Они отправились, каждый на своей машине, в закусочную «Пинкс» на Ла-Бреа-авеню. Время ланча еще не наступило, и очередь была вполне умеренной. Взяв подносы с едой, они сели за столик в дальнем зале. Холлер набросился на метровый хот-дог, а Босх тем временем рассказал ему о встрече с Да’Куаном Фостером и об откровениях последнего по поводу алиби. Холлер не вступал в разговор, пока не прикончил бутерброд.
– Трудно поверить, что он смертельно боялся раскрытия этого секрета и готов был скорее сидеть в тюрьме за убийство, – заметил Босх.
– Ну, гордость не позволяла признаться, – сказал Холлер. – Он занимал определенное положение в обществе, приобрел репутацию. Жена, дети. Он не хотел потерять все это. И потом, знаешь, когда человек невиновен, он думает, что все как-нибудь обойдется, справедливость сама собой восторжествует, – верит в подобную чушь. Даже бывшие гангстеры вроде него лелеют фантазии.
Босх пододвинул Холлеру свой нетронутый хот-дог.
– Все это абсурд, – пробурчал он.
– Разумеется.
– Я имею в виду не торжество справедливости, а твои хитрости.
– Мои хитрости? Какие хитрости?
– Все это было подстроено. Ловушка для меня.
– Не понимаю.
– Ты, Мик, очень ловко пустил меня по следу. Дал мне понюхать приманку, зная, что я обязательно дойду в конце концов до городской тюрьмы и поговорю с Да’Куаном. Ты знал не только о свидетеле, опровергающем алиби Фостера, но и о том, где он был в это время. Знал, а мне не сказал.
Холлер, откусивший большой кусок второго бутерброда, попытался улыбнуться с полным ртом, но у него это плохо получилось. Прожевав, он стер горчицу с губ салфеткой.
– Когда будешь делиться со мной хот-догом в следующий раз, не добавляй, пожалуйста, столько горчицы.
– Ладно, запомню. Но не увиливай. Чего я не понимаю, так это почему Да’Куан, уже рассказав тебе правду о своем алиби, пытался обмануть меня на этот счет?
– Ну, может, он сначала боялся открыться тебе и проверял, стоит ли это делать.
– Опять какой-то вздор! Почему тогда ты ничего не сказал? Тоже проверял, можно ли мне доверять?
– Нет, конечно. Я хотел, чтобы ты вник в это дело самостоятельно и стал нашим независимым сотрудником.
– Независимым сотрудником? Чушь. Ты просто использовал меня.
– Возможно, и использовал. Но еще и дал тебе шанс.
– Какой шанс?
– Ты следователь по делам об убийствах. В Управлении полиции Лос-Анджелеса решили, что больше не нуждаются в твоих услугах. Но многим людям и организациям очень нужен опытный детектив.
Босх покачал головой и, положив руки на стол, подался к Холлеру:
– Почему же ты сразу не выложил мне все как есть, чтобы я сам сделал свой выбор?
– Ха! Прямо так и сказать тебе, что моего клиента обвиняют в зверском убийстве, какого город не видел с тех пор, как зарезали Николь Симпсон, что его ДНК совершенно случайно попала в тело жертвы и что он придумал себе фиктивное алиби, потому что его настоящее алиби состояло в том, что он провел ночь в мотеле с трансвеститом по прозвищу Синди? Да-а, представляю, какова была бы твоя реакция, если бы я выложил тебе все это сразу!..
Босх промолчал, чувствуя, что это еще не все. И он был прав.
– …А самое забавное заключается в том, что это невообразимое алиби теперь невозможно доказать, потому что, прежде чем я успел добраться до Синди, в одном из переулков Голливуда был обнаружен его труп.
Босх навострил уши. Еще один секрет Фостера, о котором он умолчал.
– Когда это произошло?
– В марте.
– До того, как Фостера арестовали по делу Паркс, или после?
– После.
– А точнее?
– Вроде бы через несколько дней.
Босх задумался, затем спросил:
– Кого-нибудь задержали?
– Когда я пытался выяснить это, подозреваемых не было. Как сейчас – не знаю. Поэтому, Гарри, мне и нужен детектив с опытом расследования убийств. Сиско начал было вникать в суть вопроса, но неудачно приземлился на мотоцикле и вышел из строя.
– Надо было рассказать мне все это.
– Вот я и рассказал.
– Я должен был узнать раньше.
– Ну, узнал теперь. Так ты берешься за это дело или нет?
14
Босх привык к мысли, что скоро умрет. Не то чтобы что-то угрожало ему извне или подвело здоровье. Нет, он был в отличной форме для своего возраста. Много лет назад он расследовал убийство, связанное с кражей радиоактивного материала. Он облучился; его лечили, после чего дважды в год – а в последнее время раз в год – проверяли рентгеном, и всякий раз рентгенограмма не выявляла никаких отклонений от нормы. Ни этот случай, ни какие-либо другие инциденты, произошедшие за тридцать с лишним лет его службы в полиции, не давали оснований думать о смерти.
