[78]. Мы опасаемся либо навязывания больному своими вопросами четкого различия, либо боимся не увидеть эти важные различия в его переживаниях, если больной сам не подходит к этому. Это подтверждается особенно в отношении ложных восприятий. Насколько трудно получить точные и надежные сведения о свойствах обмана чувств, узнал и сам Фехнер, несмотря на то, что он опрашивал только здоровых и образованных людей, чтобы получить сведения о картинах воспоминаний, последовательных образах и т. д. Он говорит, что очень трудно даже самому получить надежные данные и найти для них правильный способ выражения. «Тщательное и неоднократное самонаблюдение с “удерживанием” обманов чувств, определенная постановка вопроса при работе с другими, боязнь вложить в их уста ожидаемые ответы — все это должно быть непременным условием. В отношении некоторых пунктов едва ли может быть дана объективная гарантия, что, опрашивая других, мы были верно поняты и правильно понимали сами, и что внутри наблюдения имели место сравнимые обстоятельства». Мы относимся к больному как экспериментатор к участнику эксперимента, как это происходит в некоторых современных психологических экспериментах, которые придают особое значение последующим описаниям переживаний испытуемыми. Но мы лишены всех преимуществ тех экспериментов. Мы не можем сами быть участниками эксперимента, мы имеем лишь очень скудный материал по гипнотическим галлюцинациям и иллюзорным переживаниям из собственной жизни. Мы почти никогда не можем далее варьировать условия наступления интересующих нас явлений. И наконец, мы можем лишь очень редко наблюдать больных в то время, как они непосредственно испытывают обман чувств. При острых психозах больные менее склонны по нашей просьбе приступить к самонаблюдению, а в большинстве случаев неспособны к этому. Только исследование по окончании психоза показывает нам, что испытывал больной. У хроников обманы чувств тоже не бывают настолько часты, что мы можем уловить момент их наступления и присутствовать при этом. Так объясняется факт, что вся казуистика получается результатом исследований постфактум.
Те суждения, которые высказываются не о реальности, а о собственных переживаниях, мы называем психологическими суждениями. Рассматриваемые нами психологические суждения таковы: я переживаю тот или иной факт, я уверен, что вижу или слышу это достоверно, воспринимаю этот процесс. Соответствующие суждения о реальности звучали бы следующим образом: я уверен, что этот предмет существует, что он реален, что этот процесс происходит на самом деле.
Психологическое суждение является определяющим в вопросе, являются ли чувственные переживания достоверными или они похожи на представления. Из психологического суждения мы узнаем не только то, что фактически переживает больной, но и сам больной может впасть в заблуждение, если его психологическое суждение было ошибочным[79]. Особый случай, если процесс, подвергаемый суждению, существует только в воспоминании, а не в моментальном переживании. Очень часто о воспоминаниях судят неправильно, особенно если явление длилось очень короткое время. Мы сами можем наблюдать перед сном, как мимолетность образов делает невозможным суждение о том, находились ли они в субъективном пространстве или в темном фоне, возникающем при закрывании таз. Если бы явление было более стабильным, мы могли бы скорее судить о нем. Психологическое суждение о достоверности в присутствии явлений (а не воспоминаний) и при ясном состоянии сознания не будет ошибочным, если вопрос, побуждающий к наблюдению, будет поставлен правильно.
Мы переходим к описанию отдельных случаев, которые покажут нам действенность и значение психологического суждения.
Случай доктора Штрауса
Доктору медицины Штраусу[80], род. в 1870 г., было 36 лет, когда он стал хроническим морфинистом и кокаинистом, и именно к этому году относится первый объективный отчет, которым мы располагаем. В течение ряда лет он лечился от наркомании, но затем снова и снова случались рецидивы. Каждый раз новый рецидив приводил к интоксикационному психозу с бредом и галлюцинациями. В марте 1906 г. он снова находился в состоянии галлюциноза. Он подозревал, что его жена и отец с помощью «колдовства» пытаются привести его в то состояние, при котором он принужден будет отправиться в лечебницу. Он отличал кокаиновые галлюцинации от, по его твердому убеждению, действительных, таинственных и пугающих явлений, которые давали повод для бредовых идей. Он поменял жилье, чтобы не испытывать более подобного. Но в первую же ночь он сломал всю мебель й в смирительной рубашке был доставлен в лечебницу. Врач замечает, что еще до того, как он стал употреблять кокаин, у него были проявления мании преследования, иногда он был твердо в них убежден, а порой признавал патологическими.
С марта по август 1906 г. он находился в закрытой лечебнице. Там он успешно освободился от морфиновой и кокаиновой зависимости. Но его психоз не прошел. Он все время слышал голоса, высказывал бредовые идеи против жены и отца, врачей и выдающихся личностей, которые якобы преследовали его, обнаруживал следы мании величия: он не просто врач, медициной должен был заниматься просто ради куска хлеба, всю жизнь против него затевались козни и интриги; таинственно намекает на связь с австрийским эрцгерцогом.
