или притворяющийся. Прошло немного времени, Фома завозился под своим одеялом и раскинулся будто бы во сне. Одна рука оказалась на Ромке, который тут же начал из-под неё выбираться, в результате оказавшись на самом краешке дивана.

Так он промучился пару часов, периодически бегая в туалет, чтобы умыться холодной водой. Фомин спал или делал вид, что спит, периодически пытаясь закинуть на Ромку руку или ногу – такой беспокойный у него оказался сон. Ромка незамедлительно высвобождался из-под конечностей комсомольского вожака, неизменно балансируя на краю и рискуя свалиться с дивана. С первыми признаками рассвета он вскочил и принялся судорожно натягивать джинсы.

– Ты что подорвался в такую рань? – Фома демонстративно зевал и тёр глаза.

– Да я совсем забыл – мне маму на вокзале встречать! Она приезжает сегодня.

– Ааа, ну ладно. Жаль, что так и не поговорили…

Не прощаясь, Ромка выскочил за дверь.

На улице пели птицы, радуясь жизни и весне. И у него всё пело внутри – он будто вырвался из плена, вновь обретя свободу! Как маленький, вприпрыжку бежал по Ломоносовскому в направлении МГУ, когда встретился глазами с дородной водительницей троллейбуса – та с изумлением на него пялилась из кабины, даже приоткрыв рот. В недоумении он оглядел себя и расхохотался – джинсы на нём были одеты наизнанку…

* * *

По субботам после тренировки у них была баня. Баня имела выход в бассейн, и Ромка сразу после парилки прыгнул в прохладную воду. Он опустился на дно, наблюдал широко раскрытыми глазами, как пузырьки воздуха убегают вверх, и вдруг необычайно сильно ощутил, что он неудачник! Самый настоящий неудачник! Через пару месяцев ему исполняется двадцать четыре – с ума сойти! А у него ни семьи, ни своего угла, ни перспектив с карьерой! Как же так получилось, что он сделал в жизни неправильно? Да чёрт с ним, как это получилось, главное – что делать? Как жить дальше? Его распирали отчаяние и злость! Злость на себя! Он выпустил последний пузырёк воздуха, оттолкнулся от дна и поплыл вверх. А когда вынырнул и сделал первый жадный вдох, это был уже другой человек – злой, сосредоточенный! Он порвёт эту окружающую действительность! Он не позволит обстоятельствам порвать себя! Внутри бурлила тёмная энергия. Почему тёмная? Да потому – всё, что замешено на злости и отчаянии, а не на радости – тёмное…

И судьба как будто услышала. Наступила пора госэкзаменов. Он каким-то непостижимым образом сдал философию и политэкономию на пятёрки, практически не готовясь, поскольку махнул на учёбу рукой – всё равно, кроме Пензы, ему ничего не светило. Беззастенчиво списывал на экзамене прямо из учебника, раскрытого на коленях, а потом брал преподавателей обаянием, раскрепощённо болтая на заданную тему, с которой только что ознакомился. С госом по специальности было сложнее. Планирование народного хозяйства предполагало приличный математический аппарат, в котором он был ни в зуб ногой. Тогда Ромка сошёлся поближе с секретарём кафедры, милейшей Светланой Васильевной, оказав ей пару незначительных бытовых услуг: помог организовать грузовую машину для переезда и достал какой-то дефицитный импортный плащ. В благодарность она рассказала ему, в каком порядке будут лежать на столе экзаменационные билеты, и он – о чудо! – безошибочно вытащил тот единственный, к вопросам в котором подготовился. В итоге третья пятёрка! Оставался диплом. Ромка и здесь не изменил себе. Сначала он договорился с лучшим учеником группы, безнадёжным зубрилой, и тот за двести рублей написал ему прекрасный диплом. Но Ромке было лень даже читать без малого сотню страниц заковыристого текста, и он договорился ещё и с оппонентом – аспирантом из Казахстана, который за обещание «обмыть диплом» написал ему не только вопросы, которые задаст, но и развёрнутые ответы на них. Ответы Ромка учил вечером перед защитой – до этого не нашлось времени. И надо же – блестяще защитил диплом! Даже научный руководитель, знавший его три года, удивлённо качал головой: «Романов, я всегда знал, что у тебя светлая голова, но что работа получится настолько зрелой! Молодец, просто молодец! Рад, что не ошибся в тебе!» Ромка скромно тупил глазки, смотрел в пол, шаркал ножкой и мечтал только об одном – чтобы, не дай бог, не задали ещё какого-нибудь вопроса. К счастью, излишней дотошностью на кафедре никто не страдал, и он, счастливый, с очередной и завершающей жирной пятёркой, выскочил из аудитории. Университет окончен! Отличница Регина и её подружка Алла, Ромкины одногруппницы, были в шоке! Они хорошо к нему относились, давали списывать, но всегда считали хоть и неглупым парнем, но безнадёжным лентяем, а потому посматривали свысока – что взять с пензюка, который постоянно пропадает в спортклубе? Звёзд с неба не хватает, закончит как-нибудь, и слава богу! И вдруг – какой пассаж! Девушек мучила жгучая ревность, налицо явная несправедливость – они пять лет не вылезали из читалки, пока он прохлаждался! Прощелыга ты, Романов! Он легко соглашался – да, прощелыга! Ни он, ни они не догадывались – наступает время прощелыг…

