– Значит, полицейские не разговаривали с вами по поводу того вечера, – сказал Босх.
– Нет, приятель. Никто не заходил ко мне ни в один из вечеров, а днем я работаю. Вот как-то днем эту карточку подкинули.
– Вы не знаете, кто-нибудь из жильцов дома встречался с полицией?
– Миссис Хименес. Она живет на втором этаже. Но она ни черта не видит, да еще и глуховата.
– Вы слышали что-нибудь, кроме того, как закрывают багажник и двери автомобиля?
– Нет, приятель, ничего больше.
– И не выглянули в окно, чтобы узнать, что происходит?
– Нет, приятель, я слишком устал тогда, и к тому же…
– К тому же что?
– К тому же не хочется вмешиваться во что-нибудь такое, чтобы не наживать проблем.
– Проблем с бандитами, вы имеете в виду?
– Ну да.
Босх кивнул. Было известно, что банда Восемнадцатой улицы плохо ладит с людьми, проживающими на территории, которую бандиты считают своей. Трудно было осуждать человека за то, что он не спешит к окну проверять, что делается снаружи.
– Не помните, в котором часу раздавалось это хлопанье дверями и багажником?
– Нет, не запомнил, а теперь уж и времени много прошло. Но это было точно в ту ночь, когда убили, потому что утром переулок был забит копами. Я видел их, когда пошел на работу.
– А где вы работаете?
– В аэропорту.
– В транспортной безопасности?
Мужчина рассмеялся, словно Босх отмочил хорошую шутку.
– Нет, в багажном отделении. Компания «Дельта».
– Хорошо. Как вас зовут?
– Рикардо.
– А фамилия?
– Вы ведь не коп?
– Раньше считался копом.
– Что значит «считался копом»?
– Сам не знаю.
– Зовите меня просто Рикардо, ладно?
– Ладно. Спасибо, Рикардо.
Мужчина бросил окурок на бетонный пол, раздавил его пяткой и ловко отправил ногой в ближайший цветочный горшок.
– Доброй ночи, приятель, считавшийся копом.
– Доброй ночи.
Перед тем как выйти на улицу, Босх ознакомился со списком жильцов. Хименес действительно жила в квартире двести три, а квартира сто три принадлежала Р. Бенитесу. Он направился к своей машине.
Вставив ключ зажигания в гнездо, Босх не сразу повернул его. Он сидел в машине, глядя на то место, где было оставлено тело Джеймса Аллена, и думая о словах Рикардо Бенитеса. Тот слышал, как закрыли багажник, а потом две двери автомобиля. В голове Босха рисовалась картина: в переулок заезжает машина с выключенными фарами; из нее выходят двое, оставляя двери открытыми, и идут к багажнику; они достают труп, прислоняют его к стене и возвращаются к машине; один из них закрывает багажник, они садятся в автомобиль, захлопывают двери и уезжают. На все это требуется… секунд тридцать, наверное?
Босх кивнул.
Их было двое.
Он включил зажигание.
25
Из-под двери в комнату его дочери выбивалась полоска света. Поколебавшись мгновение, Босх негромко постучал. Он не думал, что Мэдди ответит сразу, потому что обычно она надевала наушники и слушала музыку. Но дочь удивила его, сказав:
– Входи.
Он открыл дверь. Мэдди сидела в постели, накрывшись одеялом, на коленях у нее был ноутбук.
– Привет, я вернулся, – сказал он.
– Вижу, – ответила она, снимая наушники.
– Чем занимаешься?
– Просто слушаю музыку.
Он подошел и сел на край постели, стараясь не обращать внимания на односложность ее ответов.
– И что за музыка?
– «Дэт кэб»[30].
– Это песня или группа?
– Группа. Полностью – «Дэт кэб фо кьюти». А их песня, которая мне очень нравится, называется «Черное солнце».
– Звучит вдохновляюще.
– Это действительно потрясающая песня, папа. Она напоминает мне о тебе.
– Почему?
– Не знаю. Просто напоминает.
– Ты смотрела профили, которые я принес?
– Да.
– И как они тебе?
– Ну, во-первых, они повторяют друг друга – прямо удивительно. Как будто можно описать разные случаи одними и теми же словами, хотя это совсем разные дела и разные убийства.
– Но это же, как говорится, неточная наука.
Мэдди сложила руки на груди и спросила:
– Как это следует понимать?
– Ну, не знаю. Наверное, так, что они хотят охватить все конкретные случаи и описать каждого преступника в общих терминах.
– Папа, скажи мне – только честно: профиль убийцы или преступления помогал тебе хоть раз раскрыть убийство?
Босх задумался на минуту, перебирая разные дела, и Мэдди произнесла:
– Ну вот. Я думаю, это и есть ответ.
– Нет, погоди. Я просто вспоминал. Таких случаев, чтобы профили разъясняли буквально все и указывали прямо на убийцу, не было. Но зачастую они мне очень помогали. Твоя мама…
Она ждала продолжения, но Босх молчал.
– Что моя мама?