Его состояние часто менялось. То он лежал с неподвижным и напряженным лицом, не отвлекаясь от своего общения с голосами (непонимание, основанное на иллюзии), то будучи, напротив, в ясном рассудке, извинялся за свои нелепые речи, то был радостно возбужден или глубоко подавлен. Голоса он почти всегда принимал за достоверную реальность. «Это никакие не галлюцинации. Кто это утверждает, просто негодяй». Кроме прочих, он слышал голос отца, на который отвечал бранью. Особенно когда было тихо, голоса внушали ему что-то. Тогда он пытался отвлечься в чьем-нибудь обществе. Он слышал критические замечания в ответ на свои слова, часто таким образом его слова превращались в полную противоположность. Голоса называли его «Ваше императорское высочество», и он откликался на это и тоже называл себя так. Во время чтения, при любом другом занятии голоса мешали ему. Он иногда признавал патологическое происхождение части голосов. Наконец, он стал считать, что это — всего лишь искусный прием, что врачи пытались влиять на него внушением.
О периоде с 1906 по 1910 гг. нет никаких сведений. В 1910 и 1911 гг. Штраус находился на повторном лечении в Гейдельбергской клинике. Порой он полностью воздерживался от употребления кокаина, а иногда должен был заново отвыкать от него. Он рассказывал, что все время слышал голоса. На исследования он соглашался только крайне неохотно, иногда отказывался отвечать на многие вопросы. В январе 1911 г. он признался одному врачу, что у него все еще есть «нарушения слуха». Это, наряду с другими обстоятельствами, послужило причиной нового рецидива злоупотребления морфием. «Теперь я примирился с этим и снова достиг внутреннего равновесия. Мы уже говорили об этом. Вы, должно быть, принимаете меня за сумасшедшего, да и я, расскажи Вы мне подобное, также считал бы Вас сумасшедшим. Я сам врач, я часто вижу таких же людей у X. (врача, которому он иногда ассистировал в одном неврологическом санатории). У меня, вне всякого сомнения, был психоз, и я знаю, что это такое. Вопреки всему, я не могу решиться признать голоса галлюцинациями, по крайней мере, в те моменты, когда их испытываю. Как естествоиспытатель, я говорю себе, что эти голоса имеют естественную природу и поэтому должны быть, как и все остальное, чем-то обусловлены. Но они находятся определенно вне меня, так что я, чтобы объяснить их, предпочел бы выдвигать все возможные теории, которые соответствуют нашим познаниям о природе, чем признать, что они основаны только лишь на воображении. Так, я пришел к мысли о беспроволочном телеграфе. Вы наверняка знаете о нем. Конечно, я понимаю, что все мои предположения бессмысленны, и что речь идет о галлюцинациях. Что касается галлюцинаций, то я знаю средство заставить голоса замолчать. Это происходит, если я отвлекаю внимание. В таких случаях я обычно читаю “Отче наш”. Я могу отвлечь себя говорением, я просто должен нарушить тишину». «Как я уже говорил, я примирился со своей судьбой. Я знаю, что меня не успокоит никакое объяснение. Подобные вещи необъяснимы. Поэтому я не заставляю себя искать объяснения. Это значит, что сейчас мне нужно заставлять себя делать это».
Одна «попытка объяснения» была связана с аудиенцией у министра императорского дома фон У., которой он добивался, чтобы заявить о том, что он подвергается преследованиям. Эти идеи возникли вследствие злоупотребления морфием. Он считал, что кайзер или министр фон У. каким-то образом заинтересованы в том, чтобы состояние его здоровья улучшилось, возможно, сочувствуют ему, а может, хотят наказать его в воспитательных целях. «Я не знаю, как это лучше выразить, но я приписываю голосам положительное влияние, несмотря на то, что они часто внушали мне страх».
Несколько недель спустя он объявил о своей готовности к дальнейшему исследованию. Он еще раз откровенно признает, что 5 лет назад у него был острый психоз, объективно описанный выше. Из него постепенно развилось его теперешнее состояние, в котором он слышит голоса. В первой фазе он первые четыре дня испытывал живейшие оптические явления. Позднее он смог представить себе все еще более отчетливо, например, целую шахматную доску с фигурами для игры вслепую. Теперь, к сожалению, наблюдать подобное он уже не может. В течение четырех дней он видел церковные кладбища, открытые могилы, видел «ужасные события», в императорских склепах общался с живыми мумиями. Крыша склепа разверзлась, он увидел каменные руины, звездное небо. О дальнейших подробностях он говорить не захотел. Видения сексуального характера испытывал лишь однажды. Иногда не узнавал окружающие предметы, например, шкаф принимал за постовую будку, откуда за ним наблюдали. Однажды он по собственной воле захотел вновь увидеть императорские склепы и был уже близок к этому, но вдруг раздался возглас «Браво!», всегда означавший, что он находился на ложном пути. После этого свои попытки он прекратил. В первое время, когда он начал слышать голоса, он был возбужден и взволнован, полагая, что их слышат все. Поэтому он требовал от врача снотворное.