[73], напротив, имеют определенный рисунок, могут быть удержаны, стоят перед нами во всей полноте и во всех деталях.
Как видим, здесь речь идет не об абсолютных противоположностях, а о типах, стоящих в противоположных концах ряда.
Между тем, как представления, характеризующиеся отсутствием объективного характера, приобретают все свойства, которые здесь приписывались восприятию, возникают псевдогаллюцинации Кандинского, которые совершенно независимо от воли — только в зависимости от внимания — подобно восприятиям, появляются и исчезают как нечто чуждое, и при этом так же абсолютно подробны, как восприятия, не обладая при этом достоверностью.
Следовательно, характер объективности не только идентичен независимости от собственной воли, хотя эта независимость нередко дает повод для неправильной оценки реальности. Мы увидим, что вопреки этой неправильной оценке реальности больные все же могут узнать и описать характер объективности. Далее характер объективности не идентичен детальной подробности, наполненности, наглядности и устойчивости содержания чувственных ощущений. Все это может быть в наличии и без характера объективности. Наоборот, очень неясное, тенеобразное, быстро исчезающее восприятие может обладать этим характером объективности.
После того, как мы отклонили оба этих неправильных толкования, возвратимся к вопросу о непреодолимом противоречии между восприятием и представлением, которое связано с проникновением в суть характера объективности.
В восприятиях, как и в представлениях, мы можем различать в определенном ранее смысле материал ощущений, пространственно-временные представления и действия. Каждый вопрос, будь то противоречие или переход, будет расчленяться таким образом на три подвопроса в отношении указанных трех моментов.
Из этих трех подвопросов мы рассмотрим прежде всего подвопрос о различии материала ощущений в восприятиях и представлениях. Теперь мы подразумеваем не восприятие полностью, а элементы ощущений. Возможность разделения при данном рассмотрении, несмотря на то, что элементы ощущений никогда не существуют сами по себе, а только в восприятиях, основывается на том, что изменяется только эта сторона восприятия, в то время как другие стороны остаются неизменными. Например, при отравлении сантонином больные видят все в желтом цвете при сохранении пространственной формы окружающих объектов и направленности на те же самые объекты.
В отношении различия элементов ощущения в восприятии и представлении возможны три точки зрения:
1. Элементы ощущения в обоих случаях совершенно идентичны. Различие состоит не в них самих, а в их синтезе, в богатстве элементов, которые содержатся в восприятии и представлении. Сам по себе монотонный серый цвет, в котором все представляется некоторыми людьми, является, как таковой, тем же самым элементом ощущения, что и при восприятии.
2. Элементы ощущений в восприятии и представлении по интенсивности различны. Это означает, что они не противоположны, но связаны отношениями перехода.
3. Элементы ощущений непереходно качественно различны. Элемент ощущения в представлении несравним с элементом ощущения в восприятии. Оба находятся в совершенно разных сферах, в совершенно разных измерениях, между которыми не может быть перехода.
Более подробного разъяснения требует вторая точка зрения. О разнице в интенсивности между ощущением и представлением писали часто, но понятию интенсивности в этом вопросе во многом недостает полной ясности.
Понятие интенсивности в общем ясно. Так называемая интенсивность ощущений располагается в ряд от едва различимого звука до грохота пушек, от едва заметного лучика до слепящего солнечного света. Этот ряд интенсивности, конечно, не переходит в представления. Ощущение, например, луч света, можно уменьшать по степени яркости, и он, наконец, не переходит в представление, а просто перестает быть видимым, или он исчезает в игре энтоптических феноменов (не представлений), которые заполняют наше объективное поле зрения, когда все внешние раздражители восприятия устранены. Данный ряд интенсивности не переходит в представление, а, скорее, становится представлением сам. Тихий звук представляется нам тихим, а громкий грохот пушек — громким.
Отдельно следует поставить вопрос, ведет ли иной ряд интенсивности, например, от ощущаемого тихим звука, к тихому представляемому звуку. Я не в состоянии констатировать такой ряд интенсивности. Я нахожу не ряд, а некую дилемму, при которой остается вопрос, являются ли элементы ощущения качественно различными или идентичными.
