— У меня, кстати, дядя на станции технического обслуживания автомобилей работает.
— Да что вы говорите? — аж всплеснул руками от радости директор. — Это чудесно!
— Слесарь наивысшего разряда.
— И тоже, конечно, любит театр?
— Как и я, жизни своей без него не представляет, — соврал Чичикало и подумал: «Коленвалы и крестовины тебе нужны, а не его любовь».
Христофору Борисовичу ужасно хотелось устроиться на работу в театр, и, напрягши память, он изрек:
— А племянница моя официанткой в ресторане «Липки» работает.
— Это там, где всегда лосятина есть? — уточнил директор.
— Там…
— Думаю, она к театру не безразлична?..
— О чем речь! Театралка, да еще какая! Принимает активное участие в ресторанном драмкружке.
— Это мне нравится.
«Лосятина, наверное, еще сильнее».
Директор что-то записал в блокнот и вопросительно посмотрел на Чичикало. Мол, ну кто там у тебя еще, голубок?
«Неужели ему этого мало?» — подумал Христофор Борисович. Хватит! А то потом только и услышишь: «Ну, как там поживает наша тетушка? Какими овощами может порадовать служителей Мельпомены?» или: «Как там ваш дядя, еще не достал мне импортные свечи к «Ладе»?»
.— Мало! — молвил директор после некоторой паузы.
«На широкую ногу живешь!» — прорычал в душе Чичикало, но своевременно погасил внутренний гнев и сказал:
— Это еще не все. Племянница на железнодорожном вокзале работает, двоюродный брат в троицких банях массажистом: из семидесятилетних дедов парубков делает.
— О-о-о! — директорская ручка забегала по блокноту. — Продолжайте, продолжайте!
— Свояк спасателем на пляже. Профессия хоть и не совсем, как говорят, дефицитная, но всякое в жизни случается.
— Так-так, — закивал директор.
— А этого свояка племянник работает сантехником. У него даже музыкальные краны есть. Открываешь, а оттуда музыка Баха льется…
— И все?
— Нет, еще Паулс, Чайковский, Пахмутова. Репертуар составляет заказчик…
— А вода хоть оттуда течет? — прекратил писать директор.
— А как же! Само собой понятно. Но булькает по нотам.
— Я в восторге!
Когда Чичикало вспомнил почти всех родственников и по линии жены, директор полистал блокнот, а потом молвил:
— Вы нам, Христофор Борисович, подходите. Думаю, что уже завтра сможете выйти на сцену. Значит, так, — директор достал со стола второй блокнот, — родственники Волкотрубовой занимают с шестого по восьмой ряд, Капшученка и Калистратенка — с восьмого по двенадцатый, а с двенадцатого по пятнадцатый — Моргульца, дальше — Варенька, Балюка, Флейшмахера, Самусыка… А ваши — с тридцатого по тридцать третий ряд. Думаю, явку вы обеспечите. Сами же говорили, что ваши родственники — заядлые театралы. Итак, с завтрашнего дня у нас наконец-то не будет ни одного свободного места. Теперь у нас полный аншлаг! — и директор крепко пожал руку растерянному Чичикало.
— Вася, пора домой, сматывай удочки!
— А я еще не разматывал…
АВТОГРАФ СОКРАТА
Не понимаю я людей, днями толкущихся у книжных магазинов. Вынюхивают, что, где, когда будут давать. Месяцами стоят в очереди, чтобы оформить подписку на полное собрание… А мой одноклассник Григорий Жабоед, или, как он себя называет, Жорж Жабо, никуда не ходит, ни в каких очередях не стоит, а таку-у-ую библиотеку имеет!
Как это ему удалось? Я тоже сначала никак не мог понять. Зашел однажды к нему в гости и остолбенел. Полки по всем стенам сверху донизу.
А он еще хвалится:
— К тому же, — говорит, — все книги у меня с автографами.
— Неужели? — не поверил я. А потом взял с полки одну книгу, вторую… Действительно, все с автографами: «Почитателю моего таланта Григорию Жабоеду. С уважением. Автор.»
— Ну, Гриша, — говорю, — молодец. Никогда не думал, что ты в писательских кругах бываешь.
— А кто тебе сказал, что бываю?
— А как же автографы?
— Надо иметь голову на плечах, а не тыкву, — иронически улыбнулся Григорий. — Хочешь, через год и у тебя такая библиотека будет? Знакомые лопнут от зависти.
— Да у меня, — говорю, — и зарплаты не хватит на эти книги.
— Не волнуйся, деньги только на конверты понадобятся.
— На какие конверты?
— Ну и чудак ты, ей-богу. Надо хоть немного думать. Мозгами туда-сюда ворочать. Конверты нужны для писем. Покупаешь пачку конвертов и справочник писателей с адресами. Потом берешь «болванку»… Куда же это я ее положил? Один книголюб мне дал… Да вот она. Значит, переписываешь ее на чистый лист бумаги, только фамилии писателей подставляешь. Например: «Многоуважаемый Иван Степанович! Я, такой-то — ставишь свою фамилию, — очень люблю читать Ваши талантливые книги. Вечерами всей семьей читаем и перечитываем их…»
— Но я же холостяк!