– Да нет, ничего. Я просто хотел сказать, что она не была профайлером по профессии и все же была лучшим профайлером из всех, каких я знал. Она видела человека насквозь. Я думаю, благодаря своему жизненному опыту она была очень чуткой к людям, интуитивно воспринимала все особенности убийства и понимала его мотивы. Я показывал ей фотографии из тех дел, которыми занимался, и она делилась со мной своими соображениями.
– Она никогда не рассказывала мне об этом.
– Ну, ты же была еще маленькой. Наверное, она не хотела говорить с тобой об убийствах.
Босх замолчал, подумав, что уже давно не вспоминал Элинор Уиш. Это была удручающая мысль.
– Знаешь, у нее была теория, – продолжил он задумчиво. – Она полагала, что в основе мотивации каждого убийства лежит чувство стыда.
– Всего лишь чувство стыда? – удивилась Мэдди.
– Да, всего лишь чувство стыда. Люди хотят избавиться от него любым способом. Не знаю, конечно, но мне кажется, это очень верно.
– Мне не хватает ее.
– Да, понимаю, – кивнул Босх. – Возможно, так будет всегда.
– Я пытаюсь представить себе, что было бы, если бы она была жива. Иногда мне хочется, чтобы она была рядом и подсказала, что надо делать.
– Ты всегда можешь посоветоваться со мной, – отозвался Босх. – Надеюсь, ты понимаешь это.
– Я имею в виду всякие женские дела.
– Да, ясно.
Босх не знал, что еще сказать. Он был очень рад, что Мэдди открылась ему впервые за долгое время, но чувствовал, что не способен воспользоваться моментом, и опять упрекнул себя в том, что он плохой отец.
– Может быть, это как-то связано со школой? – спросил Босх. – Что-то беспокоит тебя?
– Да нет, школа как школа. Но все девочки жалуются, что их матери ничего не понимают или хотят руководить ими во всем, включая выбор профессии и прочее. А мне иногда жаль, что у меня этого нет. Хочется, чтобы мама объяснила мне то или это… Я чувствую потребность обсуждать разные темы. Вот у тебя ведь были и отец, и мать.
– Ну, это, наверное, немного другое дело, – пожал плечами Босх. – Девочки, как мне кажется, действительно нуждаются в матери.
– М-да… А я не могу эту потребность удовлетворить.
Босх наклонился к дочери и поцеловал в макушку. Впервые за долгое время он не чувствовал подросткового сопротивления. Он встал и, увидев на полу упакованный и готовый к транспортировке огромный серый рюкзак, вспомнил, что на следующий день Мэдди прощается со школой и отправляется в палаточный лагерь.
– Вот черт! – воскликнул он.
– В чем дело?
– Я же забыл, что ты завтра уезжаешь. Не стоило уходить сегодня из дома.
– Ничего страшного. Мне надо было собираться. Да и уезжаю-то я всего на три дня.
Босх снова присел на кровать.
– Прости меня, – сказал он.
– Да нечего прощать.
– Надеюсь, ты хорошо проведешь там время.
– Сомневаюсь.
– Ну, постарайся, по крайней мере, ладно?
– Ладно.
– И посылай мне сообщения по телефону.
– Говорят, связь там очень плохая.
– Ну, если получишь сигнал с моего телефона, дай знать каким-нибудь способом, что у тебя все хорошо.
Он опять поцеловал дочь в макушку, стараясь не дышать, чтобы не выдать себя, что он пил пиво, затем встал и пошел к двери.
– Я люблю тебя, малышка, – сказал он. – Увидимся завтра утром перед твоим отъездом.
– Я тоже люблю тебя, папа.
Он верил, что она говорит искренне.
26
Утром Мэдди после долгих споров все же разрешила ему отнести рюкзак в ее машину. Она сказала, что к школе им подадут автобус, который отвезет их в горы, и отправилась на запланированное организаторами развлекательное мероприятие.
Босх смотрел вслед ее автомобилю и жалел, что ее не будет дома целых три дня. Он сварил кофе и сел с чашкой за большой обеденный стол, превращенный им в рабочий, как делал всегда, будучи копом. Он опять взялся за досье, составленное по делу Паркс.
Материалы досье не были для него застывшей догмой. Хотя в данном случае у него на руках была всего лишь копия, в которую он не мог заносить результаты собственного расследования, и сколько бы он ни читал ее, количество слов и страниц в ней не менялось, это не имело значения. В ходе его расследования менялся смысл написанного, ибо теперь он знал об убийстве больше, чем тогда, когда заглядывал в журнал в прошлый раз, и приобретенное знание представляло факты в новом свете.
Он начал перечитывать документы, помещенные в самом начале, и вскоре дошел до телефонного журнала. Следователи начали прослеживать разговоры Паркс по личному и рабочему телефонам в течение последних трех месяцев ее жизни. Они выявили всех лиц, с которыми она разговаривала, и стали их опрашивать, но тут появились результаты теста ДНК, уличающие Да’Куана Фостера, и детективы, как показалось Босху, целиком переключились на него и бросили работу над списком абонентов. Тем не менее со многими из них они успели побеседовать и записать в отчет краткое резюме беседы или отмечали тех, кто не заслуживал внимания, аббревиатурой «БП» (без подозрений).