– дозировки Гарька подбирал филигранно – и вторые полстакана как вошли уверенно, так и улеглись что надо. Доели картошку, больше не пили. Игорь закрутил пробку и поставил в холодильник остатки водки, а Ромка принялся убирать со стола. Обычный ужин закончился.
Водка наполняет их энергией. Требуется какое-то действие, и они едут к старшему брату Юре на Таганку посмотреть видак. Видак, или видик, а полностью видеомагнитофон – большая ценность. Советский «Электроника ВМ-12» стоил 1200 рублей, но купить его по госцене было невозможно, приходилось «доставать», переплачивая вдвое – обычной советской семье копить несколько лет. У Юры же имелся японский «Панасоник», который реально было обменять на комнату в Москве! Они смотрят «Греческую смоковницу». Ромка впервые видит столь откровенные сцены на экране телевизора, и возбуждение зашкаливает! Гарьку также не оставила равнодушным обнажённая красотка, и он кому-то звонит, несмотря на позднее время.
– Поехали, сейчас девчонки приедут, – делано равнодушно бросает он Ромке. Тот мгновенно подрывается, в душе восхищаясь Гарькиной способностью претворять мечты в реальность.
Они снова в общаге на Шаболовке и быстро наводят в комнате порядок. Стук в дверь, и заходит миниатюрная стройная девчушка с огромными глазами. Она выглядит старшеклассницей-отличницей, и Ромка не понимает, что она тут делает. Но ещё больше его волнует, где же вторая!
– Лиза не смогла, муж не отпустил…
Разочарованию нет предела, однако жизнь продолжается. Гарька галантно наливает Насте ликёр, а им водки. Даже выпив, Настя остаётся правильной, интеллигентной девушкой. У неё хорошие манеры и грамотная речь, чувствуется воспитание. Она москвичка в энном поколении, что не часто встретишь, и заканчивает Мориса Тореза. Настя безоглядно влюблена в Гарьку. Они начинают целоваться. Ромка пялится в телевизор, где транслируют классический балет, и страшно завидует другу. Как поётся в песне, «третий должен уйти!», но он почему-то не уходит. А парочка между тем перемещается на кровать. Ромка старается не смотреть в том направлении, но инстинкт сильнее чувства такта, и взгляд невольно смещается влево. Даже в скудном свете ночника он видит, что Гарька лежит на спине, а голова Насти опускается всё ниже, в то время как её аккуратный круглый зад под невесомой тканью короткого платьица всё больше выпирает в темноту комнаты. Настоящий друг Гарик требовательно смотрит на него и недвусмысленно указывает рукой на этот самый зад! Всё ещё сомневаясь и борясь с собственной нерешительностью, Ромка встаёт и начинает неуверенно расстёгивать ширинку. Гарька кивает головой и показывает большой палец. Сам не веря в происходящее, Ромка приближается к кровати и вот уже чувствует под тонкой тканью горячее женское тело. Кажется, его раскалённый орган сейчас лопнет от напряжения! В тот момент, когда казалось, всё вот-вот случится, Настя, сама дрожащая от возбуждения, с хриплым стоном оторвалась от Гарьки, резко повернулась и с диким выражением уставилась на Ромкин член!
Он готов был провалиться сквозь пол-общаги. В смысле – Ромка. Члену было всё равно, он был разочарован. Последовало выяснение отношений, слёзы, и наконец, Настя, схватив пальто, выскочила из комнаты. Ромка за ней. Гарька с деланым равнодушием на лице проводил их взглядом.
На улице было холодно, темно и тоскливо. Сверху, ясные в прозрачном морозном воздухе, презрительно щурились высокомерные звёзды. Её худые плечи вздрагивали, она стояла, уткнувшись лицом в холодную кору дуба. Он обнял её за плечи и мягко повлёк в сторону дороги, она не вырывалась. Им посчастливилось увидеть зелёный огонёк, такси остановилось, и скоро они уже были у него в общаге. Настя не спрашивала, куда и зачем он её привёз. Там они сразу оказались в кровати. Сначала она была деревянной и словно неживой, но по мере его усилий разогрелась, начала постанывать, а потом и кричать в голос. Ромка выдал лучшее, на что был способен – кончала она бурно и много раз подряд. После секса, несмотря на полное опустошение и усталость, она попросила отвезти её домой, что он и сделал. А сам поехал к Игорю, перед которым испытывал чувство вины.
Уже светало. Дверь оказалась открыта, Гарька сидел и паял. Он, как и старший брат, шарил в радиотехнике.
– Трахнул?
– Ага.
– Ну и правильно. Не фиг из себя целку строить!
Они легли спать.
Юра снова улетал в Югославию. Гарька отвёз его в Шереметьево на мерседесе и должен был поставить машину в гараж. Какой там! Машина на неделю оказалась в их распоряжении. Мерседес в Москве 1990 года был большой редкостью! Люди оборачивались на улице, показывали пальцами. Девушки проявляли необычную любознательность и благосклонность. Они катались втроём, к ним присоединился ещё один Игорь, которого тоже называли Гарик, или просто Носков. Он был из той же закрытой тусовки, что летала в Югославию и делала там сумасшедшие деньги.
