о всей своей неотвратимости.
– Ну вот и хорошо, – сказал Босх. – Но прежде чем мы начнем, я хочу позвонить напарнику и сообщить ему, где нахожусь. Нам надо быть все время на связи.
– Я думал, вы должны быть все время вместе.
– В идеале да, – ответил Босх. – Но когда у нас такое разветвленное расследование, как это, мы разделяемся, чтобы собрать больше материала. Важно сохранять темп.
Он посмотрел на часы и, взяв телефон, притворился, что делает вызов, а на самом деле включил записывающее устройство. Он поднес мобильник к уху, как будто ожидал ответа абонента. Посидев так некоторое время, напечатал сообщение: «Привет, это Гарри. Сейчас без четверти шесть, я допрашиваю доктора Шуберта в его кабинете. Он согласился сотрудничать. Если возникнут затруднения, я позвоню. Поговорим позже».
Сделав вид, что выключил телефон, Босх положил его на стол поверх папки, достал записную книжку и похлопал себя по карманам в поисках ручки. Не найдя ее, он потянулся к стоявшему на столе стакану с ручками и карандашами.
– Послушайте, я не давал официального согласия сотрудничать с вами, – сказал Шуберт. – Вы вынуждаете меня. Вы огорошиваете человека заявлением, что его собираются убить, и он, естественно, хочет поговорить с вами и выяснить, в чем дело.
– Это следует понимать как согласие дать показания?
– Понимайте как хотите.
Босх посмотрел на лежавшую на столе папку и затем на Шуберта:
– Почему бы нам не начать с часов?
– С каких еще часов? О чем вы?
– Доктор Шуберт, вы прекрасно понимаете, о каких часах я говорю. О часах «Одемар Пиге», которые вы купили два года назад в Лас-Вегасе. Женская модель «Ройял оук офшор». О тех часах, которые, по словам вашей жены, были украдены, но, по вашему признанию, были проданы вами, чтобы погасить карточный долг.
Шуберт, казалось, был ошеломлен тем, что все это известно Босху.
– Но ведь это не соответствует действительности? Я не смогу помочь вам, если вы будете запираться и не скажете правду. Убиты четыре человека. Четыре, доктор. И связывают их эти часы. Если вам дорога жизнь, вы должны рассказать мне все.
Шуберт закрыл глаза, словно это был выход из того отчаянного положения, в какое он попал.
– Это не должно быть предано гласности, – проговорил он. – У меня клиенты. У меня… – Он не смог продолжать.
– У вас репутация, вы уже говорили. Я понимаю. Не могу ничего обещать, но постараюсь сделать для вас все возможное. Если вы скажете правду.
– Жена не знает об этом. Я люблю ее, и это будет для нее ударом, очень сильным ударом.
Он сказал это скорее себе самому, и Босх решил не понукать его и дать ему время собраться с силами.
Шуберт, похоже, решился. Он открыл глаза и посмотрел на Босха.
– Я совершил ошибку, – сказал он. – Ужасную ошибку… – И опять замолчал.
– Какую ошибку, доктор? – спросил Босх, хотя, зная всех фигурантов дела, уже догадывался, в чем проблема. Эллис и Лонг работали в полиции нравов и заглядывали в темные закоулки секс-бизнеса. Именно там они встретились с Джеймсом Алленом. По всей вероятности, туда же забрел и доктор Шуберт.
– У меня установились дружеские отношения с одной пациенткой, – сказал Шуберт. – Она работала в индустрии развлечений для взрослых и перенесла несколько косметических операций. Было улучшено все, что только можно, – губы, грудь, ягодицы. Инъекции ботокса мы делали регулярно. Применялись хейлопластика, фейслифтинг, подтяжка кожи на руках – предпринималось все, чтобы ее карьера не прервалась.
Босх не имел понятия, что такое хейлопластика, и не хотел даже спрашивать. Другие более-менее понятные названия и без того действовали на него угнетающе.
– Это, разумеется, делалось в течение многих лет – около десятка, – добавил доктор и замолчал, словно сказанного им было достаточно, чтобы представить себе все остальное.
В общем-то, так оно и было – Босх понимал, что за этим последует, но хотел, чтобы Шуберт сам рассказал все.
– Что конкретно вы имеете в виду под «дружескими отношениями»? – спросил Босх.
– Хорошие отношения между врачом и пациенткой, – кратко ответил Шуберт. – Чисто деловые.
– Ясно. Как же произошло, что эти двое, Эллис и Лонг из полиции нравов, вторглись в вашу жизнь?
Шуберт опустил на миг глаза и смирился с неизбежным.
– Обещайте, что вы не внесете это в свои отчеты – разве что в сугубо конфиденциальные документы.
– Обещаю, – сказал Босх. – Не буду вносить это ни в какие полицейские отчеты.
Шуберт довольно долго вглядывался в лицо Босха, словно определяя, можно ли ему верить. Затем кивнул – скорее своим мыслям, чем Босху.
– Я переступил черту, – сказал Шуберт. – Я переспал с ней, с пациенткой. Это было только один раз, но с тех пор я ни на минуту не переставал сожалеть об этом.
Босх кивнул с понимающим видом.
– Когда именно вы переступили черту? – спросил он.
– В прошлом году, перед самым Днем благодарения. Это была ловушка. Они это подстроили.
– Как ее зовут?
– Дебора Стоувол. Но работает она под другим именем – Эшли Джагс или что-то вроде этого.
