Суждение о реальности мало занимало нашего больного, были ли это голоса призраков или нечто другое, для него не имеет значения. Главным для него является содержание, упреки, разговор о его прежнем образе жизни. Рассматривать их как продукты патологии он не может, так как в своем депрессивном состоянии сознания едва ли сможет так много размышлять. Он, правда, слушает, когда ему объясняют это, но без интереса. О таинственных голосах он тем не менее продолжает говорить, как будто ему ничего ранее не сообщалось об этом. Они для него имеют характер действительности, в ответ на вопрос он дает непосредственное суждение о реальности, если его спрашивают дальше и загоняют в тупик, он объясняет, что не знает сам, что это за голоса.
Это характерно для больного в последнем наблюдаемом состоянии. В начале психоза это было нечто другое. Он испытывал страх и ужас перед голосами; вследствие такого душевного состояния угрожающие явления имеют характер непосредственной действительности. Он соответствует характеру действительности иллюзий, который им присущ в аффектах страха. Даже если кто-то в таком состоянии приходит к тому, чтобы путем правильных размышлений найти правильное суждение о реальности, он не может сделать это суждение действенным. Можно говорить об имеющих чрезвычайно важное значение псевдогаллюцинациях и таких же иллюзиях, если нам необходимо определить этот чрезвычайный характер реальности на основе аффектов.
Во всех предыдущих случаях мы прежде всего рассматривали настоящие достоверные галлюцинации и следующую за ними правильную или неправильную оценку реальности и увидели, какие, например, симптомы могут в неясных случаях привести нас к мнению о том, что речь идет о псевдогаллюцинациях, о которых больные судят психологически неправильно. В этих трех случаях оценка реальности в отличие от более ранних случаев либо непосредственно была правильной, либо, если имелась склонность к вынесению неправильной оценки, то эта склонность не казалась достаточно серьезной, либо, наконец, вопрос о реальности был при депрессивном состоянии сознания безразличен, так что об этом не велось серьезных размышлений.
Наконец, рассмотрим еще один случай, в котором мы хоть и не сможем разъяснить факты галлюцинаций или переживаний, но который дает нам возможность увидеть, как больной воспринимает два различных вида реальности, и какие вопросы это ставит перед нами.
Случай Августа Вайнгартена
Август Вейнгартен, род. в 1863 г., не женат, прожил всю свою жизнь в Маннгейме. После окончания вечерней школы долгое время был рабочим в транспортном агентстве. В феврале 1908 г. в окружном ведомстве он делал несколько раз заявления о том, что подвергается преследованиям. Он был доставлен в больницу, а оттуда в психиатрическую лечебницу.
В клинике он ориентирован, в ясном сознании, имеет правильное восприятие, отвечает на вопросы по существу. Он кажется безучастным, но не равнодушным. Поведение естественно, без чудачеств.
Он очень сожалеет о заявлениях, сделанных им в полиции. Он должен был привести доказательства, а их у него нет, хотя все является фактом. Люди всегда убегали от него. «Я стою теперь тут как дурак. Лучше бы я не доносил!»
Его мучения начались в 1901 г. В то время делали из него льва или вселяли льва в него. Несмотря на это, он мог продолжать работу, так как лев приходил лишь иногда, особенно ночью. Затем он примерно в течение четверти часа должен был бегать на четвереньках и рычать. В 1903 г. лев выпрыгнул у него из груди и больше не появлялся.
Большинство людей обращались с ним плохо. У них были научные книги, и они действуют как в романе. Из книг они научились добираться до него каким-то странным образом, чего он сам не мог проделать. Их целью было извлечь как можно больше выгоды, например, они пробили дырку у него в затылке и доставали оттуда деньги. Все свои страдания они сваливают на него. Эти люди могут превращаться, проникать сквозь стену, быть под землей. Эти люди «из превращения» насели на него. Он их тоже видел. Одни из них как гномы, полметра высотой, другие естественных размеров, некоторые голые, некоторые одетые. Он пытался схватить их, но они легко ускользали. В большинстве случаев они убегали, если он хотел схватить их и отвести в полицию. Одному из них он дал на улице пощечину. Другого схватил и собирался отвести его в полицейский участок, но тот успел снова ускользнуть. Поэтому у него нет доказательств. Однако у него есть определенные подозрения. Мясник и кондитер, а еще люди с виноградника — преступники, но также и другие.
Есть люди в «превращении», которые хорошо относятся к нему, но их мало. Они кладут ему деньги в затылок с обещанием забрать их снова, тогда он будет богатым человеком, но «злые» просверлили ему до этого затылок и забрали деньги.
В то время, когда начались удары судьбы, его считали ангелом, этого не хотели «злые» превращенные. Ему много раз говорили, что наступят еще худшие времена, и это значило, что ему ночью вскроют череп и выцарапают все так, что у него будут невыносимые боли. Ночью ему подложат женщин, которые лишат его естества. Кроме того, ему затолкнут мужские и женские гениталии в рот, так что в животе у него начнутся колики. Через затылок и седалищную область, которые он затем показывает врачу как доступные осмотру предполагаемые места воздействия, натолкают кусочков красной бумаги, и он чувствует это во всем черепе, как это давит, и все вплоть до левой ноги набито до отказа.