Другие понятия интенсивности, нежели оба названных, для элементов ощущения не подходят. Особенно вводит в заблуждение многократное употребление понятия «интенсивность», когда имеются в виду детальность и отчетливость представлений или восприятий. Кандинский пишет, «что первичные чувственные представления (если зрительный объект, например, рисунок имеет расплывчатые контуры и краски) могут быть даже менее интенсивными, чем образы воспоминаний предметов, виденных четко». Точно так же, вводя в заблуждение, говорят о достоверности, имея в виду полноту, содержательность и отчетливость представлений. Во всех этих случаях подразумеваются не свойства элементов ощущения, а характерные особенности их синтеза и протекания. Если здесь и можно сказать «интенсивность», то лишь в переносном смысле. Слово «интенсивность» употребляется по причине всеобщей склонности естествоиспытателей к количественной градации, но здесь она вовсе не уместна. Как иначе объяснить, что вместо емких слов «отчетливость, ясность, детальность, содержательность» применяется слово «интенсивность»?
Дальнейшее отличие, наблюдаемое в представлениях, мне кажется, также нельзя назвать различием по интенсивности. Некоторые люди не могут представить себе многих цветов, и все в своих представлениях видят серым, но тем не менее они знают о существовании других цветов и замечают, что их «серьге» представления не соответствуют действительности. Между крайностями, выражающимися в том, что кто-либо может представить себе любой цвет и цветовой нюанс, а кто-либо — только лишь оттенки серого, имеются переходы. Здесь у разных людей способность к представлению элементов ощущения варьируется. Они должны довольствоваться тем, что не представляемые для них элементы ощущения заменяются другими. Разумеется, что существует ряд возрастающего приближения к представляемому ощущению, соответствующему восприятию. Это лишь выражение того факта, что мы можем переживать чувственные элементы, скорее воспринимая, нежели представляя. Некоторые чувства, как, например, осязание, для многих людей в представлении вообще не участвуют. Каждому представленному ощущению, возможно, соответствует какое-либо воспринятое (но не каждому воспринятому — представленное), будь это даже зрительно воспринимаемый серый цвет. В представлении мы нуждаемся вместо адекватных в многократно заменяющих их чувственных элементах. То, что место заменяющих элементов занимают адекватные, является, наряду с детальностью, свойством псевдогаллюцинаций. Каждый человек характеризуется какими-либо адекватными ощущениям элементами представлений, так как каждое представляемое ощущение является адекватным, если не тому, которое оно замещает, то другому, даже если это серый цвет. В момент сразу после восприятия ощущения представлений почти всегда адекватны (последовательные образы воспоминаний). В этом случае ясно видно, что адекватные элементы представления все же являются элементами представления.
Все прежние рассуждения говорят о том, что мы склонны принимать непереходящее качественное различие между элементами ощущения, восприятия и представления. Это вопрос, решаемый обычной констатацией, все новыми и новыми сравнениями переживаний, повторными попытками превратить все в данность. Наши рассуждения имеют целью лишь разъяснение понятия и четкую постановку вопроса. Несмотря на то, что эти элементы ощущения представляются самой простой вещью на свете, чрезвычайно трудно прийти к конечному результату. Нам, несмотря на многочисленные попытки, сделать этого так и не удалось. Наша предположительная точка зрения часто высказывалась, но, правда, не ограничивалась последовательно элементами ощущения. Лучшие формулировки мы находим у Лотца и Йодля. Лотц пишет: «Это различие состоит не в том, что состояние, вызывающее наше ощущение, возвращается в воспоминании в крайне ослабленной степени, но в том, что последним недостает чувства живой причастности, т. е. как раз того, что сопровождает восприятия первых».
Йодль пишет, что «представление не является ни слабым, ни сильным ощущением, оно не является ощущением вообще». Второй вопрос состоит в том, как ведет себя пространственный момент в восприятии и представлении. Прежде всего, возможны те же три ответа, как при материале ощущений, и их нужно было бы обсудить подобным образом. Существует одно различие между материалом ощущений и пространственным представлением. Если бы элементы ощущений, восприятий и представлений были идентичны, то между ними существовала бы непрерывность. Нам было бы безразлично, является ли элемент ощущения частью представления или частью восприятия, и ничто не препятствовало бы тому же элементу представлений в следующий момент стать иллюзионистической составной частью восприятия. Иначе при пространственном представлении: различие объективного и субъективного пространства, проведенное Кандинским, не исключает того, что оба пространственных представления полностью идентичны во всех отношениях, кроме одного, но в этом одном отношении они полностью разделены: несомненен факт, что нельзя находиться в двух пространственных представлениях одновременно. Из одного пространства в другое нет перехода, есть только скачок. Между объективным и субъективным пространствами не существует непрерывности. Черный фон, который мы видим, закрыв таза, относится к объективному пространству. Этот фон при почти сомкнутых веках можно наблюдать наряду с внешними восприятиями.