Лиля Брик, как и Сара Бернар, вполне могла бы стать прототипом песенки А.Пугачевой со словами: «За монетку, за таблеточку сняли нашу малолеточку…» и с припевом: «Здравствуй, девочка, секонд-хенд!». С той лишь разницей, что Лиля, возможно, была «любителем чистого искусства» и, конечно, не девочкой из «вторых рук», а гораздо из большего их количества. Про музу такого плана один известный поэт написал другому, более известному:
Эх поэт, уж видно пробил час,
Что лишил поэзию рассудка.
Раньше муза вдохновляла Вас,
А теперь Вас вдохновляет проститутка!
«Имя отца легендарной женщины… — Урия Александровича Кагана можно найти не только в списке присяжных поверенных при Московской судебной палате… но еще и в списке членов Литературно-художественного кружка, собиравшего в те годы «сливки» культурной элиты «второй» российской столицы» (А.Ваксберг).
Он был известен, как теперь говорят, в качестве правозащитника, борца за права евреев. Он не пожелал принять православия и «добился всего… сумев одолеть все барьеры, которые российский закон воздвиг для иноверцев».
«Его жена, рижанка Елена Юльевна Берман, была дочерью хорошо образованных и богатых родителей, училась в Московской консерватории (для некрещеной еврейки попасть в эту святую святых тоже требовало немалых усилий), но профессионалом не стала…»(Ваксберг).
Кстати, «Карманная еврейская энциклопедия» утверждает: «Черта оседлости — в царской России — территория проживания евреев, за пределами которой они не имели права расселяться…»
Из приведенных цитат видно, как тяжело было жить бедным богатым евреям до революции, как «свято» правительство соблюдало закон о черте оседлости! Как же здесь быть с «хрестоматийным примером»?
Лиля Каган, впоследствии Лиля Юрьевна (Уриевна) Брик родилась в 1891 году, ее сестра Эльза (будущая французская писательница Эльза Триоле и жена коммуниста Луи Арагона) родилась на пять лет позже.
А.Ваксберг восклицает: «Кто мог бы предположить, что именно Ося войдет навсегда в жизнь Лили Каган и даст ей не просто другую фамилию, но главное Имя?». Лукавит матерый автор — не Ося дал ей имя, а человек, к могучему таланту которого присосалась «семья» Бриков. Кто бы помнил о ней, не будь ее связи с Маяковским?
Еще в гимназии ходили слухи о Лилиных литературных способностях, хотя в действительности все сочинения за нее писал учитель словесности, видимо, отнюдь не бескорыстно.
Родители пытались учить свою дочь, сначала это был математический факультет Высших женских курсов, потом Московский архитектурный институт, какое-то время в Мюнхене она пыталась стать скульптором. «Но учеба не могла заменить того, что было куда интересней: любовные приключения, пылкие клятвы, тайные свидания, разрывы и новые встречи» (Ваксберг). «Следить за поведением дочерей всегда считалось долгом и привилегией матери. Отец, похоже, смирился с реальностью — он терпел и страдал. Зато мать делала выводы и принимала меры, подобные тем, которые предпринимались и в других благородных семействах, где взрослеющие девочки откалывали, случалось, еще и не такие коленца» (Ваксберг).
Вершиной такого «коленца» в семействе, почему-то называемом «благородным», был «роман» с собственным дядей (когда «от греха подальше» она была отправлена к бабушке в город Катовице). Родной дядя требовал «супружеского союза, благо законы иудейской религии не содержали на этот счет никаких запретов».
Пришлось вернуть дочь домой и нанять ей учителя фортепиано, избавляться от ребенка которого ее отправили в провинцию к дальним родственникам. «Операция прошла не слишком удачно: Лиля навсегда лишилась возможности иметь детей, хотя и без этой беды к материнству никогда не стремилась. Ни тогда, ни потом» (Ваксберг).
Наконец, в 1912 году московский раввин обвенчал Лилю к Осю Брик к радости родителей, посчитавших, что «художествам» барышни пришел конец, что это хороший гешефт — возможность «выдать замуж «беспутную» дочь за дипломированного юриста…». Как туг не вспомнить еврейскую поговорку— «Бог любит бедных, но помогает богатым» («Карманная еврейская энциклопедия» под редакцией Михаила Членова). Правда, родители жениха в восторге от женитьбы сына не были, зная «какой шлейф тянется» за молодой.
Биографы Лили Брик утверждают, что ее супружеская жизнь с Осей прекратилась (вдвоем —?) в 1914 или 1915 году.
Но прежде, чем Маяковский познакомился с Лилей Брик, У него произошла встреча с ее младшей сестрой Эльзой, которая после окончания гимназии поступила в дополнительный (педагогический) класс. В московском доме своих подруг — сестер Хвас Эльза Каган познакомилась с Маяковским, а после начала войны тайные их встречи стали явными и здесь «просто дружбой» дело не ограничилось.
Если некоторые биографы семьи Бриков оценивают встречи юной Эльзы Каган с Маяковским как дружеские, то сама она, через тридцать лет, будучи Эльзой Триоле, писала: «И только он дал мне познать всю полноту любви. Физической — тоже».
