От импульсивных действий ведут, видимо, переходы к планомерным действиям, в отношении которых сомневаются, насколько их можно назвать импульсивными. Аполл. осуществила оба своих преступления с тщательностью и осторожностью; второй раз она приняла вечером решение, чтобы осуществить его утром, после ночи сна. Загадочный процесс, который трудно понять!
Импульсивные действия — это инстинктивные действия (Вундт), которые на основе мотива без предшествующего акта выбора слепо претворяются в жизнь (ср. Hoche, Gerichtl. Psychiatrie. S. 503 ff.). В этом смысле преступление Аполл. едва ли можно причислить к импульсивным. Оно является переходным случаем между волевыми и инстинктивными действиями. Продуманный вечером план имеет отношение к первым, отсутствие каких-либо встречных мотивов — к последним. Это поступок, который можно понять только у стоящего на границе детского возраста существа. Хохе отмечает возникновение импульсивных действий из отклоняющихся от нормы чувств и настроений при одновременной интеллектуальной слабости. Она заменяется у Аполл. детским уровнем развития, которого при имеющей место безнадежной печали достаточно, чтобы исключить на некоторое время все более высокие этические точки зрения.
У Евы Б. имеет место, возможно, даже тонко разработанная планомерность, однако мотивировка у нее особенно неясная.
В любом случае представляется, что эти случаи показывают, что не только чисто импульсивные, но также и продуманные преступления, которым, однако, нельзя отказать совсем в импульсивности, могут возникать у морально и интеллектуально интактных, но находящихся в детском душевном состоянии девушек из-за ностальгического расстройства.
Импульсивным противостоят навязчивые действия. Если при первых без сопротивления импульс переходит в поступок, у последних направление воли приобретает по какой-нибудь патологической причине такую силу, что ее нормальным образом с помощью контрмотивов победить больше нельзя. После тяжелой, мучительной борьбы личность с ее нормальными мотивами уступает этому навязчивому импульсу. К возникновению таких навязчивых действий относится, видимо, всегда определенное развитие душевной жизни. Наверняка для восприятия и воспроизведения этих процессов требуется определенная зрелость. Возможно, поэтому редко, что больные ностальгией дети сообщают таким образом. Крафт-Эбинг (Gerichtl. Psychiatrie. S. 103) объявляет случай Хонбаум поступком из навязчивого представления, возможно, потому, что преступница, по-видимому, пришла к преступлению благодаря случайно пережитому пожару. Но у нее преобладает разрядка страха так сильно, и сведения о действии представления о пожаре так неточны, что с Крафт-Эбингом нельзя согласиться. Больше сходства с навязчивым действием имеет 1-й случай Хеттиха. Этой девочке внезапно приходит в голову идея убить ребенка. В течение нескольких дней она сопротивляется этому. Снова ей приходит мысль, она должна это оставить, затем опять, что она должна это сделать, пока преступление не было совершено. С тем же правом, как сказано выше об импульсивном психозе, здесь можно было бы, возможно, говорить о навязчивом психозе. Те же размышления должны были быть повторены. Фактом представляется только то, что на почве ностальгии могут происходить напоминающие навязчивые действия поступки. Что мешает причислить их к настоящим навязчивым действиям — это мало выступлений критики, преимущественное значение расстройства, схожесть процессов с нормальной борьбой мотивов.
Важную роль играют возникающие при ностальгии состояния страха. Кауплер чувствует давление на сердце, Кребс боязно, у Петерсен дрожат колени, временами страх кажется таким сильным, что возникает легкое помутнение сознания. Преступницы сообщают, что у них не было ясного сознания, что они были в замешательстве. Хонбаум даже не может сказать, что она думала и чего хотела. Это были, возможно, те состояния (они сообщали Платнер, Мекель и Мазиус), при которых возникал недобровольный позыв победить внутренний страх большим пламенем; при этом после совершения преступления индивидуумы были освобождены от сильнейшего страха. Это мнение было много раз повторено и, наконец, объяснено Гроссом. Он считает, что больные ностальгией хотят побороть «давящее чувство угнетенности сильным чувственным раздражением. Они поджигают дом или в случае необходимости убивают кого-нибудь, короче, это требует взрывообразного заряда». Это мнение, возможно, действительно для некоторых случаев (Кребс, Хонбаум, у М. Беллинг указывается, что страх после преступления прошел), однако это очень сомнительно. Именно планомерные действия преступниц совершаются, видимо, менее всего для того, чтобы привести к «моторной разрядке» свое чувство неудовольствия. Скольких их в безутешном состоянии и несказанной печали, которая омрачает рассудок, сужает мотивы, делает их представления зависимыми только единственно от одной цели, а остальные вытесняет, ведет непреодолимая тяга к родителям и мысль таким образом добиться возвращения?
