Подобные наблюдения не единичны, в литературе они описаны довольно часто. Особенно при острых психозах, патологических состояниях сознания, а также у делирантов нередки достоверные оптические галлюцинации одновременно с реальными восприятиями. Феномены, появляющиеся в этих случаях, охарактеризовать гораздо сложнее, чем когда они имеют место при ясном сознании. Еще один пример. 36-летняя пациентка (диагноз: паралич, неврозы, люмбаго, нарушения внимания и памяти высокой степени, эйфорическое слабоумие, чередующееся с депрессиями) в течение нескольких дней испытывала галлюцинации. Боится. Очень возбуждена. Она слышала, что придет человек и отрежет ей ноги. Она рассказывает, что стояла у окна и разговаривала с этим человеком. «Он был там, на улице, с ним был еще один, это произошло сегодня утром». Вдруг, все еще продолжая рассказывать, в страхе съеживается, пристально смотрит на окошко над дверью, выходящее в коридор, шепчет: «Видите, вот они снова пришли, видите конец лестницы — и вон баллон, они пустят газ в комнату, чтобы отравить меня». Она ни за что не хочет выйти в коридор и посмотреть. На следующий день подобные галлюцинации повторяются, затем исчезают.
Гораздо труднее, чем при зрительных галлюцинациях, понять пространственные свойства других чувств. Пространственность зрения и осязания признается всеми психологами. Звуковое пространство большей частью отрицается. Акустическая локализация производится всегда при привлечении зрительных и осязательных представлений.
Существуют сомнения, что кроме этой вторичной пространственности акустических восприятий существует еще одна, первичная. То, что зрительные образы появляются всегда при локализованных слуховых восприятиях, усложняет наблюдение. Так что этот вопрос нельзя назвать решенным. Осязание в чистом виде мы также не сможем получить, так как у зрячего человека его место занимает зрительное пространство. Звуковое пространство даже приблизительно не может иметь такую точность и разнообразие локализации, как осязательное и зрительное пространства, но в нем возможны такие локализации, как «близко» и «далеко», «сбоку», «спереди», «сзади». Тем не менее, все эти слова вызывают в нашем сознании зрительные представления.
Так как пространственные представления кажутся всегда зависимыми от двух разных свойств ощущений, то здесь возможно сочетание элементов акустических ощущений с двигательными ощущениями мускулатуры тела. Этим мы лишь хотим подчеркнуть, что утверждение отсутствия собственного звукового пространства не является окончательным. Описания, сделанные больными, которые одновременно испытывали акустические галлюцинации и псевдогаллюцинации, наводят нас на мысль, что здесь, как и при оптических восприятиях, достоверность связана с переживанием, происходящем в объективном и субъективном пространстве. За такими больными велось весьма разностороннее наблюдение, в то время как те, которые испытывали галлюцинации и псевдогаллюцинации в оптической области, до сих пор, насколько я вижу, были описаны лишь Кандинским.
Здесь мы можем указать на различие двух видов голосов, которые слышала госпожа Краус.
«Мой пациент Перевалов различает в своих субъективных слуховых восприятиях: а) “непосредственную речь” (слуховые галлюцинации) двоякого рода… (громкое и тихое)… Больной полагает, что эти звуки и слова произносят электрики, и они достигают его уха самым обычным путем (например, через отверстия в стенах); б) говорение при помощи особого “тока”, причем этот “ток”, направленный в голову больного, заставляет последнего слышать те или иные слова в соответствии с желанием производящего этот “ток”. Слуховое восприятие в этом случае лишено характера объективности, не локализовано ни в какой точке внешнего мира, неизменно однообразно: больной не замечает разницы в тембре; в) навязчивое мышление без внутреннего слышания…» Похожие случаи неоднократно наблюдались Белларже и Кеппе.
Перевалов утверждает, что голоса не локализованы ни в какой точке внешнего мира. Такое отрицание объективной пространственности часто встречается при псевдогаллюцинаторных голосах. Имеет ли здесь место субъективная пространственность или происходит непространственное слышание, неясно. Но в аналогичных случаях внутренние голоса могут быть локализованы в субъективном пространстве. Такие больные сообщают, что воспринимают голоса как будто из далекого города, находящегося за пределами физически возможного слухового восприятия. Такие галлюцинации описаны как экстр акампинные галлюцинации. Здесь имеет место акустическая локализация, как всегда объединенная со зрительным представлением. К представлениям, но не к восприятиям, относится также зрительное представление находящегося позади и вокруг нас в настоящий момент реального пространства. Акустические псевдогаллюцинации, возможно, могут быть локализованы и в этом зрительном восприятии. С другой стороны, достоверные акустические восприятия, которые достигают нашего уха сзади и сбоку, мы постоянно локализуем в этом представляемом зрительном пространстве. Локализация акустических псевдогаллюцинаций в достоверном зрительном пространстве, напротив, не наблюдается.