– Вы сказали, они подстроили это. Каким образом?
– Она позвонила мне на работу. В конце дня я даю консультации по телефону. Она пожаловалась, что после инъекции ботокса, сделанной в нашей клинике, у нее началась аллергия. Я пригласил ее прийти утром, чтобы посмотреть, в чем дело. Но она ответила, что не может, так как у нее распухло лицо. Она хотела, чтобы я приехал к ней.
– И вы поехали.
– Да, вопреки здравому смыслу. В конце рабочего дня я взял медицинскую сумку и направился к ней на квартиру. В этом не было ничего особенного. Иногда я выезжаю по вызову – все зависит от клиента. Даже в тот день я сначала съездил к другой пациентке, а потом уже к ней. Но я знал о ее профессии и должен был предвидеть, к чему это может привести.
– Где находится ее квартира?
– На Фаунтин-авеню, около Кресент-Хайтс. Точный адрес я не помню, он есть в ее медицинской книжке.
– И что произошло, когда вы туда приехали?
– У нее не было никаких признаков инфекции или аллергической реакции. Она сказала, что в течение дня опухоль спала и все пришло в норму. Наверняка она все выдумала насчет аллергии.
– Ну и как развивались события? – спросил Босх.
– У нее была подружка, вместе с которой они снимали квартиру. И эта подружка разгуливала там совсем нагишом. Одно дело…
– А как звали подружку?
– Энни. Но я не знаю, это ее настоящее имя или нет.
– Она тоже из этой индустрии развлечений?
– Разумеется.
– Итак, вы занимались сексом с одной из них. Или с обеими?
Шуберт опустил голову и произвел горловой звук, призванный изобразить подавленное рыдание:
– С обеими… Я оказался слишком слаб.
Босх не видел необходимости выражать доктору свое сочувствие.
– Я догадываюсь, что там были установлены видеокамеры, о которых вы не подозревали.
– Да, там были скрытые камеры, – спокойно подтвердил Шуберт.
– Кто начал шантажировать вас: женщины или Эллис и Лонг?
– Эллис и Лонг. Они явились сюда, уселись в кресла, как вы сейчас сидите, и показали мне видео по телефону. А затем объяснили, как будут развиваться события. Я должен был делать все, что они пожелают, и платить им, сколько скажут, а иначе они грозились распространить это видео в Интернете. Они позаботятся о том, чтобы моя жена посмотрела это видео, а Дебора подаст на меня жалобу в Калифорнийский совет по врачебной этике. Это меня погубило бы.
Босх кивнул, что было максимальным знаком сочувствия, на какое он был способен.
– Сколько они потребовали? – спросил он.
– Для начала сто тысяч долларов, а затем по пятьдесят тысяч каждые шесть месяцев.
Босх начал понимать, почему Эллис и Лонг так легко прибегали к крайним мерам, убирая с пути всякого, кто представлял угрозу их афере. Пока Шуберт боялся, что его недостойное поведение раскроется, он был курицей, несущей золотые яйца, источником постоянного дохода.
– И вы заплатили им первую сотню.
– Заплатил.
– А каким способом?
Шуберт повернулся в своем кресле немного вправо, где на стене висел большой плакат, изображавший женское тело. Плакат, разумеется, носил медицинский, а не эротический характер; в различных местах рядом с очертаниями фигуры перечислялись операции, которые можно производить с данной частью тела. Казалось, доктор обращается к женщине на плакате.
– Я сказал им, что не могу платить наличными. Я никогда не держу в руках денег. Я владелец фирмы, которая управляет этим центром. Весь мой доход поступает в банк, где его контролируют бухгалтеры и финансовые менеджеры. Связь с ними поддерживает моя жена. Я страдаю патологической зависимостью, и потому все организовано таким образом.
– Зависимость проявляется в страсти к азартным играм?
Шуберт повернулся к Босху и посмотрел на него так, будто внезапно вспомнил о его присутствии, затем вновь обратился к плакату:
– Да, к играм. Я однажды потерял контроль над собой и проиграл очень большую сумму, так что деньги от меня убрали и стали контролировать их. Только на этих условиях я мог сохранить наш брак. Это означает, что я не могу снять деньги в банке или выписать самостоятельно чек без подписи еще одного лица.
– И вы отдали им вместо денег ювелирное изделие, часы вашей жены.
– Да. Она в это время путешествовала. Я отдал им не только часы жены, но и свои часы, а также несколько алмазных украшений. Они подсказали мне идею списать пропажу на ограбление. Эллис разбил стекло во французском окне с задней стороны дома, через которое якобы проникли грабители. Когда жена вернулась, я сказал, что к нам забрались воры и что полиция расследует это преступление.
Босх вытащил папку из-под телефона.
– Мне надо посмотреть кое-что, – сказал он.
Порывшись среди бумаг, он нашел хронологическую таблицу, которую составлял этим утром. История, рассказанная Шубертом, укладывалась в цепочку уже известных Босху фактов. Доктор отдает ювелирные изделия Эллису и Лонгу вместо денег, которые у него вымогают копы. Они договариваются с братьями Нгуен о продаже изделий через их магазин. Гаррик покупает часы жене в качестве рождественского подарка. Эллис и Лонг получают вырученные от продажи деньги, выделив долю братьям Нгуен за готовность продать изделия, не вдаваясь в вопрос об их происхождении.