Переступить черту. Истории о моих пациентах — страница 49 из 77

Если мы объединим все ранее перечисленные элементы восприятия в одну группу, группу ощущений, то вторую группу феноменологических элементов мы могли бы назвать пространственными и временными свойствами восприятия. Хотя предположительно не может быть ощущения без пространственных свойств, во всяком случае, без временных, мы вправе провести это разделение, так как одно и то же ощущение может происходить при различных пространственных свойствах, например, один и тот же красный цвет в разное время может выступать как точка, линия или плоскость.

Снова от этого феноменологического различия нужно отделить генетический вопрос о происхождении пространственных и временных зрительных восприятий. Некоторые психологи считают, что пространственные зрительные восприятия возникают путем «творческого синтеза» элементов зрительных ощущений с их локальными признаками и ощущений движений мускулов глаза. Для них пространственное восприятие — это не конечный элемент, они допускают лишь генетически конечные элементы, это значит, для восприятий — только ощущения.

Исчерпываются ли элементы восприятия ощущениями и пространствами и зрительными восприятиями? Долгое время казалось, что это так. Ассоциативная психология стремилась сознательно или неосознанно в связи с естествознанием, генетически объяснить душевную жизнь, исходя из таких элементов, которые «составляются» различным образом по определенным законам, в некоторой степени создать химию души. Ее успехи несомненны. Она увидела связь в душевной жизни, которую до тех пор не распознали, и путем психофизических экспериментов установила очень много фактов. Она стабильна и нерушима. Только встает вопрос, охватывает ли она все душевные проявления, все ли попадает в ее сферу влияния, что имеет отношение к психике, или все же есть нечто, имеющее отношение к психике, к чему ее категории вовсе не применимы. Мы задаем себе вопрос, не содержится ли в таком относительно простом по сравнению со всей психикой феномене восприятия большего, чем комплекс ощущений с пространственно-временными свойствами.

Давайте однажды представим себе, что мы сможем понять, если ограничимся только этими элементами и установим между ними закономерные связи. Дано большое количество элементов ощущения, которые психологи могут обозревать в некоторых несовместимых качественных системах. В сознании эти элемента объединяются в комплексы. Они исчезают и появляются. Крайне запутанными кажутся связи. Они идут по всем направлениям. Все может соединяться со всем. Так называемые «законы ассоциации» дают обзор этого. Возможности объединения образуют несколько групп, в которые входят отдельные обнаруженные связи. В этом потоке сознания одни элемента образуются путем воздействия раздражителя, другие воспроизводятся по следам прежних раздражителей.

Являются ли возникающие таким образом комплексы ощущений, даже если бы они были очень сложными, восприятиями? В этих комплексах ощущения не связаны друг с другом. Пожалуй, между ними существует каузальная связь, но эта связь не является содержанием сознания. Хотя ощущения образуют комплексы, но «объектами» на этом основании не являются. Могут возникать соединения этих элементов, но субъект не «воспринимает» в них объект. Некую хаотическую массу ощущений, которая изменяется по определенным правилам, мы постигаем с помощью учения об элементах ощущений, но, например, восприятие, при котором объекты узнают, сравнивают, между ними устанавливают связи, этого таким путем мы постичь не можем. Отсутствует нечто существенное, чтобы комплекс ощущений стал восприятием, элемент сознания, который несопоставим с ощущениями, элемент, известный психологам с древности, которого каким-либо образом касались в самых различных высказываниях и понятиях, но который не нашел всеобщего признания как учения об элементах ощущений и их ассоциациях: это переживание события, что мы как субъект направлены на какой-либо объект, предметно противопоставленный нам, и что-либо «подразумеваем». Гуссерль говорит об «интенциональных переживаниях» или «действиях»[67], причем в слове действие не содержится ничего от некой мистической «деятельности», а им обозначается феноменологический факт, что здесь имеет место особый элемент переживания восприятия.

Можно возразить, что в самом простом элементе ощущения есть эта направленность на объект. Если разделить ощущение и действие, то это будет совершенно излишним делением единого элемента. Как при всяком психологическом анализе, ответ можно получить двумя методами. Либо должно быть выявлено фактически раздельное и изолированное существование ощущений и действий, либо, если это невозможно, должно быть доказано, что ощущения и действия, каждое само по себе, остаются неизменными, в то время как изменяется другой элемент.

