Ветер, пронёсшийся по лесу, поднял волны на озерцах, согнул облетевшие кусты в дугу и вернулся. Старая сухая сосна накренилась и с громким треском рухнула рядом с сёстрами. Косо глянув на гладкий ствол, Кира перешагнула через него и пошла дальше.
Аня, по инерции подпрыгнувшая от падения тяжёлого дерева, стряхнула оцепенение и побежала вслед за сестрой. Аня много повидала на этих болотах, да и в жизни вообще, но теперь творилось нечто из ряда вон выходящее. Огненные шары обычно повергали людей в ужас, вводя их в ступор и высасывая силы. К чёрной воде вообще лучше не подходить, и, тем более, никогда нельзя смотреть на своё отражение в ней.
Под землёй началось движение. Сама твердь под ногами изменялась, будто внутри что-то перекатывалось. Деревья скрипели и раскачивались, кусты дрожали, шуршали и разлетались опавшие листья.
Аня хотела догнать сестру, остановить её и хотя бы попытаться поговорить, но стало очевидно, что всё это пустое. Кира изменилась, и теперь впереди шагал другой человек, не та её неуклюжая, вечно ноющая и всем недовольная маленькая сестрёнка. Это нечто (Аня не могла пока подобрать другого слова) валило деревья, проглатывало огненные шары и управляло чёрными озёрами. И представить страшно, на что ещё оно способно.
Земля перестала дрожать. Раздался глухой звук, будто лопнуло что-то большое и плотное, и под ногами Киры пробежала трещина. Трава, опавшая листва и сухие иголки поползли по наклонной, куски земли отламывались, открывая слои грунта и песка. Деревья и кусты кренились, опрокидывались, и всё летело в центр огромной воронки, расширявшейся прямо посреди лесочка. Хруст и треск разносились по округе, земля поглощала саму себя.
Аня в испуге попятилась, Кира же стояла на одном месте и, заложив руки за спину, смотрела, как проседала почва. Яма простёрлась на десяток метров, что находилось в тёмной глубине, рассмотреть не получалось. Тонкие корни повисли над пропастью и чуть покачивались, пока с них осыпался песок.
– Что дальше? – спросила Аня, когда шум затих.
Кира молча подошла к оголённому стволу сухой сосны. Дерево не провалилось, но накренилось на самом краю ямы. Кира подняла руки вверх и резко ударила ладонями по стволу. Тот дрогнул и упал, верхушкой достав до противоположного края ямы. Кира взобралась на дерево и с ловкостью профессионального канатоходца перебралась через пропасть. Она шла так уверенно, будто ступала не по сухому дереву над глубоким провалом, а по обычной широкой ровной дороге.
Обычно у Ани тоже не возникало проблем с подобными переправами, но в этот раз беспокойство не давало сосредоточиться, и, когда она перебралась через яму, Кира уже успела скрыться в роще.
Аня не могла рассмотреть сестру и ориентировалась только на звук шагов. Подморозило, и травы с опавшими листьями хрустели под ботинками. Наконец Аня увидела впереди мелькнувший силуэт. Прибавив шаг, она нагнала Киру и только теперь заметила, что подошвы прилипали к земле.
– Трясина, – пробормотала Аня. Она хотела предложить обходной путь, но передумала. Кира сейчас ничего не слушала и не слышала, только двигалась вперёд как танк.
Ботинки Киры тоже начали проваливаться, стопы отрывались от земли с трудом, каждый шаг сопровождался чавканьем. Постояв с полминуты, Кира раскрыла ладони. По рукам пробежала волна, но не жаркая, как раньше, а ледяная. Изо рта пошёл пар.
Аня поёжилась и спрятала руки в карманы. Следом за сестрой она пошла по замёрзшей трясине. Ноги скользили по обледеневшим кочкам, приходилось сохранять равновесие, чтобы не упасть.
Впереди что-то белело. Кира подошла первой и остановилась. Выйдя из-за её спины, Аня рассмотрела блондинку, вмёрзшую в трясину. Застывшее тело погрузилось в зыбь чуть больше, чем наполовину, на поверхности осталось лишь бледное как бумага лицо, грудь, обтянутая ледяной коркой тонкой сорочки, колени и пальцы ног. Светлые волосы волнами застыли во льду трясины.
Кира подошла и пнула торчавшую из земли стопу. Пальцы с хрустом отломились и разлетелись на несколько метров.
– За что ты её так ненавидишь? – Аня задала скорее риторический вопрос, ответа она не ждала.
– За всё хорошее, – неожиданно гаркнула Кира. Аня даже вздрогнула. – Знаешь что? Когда эта тварь веселилась за стенкой с толпой таких же подонков, как она сама, когда они ночи напролёт орали, лаяли и ржали, знаешь, каково было мне? Как я не могла уснуть, как бессонница выжимала все силы? Как я еле-еле ноги передвигала? А ей было хорошо! Когда мне было плохо! А ей весело!
Кира выкрикнула последнюю фразу в лицо сестре, резко развернулась и пинками превратила вмёрзшее в трясину лицо в измятую кочку. В ярости она топтала тело ногами, выкрикивая что-то нечленораздельное. Остановившись, откинула с лица рыжую прядь и перевела взгляд на сестру.
– Не я это сделала, – спокойно сказала Кира.
– Я знаю. Но ты взяла кулон.
– Он мне нужен.
– Зачем?