Таковы данные о пространственной локализации акустических восприятий и псевдогаллюцинаций. Кажется, их трудно объединить. Скорее всего, объединение было бы возможным при существовании первичного звукового пространства (что тем не менее должно быть подтверждено непосредственным наблюдением). Если бы вся пространственность акустических восприятий была бы вторичной, то тогда при акустических восприятиях было бы безразлично, является ли эта вторичная пространственностъ объективной или субъективной. Тоща акустическая псевдогаллюцинация была бы локализована в достоверном зрительном пространстве, чего тем не менее, как показывают наблюдения, не происходит. Если существует собственное звуковое пространство, то становится ясно, что достоверное оптическое пространство может объединяться только с достоверным акустическим пространством, но не с субъективным акустическим пространством, так как между объективным и субъективным пространством существует абсолютная прерывность.
Тоща можно объяснить и остальное: мы реально окружены как достоверным, так и находящимся позади нас и объектов представляемым оптическим пространством, но только одним достоверным акустическим пространством. Причина этого в строении наших органов чувств. Отсюда между представляемым пространством, поскольку оно является непосредственным продолжением объективного, и этим последним непрерывности в физической области не существует. Поэтому представляемое как непосредственное продолжение оптическое пространство может локализаторно объединиться с достоверными акустическими восприятиями. Таким образом объясняется факт, что в представляемом позади нас оптическом пространстве могут быть локализованы как достоверные, так и псевдогаллюцинаторные акустические восприятия. Это пространство как непосредственное продолжение достоверного оптического пространства способно локализовать акустические восприятия; как представляемое пространство, оно в то же время способно указать локализацию соответствующих представлениям чувственных образований, таких как акустические псевдогаллюцинации.
Эти немногие замечания скорее являют трудности, вызванные разнообразием фактов о пространственной локализации акустических восприятий, чем дают решение. Так как мы придаем большое значение разъяснению постановки вопросов, то дальнейшее рассмотрение второстепенных сторон освещаемых здесь проблем заняло бы слишком много места и отвлекло нас от цели.
Существование особого осязательного пространства признается всеми. Мы тоже признаем непосредственную разницу объективного и субъективного осязательного пространства, того, в котором мы производим достоверные осязательные восприятия и в котором формируются наши осязательные представления, например, округлость шара, но существует большое различие между субъективным зрительным и субъективным осязательным пространством. Оно состоит в том, что мы можем представить себе осязание в непосредственной близости от нашего тела. Оно происходит всегда «на теле», в то время как объекты зрительных представлений могут быть удалены на очень большое расстояние. Может быть, на этом основании соответствующее различие между галлюцинациями и псевдогаллюцинациями зрения и слуха, в области осязания не наблюдалось. Не обнаружено оно и до сих пор. Я, впрочем, не сомневаюсь, что при благоприятных обстоятельствах способные к наблюдениям больные могут установить это различие.
Представим себе еще раз все, что является «достоверным». Достоверными являются объекта нормального восприятия, достоверной — наклонность линий в примере Цельнера, достоверны последовательные образы, слабый свет и самый тихий шорох, достоверны истинные ложные восприятия, голоса, иллюзии и т. п. Все эти феномены могут быть различными как в генетическом, так и во всех других отношениях, общим для них является достоверность. Мы уже видели и ниже рассмотрим подробней, что достоверность и реальность — не одно и то же, и что между констатацией достоверности и оценкой реальности имеется существенное отличие.
В чем заключается «достоверность», нам еще не стало ясно. Для сознания это нечто данное, в противоположность образности. Но тем не менее мы хотим знать, как она связана с элементами, которые мы таким же образом анализируем в восприятиях и представлениях. Мы не знаем, являются ли элементы ощущений в обоих случаях различными. В отношении пространственных свойств мы обнаружили, что пространственность разделена на объективное и субъективное пространство, что все достоверное имеет место в объективном пространстве, и что между обоими пространственностями существует прерывность.
Итак, мы подходим к третьему элементу, действиям. Из ощущений объекта получаются путем «подразумевания» и противопоставления. Способы этого противопоставления различны.
Различают действия «устанавливающее» (все действительные или признаваемые действительными) и «не устанавливающие», только «подразумевающие» (оставляющие открытым вопрос о реальности или истинности предмета или обстоятельства), действия, которые подразумевают предмет как имеющийся в наличии или отсутствующий и т. д. Можем ли мы таким образом обнаружить противопоставление достоверности и образности в различии действий? Кажется, что это так. Что касается материала восприятий, мы можем усомниться в существовании принципиального отличия, рассматривать оговоренную пространственностъ как нечто недостаточное для понимания достоверности, виды мнения наверняка принципиально различны; существуют виды «мнения», когда мы подразумеваем как нечто достоверное, или же как представление, образ, как внутреннее представление или, предположим, псевдогаллюцинацию. Кроме действий, подразумевающих предмет как реально присутствующий, отсутствующий или вообще нереальный, есть действия, которые, независимо от того, какое из только что перечисленных действий основывается на них, подразумевают предмет как достоверный или представляемый. С другой стороны, при как таковых ощущениях и как таковой пространственности, прежде чем они путем действий станут объектами — если мы попытаемся представить себе невозможное — не имеет смысла говорить о достоверности. Во- первых, нам должен быть дан предмет, он сразу будет либо достоверным, либо образным.