Перец и соль, или Приправа для малышей — страница 8 из 15

И Питер снова отправился с ними на рынок, как в прошлый раз. И когда он подошёл к большому камню на развилке дорог, кого вы думаете, он встретил, как не того же маленького джентльмена в чёрном бархате. «Хочешь сторговаться со мной насчёт яиц?» – спросил тот. Да, Питер этого хотел, он будет очень рад. И тут маленький старик достал из кармана ещё одну чёрную бутылку.

– В этой бутылке – два человека, – сказал старик. – Когда они сделают всё, что тебе потребуется, скажи им «брикет-лиг», и они вернутся на место. Ну как, сторгуемся? Да, Питер был согласен. И вот он отдал маленькому старичку лукошко с яйцами, а маленький старичок отдал ему вторую бутылку, и они расстались лучшими друзьями.

На обратном пути Питер устал. «Ну, – сказал он себе, – теперь я бы немного проехался верхом», – и с этими словами он вытащил пробку из бутылки. Плоп! Чпок! Это из неё выскочили два человека; но на этот раз они были уродливые и одетые в чёрное, и у каждого в руке была толстая палка. И они, не говоря худого слова, накинулись на Питера и начали молотить его, как ячмень в амбаре. «Хватит! Хватит!» – кричал Питер, и прыгал туда и сюда, подскакивал и приседал, и увёртывался, как мог, но, казалось, два уродливых человека в чёрном его не слышат, потому что удары сыпались на него так же часто, как градины стучат по крыше. Наконец он собрал мысли в кучку, как налетавшихся голубей в голубятню, и выкрикнул: «Брикет-лиг! Брикет-лиг!» И тогда – вжик! плоп! – двое с палками убрались обратно в бутылку, и Питер заткнул её пробкой, причём заткнул крепко-накрепко, скажу я вам.



На следующий день он снова отправился во дворец. Тук-тук-тук! – это он постучал в дверь. А король дома? Да, король дома; не угодно ли Питеру пройти в гостиную и посидеть немного?

Вскоре появился король в своём халате и шлёпанцах. «Что? Ты вернулся?» – спросил он.

– Да, я вернулся, – отвечал Питер.

– И что тебе надо? – спросил король.

– Я хочу жениться на принцессе, – ответил Питер.

– А что ты на этот раз принёс? – спросил король.

– Принёс ещё одну бутылку, – отвечал Питер.

Тогда король, потирая руки, заговорил очень вежливо и пригласил Питера позавтракать, и Питер согласился. Втроём они сели за стол: король, принцесса и Питер.

– Дорогая моя, – сказал король принцессе, – лорд Питер принёс с собой ещё одну бутылку. – И принцесса тоже стала очень вежливой. Не позволит ли им лорд Питер взглянуть на бутылку? О да! Питер это охотно сделает; вот она – он вынул из кармана бутылку и поставил на стол.

А не желают ли они, чтобы он открыл бутылку? Да, им бы хотелось. И Питер вытащил пробку.



Фью! Какой тут поднялся гвалт. Король увёртывался и скакал по комнате так, что полы его халата хлопали, как огромные крылья, с ног у него слетели шлёпанцы, а корона, свалившись с головы, покатилась по полу, как обруч на ярмарке. Что до принцессы, она никогда в жизни не танцевала так резво, как этим утром. Они подняли такой шум, что примчалась вся королевская стража, но двое рослых молодцов в чёрном обошлись с солдатами не лучше, чем с королём и принцессой. Потом прибежали лорды из Королевского совета, и им пришлось поплясать под ту же музыку, что и всем остальным.

– Ох, Питер! Дорогой наш лорд Питер! – кричала вся честная компания. – Заткни своих людей пробкой!

– Вы вернёте мне мою бутылку? – спросил Питер.

– Да, да! – закричал король.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Питер.

– Да, да! – закричала принцесса.

Тут Питер сказал: «Брикет-лиг!» – и двое рослых молодцов прыгнули обратно в бутылку. И тогда король отдал Питеру его старую бутылку, а священник тут же пришёл, чтобы обвенчать его с принцессой.

После этого Питер жил счастливо и, когда старый король умер, сел на его трон и стал править страной. А что до принцессы, она, несомненно, была женой – лучше не придумаешь, но Питер всегда держал бутылку при себе, и, может, всё дело было именно в этом.

Ой-ой-ой! Если бы и я мог отнести яйца на рынок и получить за них две такие бутылки!

А что бы я с ними сделал? Ну, про это слишком долго рассказывать.

Поэзия и правда

Ах! Расскажу тебе про то,

Как пастушок с пастушкой

(Таких встречаем у Ватто)

Пошли гулять друг с дружкой.

Они сидели целый день

В траве среди соцветий,

И было пастушку не лень

Играть на флажолете.

Казалось им (а также мне),

Что это очень мило,

Тем более что по весне

Случилось то, что было.

Но луг весною отсырел.

Увы, опасна влага:

У юноши теперь – прострел,

У девушки – люмбаго.

Ах! Поэтическим пером

Предписано когда-то

Нам всем усладу видеть в том,

Что бедами чревато.