На улице его поджидал Адильбек, тот самый оппонент, в предвкушении обещанного «банкета». Адильбек был здоровенным казахом ростом с Ромку, но гораздо тяжелее. Вдвоём они отправились в магазин «Балатон» на углу Мичуринского и Ломоносовского. Больше нигде в округе в десять утра спиртного было не достать. А в «Балатоне» стоял Токай – венгерское десертное вино по 4,30 руб. за бутылку. Однако! Поэтому и стоял – кто будет брать вино по 4,30?! Ромка взял ящик – гулять так гулять! Адильбек удовлетворённо крякнул. Вдвоём они ухватили ящик с двух сторон и пешком отправились в ГЗ. Вроде недалеко идти, но солнце припекало, двадцать бутылок оттягивали руки, и друзья притомились. А потому присели в тенёчке возле биофака и развлечения ради открыли одну бутылочку. Тёплое токайское с содержанием сахара от 30 грамм на литр и крепостью четырнадцать градусов в десять утра, в жару и на пустой желудок – то ещё приключение! Через пятнадцать минут бутылочка закончилась, и друзья решили, что чем больше выпьют на месте, тем легче нести. Ещё через пятнадцать минут у них заплетались языки. А ещё через пятнадцать заплетались уже и ноги. В 11 утра день для Ромки закончился. В памяти всплывали отдельные видения, яркие, красочные и, к счастью, вполне мирные. Вот дверь в его комнату нараспашку, и заходят все желающие поздравить и, естественно, выпить! Вот приходит делегация девушек и просит убрать с дороги Адильбека, который своим большим телом перегородил коридор. Вот он тащит на себе тушу Адильбека, а тот настолько тяжёл, что периодически они вместе падают. Вот он в какой-то уютной незнакомой комнате, из которой не хочется уходить. А вот он проснулся! В той самой уютной комнате… Рядом спит незнакомая девушка, а в кроватке у стены ребёнок. Как быстро! И сушняк! И писать хочется! Опа, да он совсем голый! Очень хочется побыстрее к себе, но непонятно, где одежда. Интересно, он на своём этаже? Да вообще, в своём секторе? Одежда обнаружилась на полотенцесушителе в ванной комнате. Постиранная…

К счастью, он оказался на своём этаже. К несчастью, дверь в их комнату по-прежнему была открыта настежь, а на его кровати спал Адильбек. В одежде и обуви. На соседней кровати, также не раздеваясь, спал незнакомый мужчина. Пустые бутылки валялись на полу и стояли на столе, последнюю недопитую Адильбек сжимал в руке. Под ней образовалась сладкая лужа, в которой копошились пленённые осы. Ещё с десяток полосатых мстителей с мерным гулом кружили по комнате. Робкие попытки растолкать казаха успехом не увенчались. От идеи полить его холодной водой Ромка отказался по причине крайней вспыльчивости последнего в подобном состоянии и веса уверенно за сотню. Кажется, тот рассказывал вчера, что ударом кулака валит лошадь на землю. Может, и врал, но проверять не хотелось. Пришлось вернуться в комнату гостеприимной леди и снова нырнуть в постель. Горячее тело призывно прильнуло. А что, всё не так уж и плохо!

Потом она покормила завтраком и его, и двухлетнюю дочку, и они вместе отправились гулять в парк Горького. Они катались на лодке, кормили уточек и ели шашлыки. Чем не идиллическое семейное воскресенье? После обеда ребёнка сморило, и Ромка нёс девочку на руках до метро. Она доверчиво положила голову ему на грудь и тихо посапывала. А у него сжималось сердце – как там его Юлька?

Расставаясь у дверей её комнаты, он так и не решился спросить, как зовут эту пухленькую, чистенькую, всю в кудряшках аспирантку третьего года откуда-то из Сибири…

* * *

И вот распределение. Они сидят в большой аудитории, обстановка торжественная: на столах скатерти, графины с водой и стаканы – всё как положено! Выпускники напряжены, даже те, кто давно знает, куда его сейчас распределят. Ромка испытывает апатию. Он не знает, что сейчас услышит, но про себя твёрдо решил – никуда из Москвы он не уедет. Чего бы ему это ни стоило! Он болт забьёт на это распределение, он останется здесь без прописки, нелегально, как угодно! Это его город! Здесь его друзья, круг общения, деловые связи. Он любит этот город, в конце концов! Так же нежно, как ребёнок любит маму. Мы не задумываемся о том, что нам дорого, пока не наступает пора расставаться.