По первому пути следовать очень трудно. Можно указать на ощущения органов, которые сопровождают аффекты как содержание переживаний, сами не создавая объекта. Мы их только испытываем, в то время как в аффекте «подразумевается» совсем другой объект. Также и другие ощущения, вероятно, мы можем испытывать при полном внимании, но без предметного истолкования. Мессер описывает: «Я хорошо помню один случай, когда я испытал это со всей отчетливостью. Я первый раз ночевал в незнакомом городе и на следующее утро проснулся в испуге: мое сознание некоторым образом было заполнено интенсивными слуховыми ощущениями. Некоторое время они остаются нелокализованными (откуда они идут и какой предмет их издает); “разум”, так сказать, молчит; состояние отвратительное, пугающее. Однако это продолжается, пожалуй, только 2–3 секунды. Затем внезапно вспоминаю, что накануне вечером совсем близко от моего дома я видел железнодорожную линию. За этим тут же следует объективное объяснение ощущения: это шум проходящего мимо поезда».

Второй путь кажется более убедительным. Возьмем пример Гуссерля: «Я вижу предмет, например, эту коробку; я вижу не мои ощущения. Я все время продолжаю видеть одну и ту же коробку, как бы она ни была повернута или перевернута. Переживание ощущений меняется, все время новые ощущения входят в наше сознание. Остается все то же “подразумевание” коробки как объекта, то же самое действие». В этом общем переживании восприятия по-разному поворачиваемой коробки мы имеем переменную составную — ощущения и постоянную — «подразумевание» коробки. Это действует убедительно, если на основании подобных наблюдений и размышлений устанавливают, что обе составные части, по сути, различны, и что вторая составная часть, действие, «подразумевание» является тем, что прежде всего делает возможным присутствие «объекта» в нашем восприятии.

Итак, результатом мы имеем, что в восприятии, как и во всех психических переживаниях, следует выделять два разных, не сравнимых между собой класса элементов: ощущения и действия[68]. Ощущения — это материал, присутствие которого необходимо, чтобы вообще могли иметь место акты. Материал ощущений едва ли можно назвать «восприятием», так как в нем нет ничего от противопоставления субъекта и объекта, ничего от направленности на предмет, от «подразумевания» при восприятии. Мы воспринимаем не совокупность ощущений, как полагают некоторые психологи, а «вещи». Мы видим не просто чередование ощущений, а связь причины и следствия, когда один бильярдный шар толкает другой, это так же достоверно, как то, что мы видим «вещи», а не комплексы ощущений[69].

Это основополагающее разграничение психического материала ощущений и действий, по нашему убеждению, не теряют из виду многие авторы, которых цитирует Гольдштейн. Он разделяет их мнение, что каждое восприятие состоит из чувственных и нечувственных компонентов. Нечувственными являются, например, временные и пространственные представления, идентичность, сходство и различие. Но также и саму «предметность» Гольдштейн считает чем-то другим, нежели просто ощущением. Он говорит, например: «Наконец, мы вообще не можем испытывать ощущения вне связи с объектом, это значит, мы можем лишь “воспринимать”… “Ощущение — это изменение нашего Я”». Я придерживаюсь мнения, что это при всех его меняющихся формах очень древнее воззрение нашло свое самое ясное и безупречное выражение у Гуссерля, чьи исследования положили начало нашему суммарному анализу восприятия, не учитывающему важное различие, не говоря уже об изложении этих равно важных и сложных исследований[70].

Нам достаточно утверждения, что действия входят в состав восприятия в его последней данности. Какого рода эти действия, мы не исследуем. В связи с этим мы попытаемся внести ясность в эту проблему только в вопросе «достоверности» восприятий.

Здесь мы хотим установить, чего не следует причислять к действиям восприятия. Если, например, восприятие названо «устанавливающим», то акт, в котором признается действительность, считается элементом восприятия. Между этими действиями и восприятием нет необходимой связи. Нельзя сказать, что без них не существует восприятия. Вообще все действия, сопровождающиеся оценочным сознанием, не относятся к восприятию, но строятся на его основе. Мы хотим строго разграничить понятия «восприятие» и «мышление». Восприятие — это нечто данное, что может быть поводом для оценки, но само оценкой не является.

В противоположность этому некоторые психологи говорят об «оценке в восприятии». Нельзя отрицать, что почти всегда с восприятиями связано сознание, что мы представляем себе нечто реальное. Это подчеркивал Г. Майер, указывая на это сознание как на самое примитивное суждение, которое, хотя и не выражено в форме полного повествовательного предложения, но имеет тот же смысл. При желании выразить эти элементарные суждения словами можно было бы сказать: «солнце» или «светит». Напротив, полной оценкой было бы «солнце светит». Но имеющееся в большинстве восприятий — за исключением некоторых частично составляющих предмет этой статьи — сознание реальности является настолько примитивным, что едва ли может бы