Эта мысль была связана с его дочерью. Босх приступил к выполнению родительских обязанностей с опозданием. Он даже не знал о существовании Мэдди, пока ей не исполнилось четыре года, а жить у него она начала лишь в тринадцать лет. Это произошло всего пять лет назад, но за это время Босх сделал открытие, что родители видят своих детей не только такими, каковы они в настоящий момент, но и такими, какими они должны стать – как надеются родители – в будущем: жизнерадостными, нашедшими свое призвание, свободными. Такое ощущение возникло у Босха не сразу, но довольно скоро после переезда Мэдди к нему. Закрывая глаза ночью, он видел ее выросшей, красивой и уверенной в себе, счастливой, здоровой и бесстрашной.
Прошло время, она достигла того возраста, в котором он представлял ее себе. И тут его воображение перестало рисовать ее в будущем. Он решил, что кто-то из них двоих не доживет до того времени и он не увидит ее такой. Он не хотел, чтобы умерла она, и предпочитал думать, что на этом свете уже не будет его.
Вернувшись в этот вечер домой, Босх решил рассказать Мэдди о своей новой работе. Дверь ее комнаты была закрыта. Он постучал и попросил дочь выйти на несколько минут, чтобы поговорить.
Мэдди появилась одетая в пижаму, и он встревожился:
– Ты не заболела?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Просто такое впечатление, что ты уже ложишься спать.
– Ну да, собираюсь лечь. Хочу накопить побольше часов сна.
– Что-что? Как это?
– Ну, как у зверей бывает зимняя спячка. Боюсь, я не смогу спать в палатке.
– А вещи собрала?
– Осталась кое-какая мелочь. Так что ты хотел?
– Будешь ужинать?
– Нет, я берегу здоровье.
Это, скорее всего, означало, что, поглядев на себя в зеркало и увидев там то, чего другие не замечали, она решила худеть.
– Мэдди, если ты не будешь есть, здоровья не прибавится.
– Кто бы говорил, – парировала она. – Сколько раз ты сам ничего не ел, когда расследовал какое-нибудь дело.
– Так это потому, что некогда было или кусок не лез в горло… Поужинала бы. Ничего с твоим здоровьем не случится.
Она сделала каменное лицо, давая понять, что не желает больше говорить на эту тему.
– Пап, я уж как-нибудь сама решу, ладно? Ты только за этим меня позвал?
Босх нахмурился:
– Нет, я хотел рассказать тебе, чем теперь занимаюсь, но это можно сделать и в другой раз.
– Нет-нет, расскажи, – попросила она, радуясь, что можно прекратить обсуждать ее питание.
– Хорошо, – кивнул он. – Помнишь, мы говорили не так давно о моей работе, и я тогда сказал, что расследование убийств для меня что-то вроде призвания и я никогда не смог бы работать на адвоката защиты типа твоего дяди?
– Помню, конечно. И что?
Поколебавшись, Босх решил признаться во всем сразу.
– А теперь Микки обратился ко мне по поводу одного убийства. Он уверен, что клиент невиновен и его подставили.
Босх сделал паузу, но Мэдди никак не прокомментировала сказанное.
– Он попросил меня расследовать это дело, – продолжил Босх. – Поискать свидетельства того, что клиент ни при чем. Ну… и я согласился.
Мэдди долго смотрела на него, не произнося ни слова, затем произнесла:
– А кого убили?
– Одну женщину… Кошмарное, зверское убийство.
– Ты же говорил, что никогда не возьмешься за такую работу.
– Ну да, говорил. Но тут я подумал, что если этот человек действительно невиновен, то, значит, убийца гуляет на свободе. И меня беспокоит, что он может находиться где-то рядом с тобой и другими людьми. В общем, сегодня я дал Микки согласие поработать на него и считаю, что тебе надо знать об этом.
Она кивнула и отвела взгляд. Это задело Босха даже больше, чем то, что она сказала вслед за этим.
– Он в тюрьме? – спросила Мэдди.
– Да, вот уже два месяца.
– Так, значит, есть возможность, что ты будешь работать ради того, чтобы выпустить убийцу на свободу, и он станет разгуливать рядом со мной и другими людьми?
– Нет, Мэдс. Если он убийца, я не буду ничего делать для того, чтобы освободить его.
– Но разве можно быть уверенным в этом на сто процентов?
– Я думаю, на сто процентов ни в чем нельзя быть уверенным.
Она только покачала головой, сказала:
– Я пошла спать, – и направилась в свою комнату.
– Погоди, Мэдс. Нельзя же так. Давай обсудим это, – попросил Босх.
В ответ он услышал лишь, как захлопнулась дверь и щелкнул замок. Он стоял, задумавшись над ее ответом. Он был готов к тому, что коллеги-полицейские воспримут в штыки его новую работу, но не ожидал этого от собственной дочери.
Ужинать ему расхотелось.
15
Босх поднялся пораньше, чтобы просмотреть еще раз досье и свои записи перед звонком Люсии Сото. Позвонить ей надо было ровно в двадцать минут девятого. Если она не изменила своим привычкам, которые он изучил, работая с ней в паре последние несколько месяцев перед отставкой, то должна была в этот момент направляться в кофейню «Старбакс», расположенную на Первой улице, в квартале от полицейского управления. Он набрал ее номер.
– Сото слушает, – сразу же ответила она.