– Чтобы такие, как она, близко не могли ко мне подойти. – Кира двинулась вперёд. Аня обернулась и увидела, как вокруг измятого тела расползлись трещины, и оно с треском погрузилось в глубь трясины.
Над лесочком повисла тишина. Кира победила, противоборствующая сила отступила. Весь оставшийся путь сёстры прошли в молчании. Аня не знала, как быть дальше. Пока Киру могло что-то сломить, для неё существовала возможность исправления. Но теперь полностью поглощённая силой, её личность стремительно истончалась.
Деревья стали редеть, потом и вовсе остались позади. Сёстры пересекли небольшое поле и оказались у дороги. Кира первой ступила на зебру, но водитель красивой красной иномарки не собирался её пропускать. Взвизгнув тормозами, машина остановилась в паре сантиметров от Киры, но та даже не повернула головы, спокойно прошла дальше. Боковое стекло опустилось, и водитель, молодая блондинка с толстыми чёрными бровями, выкрикнула в адрес сестёр несколько ругательств.
Кира так же спокойно развернулась, подошла к машине и пнула дверь со стороны водительского кресла. Машина с грохотом подпрыгнула, на двери осталась глубокая вмятина. Аня обошла капот по дуге и нагнала ушедшую вперёд сестру. Визг водительницы заглох через пару минут, как только сёстры свернули на тропу, ведущую к монастырю.
– Ты бы всё-таки поаккуратнее, – осторожно сказала Аня. – Мало ли что.
– А что?
– Вдруг увидит кто.
– И что?
– Да всякое может случиться.
– Ничего не будет, – уверенно заявила Кира.
Из-за кустов и тонких почерневших деревьев проступили очертания белой низкой стены. Кира твёрдо шагала по тропинке, направляясь к монастырю, Аня, отставая на пару метров, плелась сзади.
Из-за тяжёлых ноябрьских туч выглянул луч солнца. Скользнув по высохшей траве, он позолотил ствол рябины, по веткам которой прыгали синички. Кто-то повесил на дерево кормушку, вырезанную из старой пластиковой бутылки, и теперь птички по одной подлетали к чашечке, брали семечки и тут же освобождали место для других.
Кира остановилась и уставилась на кормушку. В изумрудных глазах мелькнул блик от солнечного луча, утонув в вертикальных щелях зрачков. Синицы стайкой вспорхнули и моментально разлетелись по кустам.
Молча Кира повернулась и пошла дальше. На верхушке одной из церквей сияла золотистая звезда, такая яркая, что даже смотреть на неё не получалось. Прикрыв глаза рукой, Аня рассмотрела на куполе церкви позолоченный крест, отражавшееся от него солнце слепило глаза. Кире, впрочем, это не доставляло никаких неудобств, она продолжала топать по дорожке.
Уже на территории обители Аня вдруг вспомнила, что здесь нужно покрывать голову. Вытащив из-под воротника куртки капюшон вязаной кофты, она натянула его. Кира, не обращая на сестру внимания, направилась к трапезной.
– Может, расскажешь, куда мы идём?
Кира не ответила. Сам вопрос казался глупым и неуместным. Как можно не понимать, куда двигаться, когда чётки сияют в сознании как отблеск на кресте? Когда всё вокруг расступается и остаётся только одна цель?
Распахнув дверь кухни, Кира с порога подошла к одной из монахинь, чистившей картошку.
– Чётки. – Кира протянула раскрытую ладонь.
Рядом появилась София и с размаху ударила по руке большой металлической ложкой. Раздался звонкий стук, пальцы Киры даже не дрогнули, ложка, кувыркаясь, улетела под стол.
Монахиня Маргарита медленно поднялась с низкой табуретки, сняла рабочий фартук и отряхнула руки. Остальные женщины в небольшой чистенькой кухне наблюдали сцену в полном молчании.
– Пойдёмте во двор, – предложила Маргарита и указала на дверь.
Монахиня вышла первой, за ней Кира и Аня, следом София, Люба и Мила.
– Так чего вы хотите? – мягко спросила Маргарита, когда они оказались во дворе трапезной.
– Чётки. – Кира снова протянула руку с раскрытой ладонью.
Монахиня долгим внимательным взглядом смотрела на странное лицо с бледной кожей и проступающими на ней иссиня-чёрными венами, на длинные рельефные пальцы с выпирающими суставами и жёсткими миндалевидными когтями.
– Почему она должна тебе их отдать? – подала голос Мила.
– Потому что они мои.
– С чего это? – насупилась София.
– Я тебе уже рассказывала, повторять не собираюсь. – Кира не отводила немигающий взгляд от чёток, спрятанных в кармане Маргариты.
– Так вы утверждаете, что ваша прапрабабушка Параскева завещала эти чётки вам? – спросила монахиня.
– Утверждаю.
– На каком основании? – резко спросила Люба. – Даже бумаги с завещанием нет.
– А как эти чётки попали к вам? – Аня вышла из-за спины сестры.
Глаза Маргариты расширились, уголки рта опустились. Вспомнив, как расправилась с бабулькой, монахиня медленно опустилась на пенёк для рубки дров.
Обшарпанные обои, щербатые тарелки, мутное зеркало, засиженное мухами, и высохшая старушонка на железной кровати. Никто из родственников не знал о чётках, только старый священник, прошедший лагеря. Он подержал чётки в руке, но забрать отказался, посоветовав старушке никому их не показывать. Но их уже успела заметить Изольда, которую приятельница старушки приводила пару дней назад для «отмаливания».