Весьма возможно, что, аналогично меланхолическим состояниям более поздней жизни, у больных ностальгией также можно ожидать самоубийства наряду с насильственными действиями вовне. В более ранней литературе часто приводятся также случаи самоубийства от ностальгии, однако для его совершения, кроме этих утверждений и некоторых намеков во французской литературе о самоубийствах у детей, нет оснований. Самоописание Ратцеля, возможно, относится сюда, но его душевная жизнь ко времени попытки суицида так сложна, что о самоубийстве только из-за ностальгии едва ли можно говорить.
После преступления поведение девушек чаще всего незаметное, скромное. Рюш сразу сообщает о пожаре. Филипп, 1-й случай Хеттиха работает еще, Петерсен ест с хорошим аппетитом, Аполл. снова ложится в постель, Кребс чувствует себя больной и ложится дома в кровать.
В общих чертах, видимо, преступницы поначалу отрицают свое преступление. Единственные, кто сразу признается, это и так неполноценная Мари Г. и случай Плашера.
После более или менее упорного сопротивления они затем признаются. Здесь бросается в глаза, как часто сведения неясны и противоречивы. Уровень развития девушек не позволяет им еще делать хоть в какой-то мере ясные самонаблюдения. Это одна из главных сложностей для оценки. При подверженности влиянию молодой души суггестивные вопросы действуют еще совсем иначе, чем у взрослых. Чувство правды еще не совсем выражено, и некоторое беспокойство, некоторый страх совращает их на неверные показания. Тоща они надеются лучше оправдаться, если они, не зная никакого мотива, обвиняют себя в нежелании службы, в качестве мотива указывают гнев, плохое обращение, плохую еду и т. д. (случай Шпитты в журнале Хенке Ева Б.). Гросс часто слышал от ностальгических преступниц: «Не знаю, почему я должна была так действовать». Они, вероятно, говорили правду, также М. Беллинп «Она сама этого не знает».
Конечно, существует также опасность вопросами внушить юным преступницам ностальгию там, где ее не было. Однако с учетом личности и всех обстоятельств преступления эта опасность представляется не чрезмерно большой. Даже Еве Б., которая заговорила о ностальгии только в ответ на вопросы врача, можно в этом поверить. За исключением приходят к этому, если предпочитают не предложение абсолютной загадки. Ошибки в таких случаях возможны, и их оценка часто не остается без сомнений.
Отмечается, впрочем, много раз не просто отрицание преступления, а даже ложь, и именно также у обычно нравственно не неполноценных. Аполл. сочиняет историю, что она опрокинула бутылочку с лекарством штопальной иглой. Ева Б. притворяется, возможно, больной. 1-й случай Хеттиха утверждает, что дала дымящуюся серную кислоту из лучших побуждений. Рюш, якобы, случайно устроила пожар и даже пишет угрожающие письма, которыми она хочет отвести от себя подозрение. Все впоследствии исправляют эти ложные показания. Видимо, в природе детской души не принимать точно правду в страхе и боязни. Я еще раз напоминаю о девушке, которая из тоски остаться у матери и из боязни школы симулировала физическую болезнь(?).
Примечательно поведение раскаяния. Отдельные индивиды охватываются им сразу после преступления (Хонбаум, 1-й случай Хеттиха), другие — и их, видимо, большинство — склонны к кратким приступам раскаяния, причем оно не является продолжительным и не оказывает глубокого влияния на душу (Аполл., Ева Б.). Некоторые не испытывают никакого раскаяния (Шпитта в журнале Хенке). По показаниям преступницы представляется, что с увеличением умственного развития мысль о совершенном убийстве все тяжелее тяготела над Аполл. Еще не соответствует детской психике был» мучимым продолжительными угрызениями совести, тем более, что некоторые преступницы от ностальгии, поскольку у них нет чувства быть побежденной злым побуждением, с которым они боролись, вероятно, едва ли чувствовали вину.
На важный вопрос, что выйдет из преступниц от ностальгии, к сожалению, еще нельзя ответить. От них ожидают по праву, что они, в противоположность нравственно неполноценным поджигательницам, оказываются социальными, но также, что они, вероятно, в своей жизни еще проявят кое-какой психопатический симптом. Дольше всех после преступления наблюдаются до сих оба гейдельбергских случая. Они обе развивались очень благоприятно, правда, Аполл. в безопасности жизни в лечебнице. Ева Б., однако, выказывает в месте службы полную удовлетворенность и не допускает никаких проступков.
Перед тем, как мы остановимся на кратком уголовном рассмотрении, могут быть позволены еще некоторые разъяснения о нозологическом месте ностальгии. Утверждать, что ностальгия представляет собой особую разновидность болезни, непременно противоречило бы современным психиатрическим взглядам. Еще Дамеров утверждает, что это одно из многих названий болезни, которые выбираются по более близким или более отдаленным поводам.
Но никто не будет сомневаться в том, что в типичных случаях, которые остаются при попытке распределения по известным картинам болезни, ностальгия симптоматологически является самым отличительным признаком того, что внешний повод — удаление из родительского дома — всегда тот же, что и остальные симптомы, и сопровождающие обстоятельства имеют многократное сходство, так что обобщение этих состояний под симптоматологическим понятием «психоз тоски по родине», «ностальгия» правомерно.