Больной видел также ведьм, как они всей толпой танцевали. Они были очень маленькими, приблизительно полметра в высоту, но могли уложить любого, вынуть из тела дух, затем сунуть его обратно. Ему они еще ничего не сделали. Потом он снова объясняет: «Это было для меня все равно».
Многочисленные обманы слуха. Повсюду вокруг клиники бегают люди и что-то кричат. Они кричат, что он должен нести свой крест, он может передать лишь немногое из содержания голосов.
У него так и не сложилось законченного впечатления о том, что такое «роман». Так как нас интересует эта сторона симптома, мы приводим дальнейшие высказывания, сделанные им в течение нескольких недель. Он рассказывает: «С детства я должен был расплачиваться за все в “романе”». «Роман — это превращение людей, самая большая чепуха и идиотизм». Когда ему было 7 лет, он пережил удар. Это длилось два часа. Вдруг он оказался снова в Маннгейме и не знал, каким образом он туда попал. У него было такое ощущение, будто он находился в чужом теле. Однажды он свалился в Некар. Одна женщина схватила его и спасла. Это было не в романе, а с ним. В романе он ничего не мог бы сделать. Поэтому вся история не подходила к нему (налицо явно чувство пассивного переживания). В «романе» он чувствовал бы себя по- другому, но это он себе не воображает. Он не сдержан в словах, болтлив, говорит о ничтожных «важных господах» в «романе», он ничего не мог с этим поделать. Если бы я мог что-нибудь сделать, я б помог себе. В «романе» люди почти не видны, бестелесные, не имеют устойчивой формы, четко их не увидишь. Он пытается показать различие и рисует настоящего человека более жирными линиями, придавая ему четкие контуры, человека из превращения рисует слабыми линиями, расплывчато. В «романе» монет меньше, и кошелек тоже меньше. Нормальные предметы остаются без изменений, только «превращенные» имеют меньшие размеры. О своем отношении больной говорит, что люди в «превращении» и голоса его больше не заботят. Он не обращает на это внимания, для него это просто неважно. Он не может ничего с этим поделать, и врач ничего не может тоже, так что придется с этим примириться. Здесь, в клинике, все то же самое, что и снаружи. Человек из «превращения» сидел у него недавно на шее. «Роман всюду в Маннгейме и вообще».
Интеллект у него в порядке. Он в курсе последних событий, может говорить о русско-японской войне и хорошо ориентируется в этом вопросе. На заявление, что он сумасшедший, отвечает: «Сумасшествие сумасшествию рознь». Его волнует, что, кажется, ему никто не верит: «Я возьму свои слова обратно, если Вы не верите, но я-то знаю, что это правда».
Из этого сообщения невозможно отчетливо понять, чем являются у этого больного изолированные ложные восприятия, чем переживания при изменениях сознания, чем искажения воспоминаний, чем подлинные галлюцинации и псевдогаллюцинации. Его нельзя было подвести к лучшему описанию и более точному разделению. Мы видим, что у него есть точка зрения, что некоторые естественные люди имеют способность жить в другой реальности, в «превращении», в «романе», и что он должен испытать пассивным образом в романе все удары судьбы, которые он испытал по их вине. Если бы мужчина был готов к подробному отчету и психологическому наблюдению, то мы могли бы установить, лежит ли в основании его теории романа единый класс действительных феноменов, таких как псевдогаллюцинаторные восприятия, частично изолированные, частично в отрешенном состоянии, или же особый род достоверных восприятий, которые отличаются от других восприятий определенными признаками (недостаток устойчивости, прозрачность) или это были различного рода феномены, которые он единообразно объясняет своей идеей романа. Мы тогда установили бы, как протекали возможные отдельные переживания, какие отношения они имеют к изолированным явлениям и т. д. К сожалению, в данном и в большинстве подобных случаев это не было возможным.
Описанные нами случаи, в особенности последние, взяты каждый сам по себе, мало доказательны, неясны, ставят больше вопросов, чем могут дать ответов на них. Если мы привели эти случаи, то потому, что на сегодняшний день нет лучших, и так как это выражает состояние нашей науки, которая выдвигает различные точки зрения, опираясь на имеющийся материал. Так мы можем содействовать тому, что тот, кому посчастливилось наблюдать больных, способных к хорошему психологическому самонаблюдению и готовых дать необходимую информацию, яснее видит, чего недостает общей психопатологии, и что она, кроме прочего, должна анализировать в области ложных восприятий, так как мы убеждены в том, что только единичные, редкие, хорошо наблюдающие за собой больные могут действительно продвинуть общую психопатологию в том, что касается ее материала.