Знакомство же с Лилей произошло во время чтения у Бриков Маяковским поэмы «Облако в штанах», и он вывел над заглавием: «Лиле Юрьевне Брик». После этого Маяковский стал «чужим» для Эльзы, а поэт попал на военную службу в ту самую автороту, где служил Осип Брик, и Лиля теперь навещала их обоих.
Эльза же «стремясь скрасить свое одиночество… завязывала разные полулюбовные знакомства… Лишь много позже, летом 1916 года, Эльза «закрутит любовь» с молодым лингвистом Романом Якобсоном…».
Лиля Брик об этом времени писала: «Я знала все Володины стихи наизусть, а Ося влип в них»… «Он, похоже, влюбился в Маяковского куда более пылко, чем Лиля» (Ваксберг).
Печальным итогом 1917 года для Эльзы после серии неудачных «романов» стала такая же невозможность иметь детей, как и у старшей сестры.
Среди поклонников Эльзы появился член французской военной миссии в Москве Андре Триоле, за которого Эльза вышла замуж во Франции, непонятным образом выехав из Советской России.
Ал. Михайлов пишет: «…В воспоминаниях Л.Ю.Брик… возникает почти идиллическая семейная сцена. «По утрам Владимир Владимирович просыпался раньше всех и в нетерпении ходил мимо двери Осипа Максимовича. Если оказывалось, что он уже не спит, а, лежа в постели, читает или разыгрывает партию по шахматному журналу, В. В. требовал, чтобы он немедленно шел завтракать. Самовар кипел, Владимир Владимирович заготавливал порцию бутербродов, читались и обсуждались сегодняшние газеты и журналы»». И далее: «…когда это происходило — уже после того, как Осип Максимович был уведомлен о возникшей взаимной любви Лили Юрьевны и Владимира Владимировича? Или, может быть, что-то, как считает Б.Янгфельдт, происходило «без ведома О.М.?»
Ал. Михайлов считает, что где-то зимой или весной 1916 года в отношениях Лили Брик и Маяковского произошла какая-то перемена, и Осип, «уступив жену другому, но оставаясь законным супругом, избрал себе (и на всю оставшуюся жизнь, еще почти тридцать лет!) роль…», которую Михайлов не может даже квалифицировать.
Интересно то, что, видимо, первым литературным сочинением Осипа Брика была рецензия на «Облако в штанах», а сама Лиля признавалась, что до Маяковского у Бриков к литературе был пассивный интерес. Из дальнейшего будет видно, что возникший литературный интерес к творчеству Маяковского у Бриков был активно коммерческим.
Вот признание Лили по поводу ее отношения к Осипу, «которое повергает в сложные раздумья» (цитируется по Михайлову): «Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше чем мужа, больше чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе., Эта любовь не мешала моей любви к Володе. Наоборот: возможно, что если бы не Ося, я любила бы Володю не так сильно. Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося».
Эта ситуация в «семье» не вызывала радости ни у матери Лили, ни тем более в семье Маяковских. В марте 1919 «семья» переезжает в Москву и живет в маленькой комнате («Двенадцать квадратных аршин жилья…»), затем Маяковский получает комнату в Лубянском проезде, эта комната в коммунальной квартире стала его рабочим кабинетом.
Лето «семья» провела на подмосковной даче — в поселке Пушкино, где Маяковский целыми днями работал, а остальные два члена семьи загорали и весьма приятно проводили время.
В 1920 году «семья» переехала в Водопьяновский переулок, где было уже две комнаты, здесь Маяковский проводил большую часть времени, «будучи гражданским мужем замужней (формально) Лили Юрьевны Брик». «Квартира в Водопьяном, где созданный Лилей «творческий» беспорядок тоже по-своему отражал эстетику революции, перевидала великое множество знаменитостей, которые пользовались здесь полной свободой слова и поведения. Борис Пастернак, Сергей Эйзенштейн, Дзига Вертов, Казимир Малевич и другие виднейшие представители нового искусства покидали квартиру в Водопьяном лишь для того, чтобы уступить место очередным гостям, для которых всегда был здесь и стол, и дом, и постель» (Ваксберг). Последнее тоже очень верно характеризует «хозяйку» дома, чьи постельные истории ею не скрывались и были широко всем известны.
То, что Маяковский страдал, ничуть не волновало его «гражданскую» жену, которая говорила: «Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи». Добавим, что за хорошие стихи Маяковский получал хорошие деньги, что позволяло при этом хорошо жить другим членам «семьи».
Летом 1922 года у Лили Брик возникло новое увлечение. «Из текста поэмы «Про это» можно извлечь упоминание о «ревностях», проливающее свет на ситуацию. Но взгляд на это у нее и у Маяковского был неодинаков. «Законная» жена одного мужа и действительная (или, как говорят, гражданская) другого, Лиля Юрьевна в своем кругу исповедовала полную свободу от матримониальных обязательств» (Михайлов). Или, проще говоря, «спала» с кем хотела.
В конце 1922 года Маяковский с Лилей Брик по договоренности расстаются на два месяца, что привело к написанию поэм о любви «Про это» и «Люблю». Лиля же Брик, будучи сторонницей «свободной любви», продолжала жить беспечно и весело, «к концу жизни даже теряя представление о возрасте» (Михайлов).