Романтические приключения трёх портняжек

Три храбрых портняжки шли издалека,

Легко им и весело было,

И хоть набегали порой облака,

Но солнышко чаще светило,

И было портняжкам приятно идти,

И общая песня звучала в пути.

Не сыщется троицы славной такой

Нигде и за годы на свете.

Один шёл с линейкой, нёс гуся другой,

Портновские ножницы – третий.

Вдруг видят портняжки: на лавочке в ряд

Три юных молочницы мирно сидят.

А кроме молочниц вокруг – ни души,

И сладко от травки зелёной,

И были молочницы так хороши,

Как вешних соцветий бутоны,

И трое портняжек разинули рты,

От этой нездешней застыв красоты.

Смелейший из трёх наконец произнёс:

«Как смог я желание скрыть бы?

Нас шестеро здесь; не пора ли всерьёз

Подумать про свадьбы-женитьбы?

Мы, может, не очень-то вышли с лица,

Но страсти исполнены наши сердца».

В ответ им: «Мы свадьбу сочли бы за честь,

Но нам бы кого побогаче».

«Есть гусь, и линейка, и ножницы есть,

Три любящих сердца – в придачу!»

«Тогда, – отвечают молочницы им, –

Ступайте, мы замуж за вас не хотим».

И грустно портняжки отправились прочь,

И песня уже не звучала,

Их словно окутала мрачная ночь,

Хоть солнце светить продолжало, –

Ведь если сердца у молочниц – как лёд,

Конечно, любого тоска разберёт.

Два желания

Однажды ангел, в лес войдя, приметил человека

(Насколько до меня дошло, он встретил дровосека).

Тот хлеба протянул кусок и (нет ли тут загадки?)

Дал из бутыли отхлебнуть последние остатки.

За это ангел обещал исполнить два желанья:

Одно желанье – за питьё, одно – за пропитанье.

Долг красен платежом! Затем простился с лесорубом,

Того оставив пребывать в раздумии сугубом.

«Как мне всё это понимать? – подумал дровосек. –

Где правда тут, а где тут ложь, не разобрать вовек».

Он поглядел по сторонам – где небыль тут, где быль?

И вдруг приметил на земле порожнюю бутыль.

«А ну, – промолвил лесоруб, – проверим, раз-два-три:

Сейчас снаружи я стою, а быть хочу внутри!»

Едва слова произнеслись, как – вжик! (я врать не буду),

Он, что цыплёнок в скорлупе, сидит внутри сосуда!

Ему не выбраться никак, напрасны все старанья.

И тут припомнил дровосек: второе есть желанье.

Оно сработает иль нет? Тряслись его поджилки,

Но так же, как в бутылку влез, он вылез из бутылки.

О, если бы исполнить мог я два своих желанья,

То попросил сначала дать мне ясное сознанье,

А после, обладая им, я понял бы невольно,

Что больше не о чем просить – и этого довольно.

Стихи с моралью, но без названия

Мыслитель из города Гарлема

Просил, чтобы всякий решал ему

Загадку; она такова:

«Кабы мир был из бумаги,

А моря бы – из чернил,

А растенья – из варенья,

Что тогда народ бы пил?»

Увы! Никто за много лет,

От мала до велика,

Никак не мог найти ответ

Задачи столь великой.

Но он всё шёл и вопрошал.

Лишь встретится прохожий,

Мудрец любому предлагал

Решить одно и то же:

«Кабы мир был из бумаги,

А моря бы – из чернил,

А растенья – из варенья,

Что тогда народ бы пил?»

Он так иссох за долгий срок,

Твердя вопрос проклятый,

Что налетевший ветерок

Унёс его куда-то.

Но если кто-то спросит так:

«Где сыщется такой дурак?» –

Я возразить посмею:

«Взгляни, читатель, на Восток:

Там тех, кто смог задать урок,

Который до того глубок,

Что суть другим и невдомёк,

Считают всех мудрее».

ГАНС ГЕКЛЕМАНН И ЕГО ВЕЗЕНИЕ

Но у Ганса Геклеманна ни везения, ни невезения не было. Куда оно делось, никто не знает, но что напрочь не было – это уж точно.

Он был беден, как дом призрения, но невезучим его назвать было нельзя, потому что, несмотря на бедность, еды всегда хватало, чтобы его жена, его семья и он сам были сыты. Все они работали с восхода до заката, но везение обходило его стороной, потому что ему не удавалось прикопить, как говорится, на чёрный день. У него хватало еды, чтобы не голодать, одежды, чтобы не мёрзнуть, так что безучастной судьба к нему не была. Но если ему от судьбы не перепадало ни везения, ни невезения, ни безучастия, то, может, с его везением что-то произошло?

У Ганса Геклеманна везения не было. Люди то и дело говорят, что нет у них везения, но это значит, что у них есть невезение, и поэтому они огорчаются. У всех, кроме Ганса Геклеманна, было или везение, или невезение; более того, своё везение или невезение каждый носит с собой, кто-то – в записных книжках, кто-то – под шляпой; у некоторых оно – на кончиках пальцев, у некоторых – под языком (это я про юристов). Моё сейчас сидит верхом на кончике моей ручки с пером, но оно прозрачнее воздуха, вот я его и не вижу; а что это, везение или невезение – ну, всё зависит от вашего, читатели, взгляда на мою работу.