На самом деле тема оказалась чрезвычайно простой и даже мизерабельной – отсюда они везли в Южку, как называли между собой Югославию, различный ширпотреб и нелегально продавали его там на стихийных барахолках. Фокус заключался в том, что местные цены уже были рыночными, а динар – фактически свободно конвертируемой валютой, в то время как в СССР цены всё ещё оставались государственно регулируемыми. Так, например, обычные лезвия «Нева» стоили в Москве 30 копеек, а продавались на рынке в Белграде за 1 динар, что равнялось 0.66 доллара США или по курсу 16,5 рублей – разница в 55 раз!
Однако знать тему и быть в теме – две большие разницы, как говорят в Одессе! Имелась масса подводных камней. И главная проблема – попасть в Южку. Дело в том, что из СССР невозможно было выехать просто так – существовали выездные визы. Советскому человеку требовались веские основания, чтобы выехать за границу!
Ромка поставил себе цель во что бы то ни стало вырваться за пределы железного занавеса. И дело было даже не в огромных деньгах, которые зарабатывали ребята. Дело было в той невероятной степени свободы, которую эти деньги давали! Попасть за границу, увидеть другие страны, посмотреть, как живут люди за пределами огромного концлагеря под названием СССР, было его мечтой с детства!
В эту закрытую тусовку не принимали чужих. Да и своих не принимали – больше народа, меньше кислорода! То есть денег. Конкуренцию никто не отменял. Даже Юра, которого он считал старшим другом, хоть и был не против на словах, но ничего не делал, чтобы взять Ромку с собой. И только Гарька, простая благородная душа, обещал, что в следующий раз они полетят вместе – он сделает ему официальное приглашение! Ромка верил и не отходил ни на шаг.
Нет, они по-настоящему подружились. Гарька был очень искренним, открытым и бесшабашным, широкая и щедрая душа – что ещё нужно в юности, чтобы заслужить верную дружбу! Ромку подкупали эти качества, его самого отличали искренность и верность – он готов был за Гарьку в огонь и в воду! Но первопричиной отношений, в которой он, может быть, и себе не хотел сознаться, всё-таки служило стремление Ромки оказаться в теме, вырваться из советской действительности в яркий и фантастический западный мир, каковым он тогда представлялся.
Это отнюдь не предполагало позицию нахлебника. У него были свои деньги, и они в равных долях закупали товар для будущей поездки. Другое дело, что Гарька не нуждался в напарниках, он вполне мог летать с братом, да с кем угодно ещё из уже сложившейся компании. Но он предпочёл взять и натаскать новенького, просто потому, что Ромка ему нравился. Им было хорошо вместе.
Поездка то и дело откладывалась. В основном по причине Гарькиного разгильдяйства и загулов. Очередной случился, когда тот проводил брата и остался с мерином под жопой. Большое искушение!
Они несутся по Ленинскому под двести! Гарька за рулём, Носков справа, Ромка сзади. Все слегка выпивши. В салоне громкая музыка и состояние эйфории. Тем неожиданнее трель милицейского свистка, которую едва слышно из-за музыки. Гарька даже не ведёт бровью и не сбавляет скорость. В зеркале заднего вида уже едва различима растерянная фигурка постового с полосатой палкой, которой он смешно и отчаянно машет, словно она чем-то может помочь. Через два перекрёстка очередной постовой заранее выбегает на проезжую часть, рискуя быть сбитым этим мощным железным конём. Гарька бьёт по тормозам, тяжёлую машину несёт по мокрой дороге, но они всё же останавливаются метрах в пятидесяти за постовым. Тот подбегает, тяжело дыша, после пережитого стресса. Медленно опускается тонированное стекло, из салона в лицо гаишнику смотрят два чёрных ствола. Вокруг темно, громко играет музыка, зарплата безоружного милиционера составляет шесть долларов в месяц, которые эти ублюдки в мерседесе сейчас пропьют за вечер. Гаишник не робкого десятка, но силы явно не равны, поэтому он круто разворачивается, зло плюёт на мокрый жирный асфальт и возвращается на освещённый перекрёсток, матеря про себя беззубую власть и этих то ли бандитов, то ли чьих-то сынков. А в рацию грубо отвечает старшему смены: «Сам задерживай этих козлов, там полна машина стволов!» Пожилой дежурный, такой же безоружный, как и вся советская милиция, сначала хочет взорваться на подчинённого, потом думает объявить план «Перехват», потом вспоминает про долгие разбирательства, зыбкие основания и строгую отчётность, а больше про скорую пенсию и устало произносит в рацию: «Ладно, Валиев, померещилось, небось, в темноте-то. Давай там поаккуратнее. Да номер в рапорте укажи. Разберёмся!» Все понимают, что никто разбираться не станет, подобных случаев всё больше и больше, а начальство только бубнит в ответ: «Авторитет советского милиционера должен действовать безотказнее табельного оружия! У нас же не Дикий Запад!» Вот вас бы самих на улицу ночью!
Мерседес тем временем подруливает к ЦК-шным домам на улице Удальцова, и компания со смехом вываливается из машины.
– Не, ты видел, как он обосрался! – Носков пьянее остальных, чувствует себя героем. Ромка вовсе не разделяет мнение Носкова, но не спорит и смеётся вместе со всеми – эти ребята крутые и, наверное, знают, что делают.