— Спокойно! Откуда писатель знает, женат ты или нет? Пиши: «с семьей, семья — восемь человек…» Но это уже, как говорил один мой знакомый, лирическое отступление. Словом, пишешь: «Ваш неповторимый и могучий талант заставляет трепетать, любить, мыслить… Вы живой классик! Но, к сожалению, Вашу последнюю книгу я не смог приобрести в магазине. Был бы очень благодарен, если бы Вы прислали хотя бы один экземпляр. У меня уже и соседи спрашивали, нет ли Вашей последней книги. Они тоже почитатели Вашего яркого таланта. Желаю Вам здоровья и творческих успехов в нелегком писательском труде. С уважением. Подпись». Ясно? Через неделю книга у тебя на столе. Точнее, на книжной полке. Я в день по десять писем отсылал — и вот видишь… Библиотека.
— А когда же ты их успеваешь читать?
— Это не обязательно. Книгу надо беречь. Поставь на полку, и пусть стоит. А соседи и друзья синеют от зависти. Ты в их глазах авторитетный, интеллигентный человек. Правда, вчера один тип приходил. Сначала охал, ахал — понравилось, значит… А потом, наверное, зависть взяла, и говорит: «Фи! У тебя же этого… Домкрата… или как его?.. Ага, вспомнил, Сократа нет… Ну, ничего, я ему нос утру! Я адресок этого Сократа достану. Никуда он от меня не денется. Вышлет свои книги. К тому же с автографами!
А что, если Жабоед-Жабо действительно достанет адресок? Он, как видите, такой!..
Владимир ЧЕПИГА
РОДНАЯ КРОВЬ
— Свинья этот Фасольняк, — сказал, придя с работы, Шипак. — Ты представляешь, я выскочил из конторы на каких-то жалких полтора часа. Съездил к Гунтику на базу, он мне вынес три банки олифы — не топать же за ней в магазин да еще и деньги выкладывать. Вернулся, сбегал в буфет, пообедал, прихожу в кабинет, а тут этот Фасольняк навстречу. «Сколько, — квакает, — можно баклуши бить! Работаете, — кричит, — у нас шесть лет, а отдачи фактически никакой! Вы нам, — вопит, — систематически план срываете! Я буду, — визжит, — докладную директору писать!» Ну, я ему выдал. Тоже мне, говорю, передовик нашелся. Ты на себя сперва посмотри. В чем только душа держится. Морда аж зеленая от ударной работы. Хочешь, чтоб и я таким стал? Дудки! Если ты на тот свет спешишь, то я еще лет сорок минимально имею намерение пожить. Так что шуми не шуми, а надрываться меня не заставишь. Права такого не имеешь. Ан оглянулся — а позади директор стоит. «Знаете что, Шипак, — говорит, — я уже давно к вам присматриваюсь. И честное слово — вы мне что-то не очень симпатичны. Подумайте об этом». Да и пошел себе… Как тебе это нравится, а? А все из-за того Негодяя Фасольняка!..
— Не обращай внимания, — сказала жена. Она лежала на тахте, укрывшись пледом, и читала «Сестру Керри», которую взяла в библиотеке, еще когда училась в школе, и которую хотела непременно дочитать. — Не обращай ни на кого внимания. Все люди злы и завистливы. Им не нравится, что у тебя хорошая квартира, дача, машина. Они бы нас живьем сожрали, если б могли. Кто же им виноват, что крутиться не умеют? Вот и цепляются. У меня тоже, кстати, сегодня баталия была. Утром Лялька принесла «недельки» — набор импортных трусиков. На каждый день — по паре. Ну, я и вышла с ней в коридор прицениться. Вдруг дверь настежь. Смотрю, а это наша шефиня сухозадая. Как набросилась, как открыла рот — ужас. «Опять с тряпками? Опять ничего не делаете? Я-таки с вами разберусь!» А я спокойненько этак улыбнулась и говорю: «Вы сначала со своим разлюбезным муженьком разберитесь, чем он в рабочее время занимается, а тогда уже к нам лезьте». Ну, она и заткнулась.
— А что, он С кем-то крутит? — спросил Шипак.
— Куда ему! — пренебрежительно бросила жена. — Инфарктник, слава богу. Но пусть она помучится, пусть нервишки себе потреплет. Меньше за нами следить будет.
Шипак включил телевизор. Диктор читал сообщение статистического управления. Шипак сплюнул.
— Снова эти цифры! Снова на душу населения! Вот я — душа населения или не душа?! Если душа, то прошу выложить мне сюда все, что положено: и кирпич, и шифер, и железо, и трубы. А уж я как-нибудь с ними разберусь. Мне абстракции не нужны. Мне вынь да положь. Чтобы все по справедливости.
— Между прочим, о трубах, — сказала жена. — В детсадике на Игорька жаловались. Им завезли керамические трубы для оранжереи, а Игорек — воспитательница сегодня сказала — нашел какую-то железяку и все перебил.
— Выпишут еще! — махнул рукой Шипак. — Не умеют детей воспитывать, так им и надо. Впредь умнее будут.
Из другой комнаты вышел пятилетний Игорек.
— Па, — сказал он. — Почитай мне. Завтра в садике эту книжку пересказывать будем.
— Не видишь разве — мы с мамой отдыхаем, — сказал Шипак. — В другой раз почитаю. А сейчас на вот тебе конфетку, и иди во двор поиграй…
— Сегодня у нас грандиозный скандал был, — сказал Шипак, придя с работы. — Премии распределяли. И как только дошла очередь до меня, встал этот паскудник Фасольняк и давай меня грязью поливать. «Этого бездельника, — шипит, — надо в шею гнать, а вы ему премию даете! За него, — гавкает, — отдел всю работу тянет, а вы тут либерализм разводите! Я в главк, — выкаблучивается, — напишу, если вы допустите эту несправедливость!» «А я, — отвечаю, — в тот же главк анонимку накатаю, что в нашей конторе кумовство при распределении материальных благ процветает! Подер