Сев на колени, Кира прислушалась. Ни звука не доносилось. Прижала ухо к стене. Вроде бы послышались шаги, но никаких голосов. Затем всё полностью стихло.
Утром Киру растолкала тётя Маша.
– Поднимайся, надо позавтракать, сейчас Люба зайдёт.
– Не хочу я никуда ехать, чего вы ко мне пристали? – Кира натянула одеяло на голову.
– Вставай, вставай. – В миг одеяло улетело на кресло. Довольная тётя Маша ушла на кухню.
Ровно в одиннадцать на пороге появилась жизнерадостная Люба с большим спортивным рюкзаком за плечами.
– Ну что, поехали? – весело сказала Люба, из-за её спины улыбались сёстры.
– Угу, – промычала Кира, вываливаясь из двери. Тётя Маша собрала для неё в рюкзак «самое необходимое». Что именно могло оказаться необходимым в женском монастыре, Кира не представляла и в рюкзак не заглядывала.
До автовокзала добрались пешком. Несмотря на позднюю осень, дачный сезон ещё не завершился, платформы посадки оказались заполнены толпой, к кассам выстроились длинные очереди. Но надежда Киры на невозможность покупки билета рухнула – сёстры позаботились об этом заранее.
Вчетвером они встали в очередь на одной из платформ. Промозглый дождь пробирал до костей, холодная изморось колола лицо. Переминаясь с ноги на ногу, Кира осматривалась. Она и не знала, что в Добромыслове такой солидный автовокзал со множеством направлений.
– Это из-за развития внутреннего туризма, – пояснила Мила, средняя из сестёр. Она трудилась операционисткой в пенсионном фонде и была в курсе всех новостей. Натренировав навыки коммуникабельности до высочайшего уровня, Мила могла разговорить и расположить к себе любого, даже самого угрюмого и раздражительного человека. И теперь, не теряя времени, она разузнала всё о ситуации на дороге. Оказалось, что трассу до монастыря отремонтировали только наполовину, поэтому скучать в пути не придётся: повышенная ухабистость обещает обеспечить всем путешествующим непрямой массаж внутренних органов.
– Может, в другой раз поедем? – попыталась отвертеться от посещения монастыря Кира.
Но сёстры не обратили внимания на её реплику.
К платформе подполз громыхающий старый автобус. Люди оживились, и сразу началась давка с перепалкой. Сёстры, излучая спокойствие и умиротворение, с вежливыми улыбками пропустили всех вперёд, сами вошли последними.
Повиснув на поручне и держа в руке тяжёлый рюкзак, Кира, сжав зубы, чтобы не накричать ни на кого, смотрела в запотевшее окно. Соседки устроились рядом, в проходе. Верхние полки моментально заполнились громоздкой поклажей дачников. Весь багаж подпрыгивал, бряцал и грозил упасть на головы пассажиров.
Сёстры сохраняли удивительное самообладание. Люба безмятежно смотрела в окно, София и Мила тихо переговаривались.
Постепенно в автобусе становилось свободнее – дачники подхватывали свой скарб и сходили на остановках в посёлках и дачных товариществах. Наконец освободились и сидячие места. Кира закинула рюкзак на полку и плюхнулась на продавленное сиденье. Протёрла рукавом окошечко на запотевшем стекле. Севшая рядом Люба открыла книжечку в потрёпанном перелёте. Взглянув на страницы, Кира не поняла ни слова, хотя буквы и походили на кириллицу.
– Это церковнославянский язык, – пояснила Люба, мягко поглаживая пальцами страницы с погнутыми уголками.
Пожав плечами, Кира отвернулась к окну. Мокрая трава и облетевшие кусты посеревшей природы, казалось, тянулись бесконечно. Время от времени автобус тормозил у ржавых каркасов остановок. Лишь одно название показалось смутно знакомым.
– Ежевичная, – вслух прочитала Кира.
– Да, – оживилась Люба. – Мы с тётей Машей у местного фермера молочные продукты покупаем. Хорошая у него продукция, правда? Мне больше всего нравится сыр из козьего молока, особенно копчёный на ольхе. Здорово, когда всё натуральное, правда? Козы здесь здоровые, питаются травой, сеном, никакой химии. И хозяин такой интересный, между прочим, не женатый.
Мысленно застонав, Кира уткнулась в окно. Снаружи простиралось чёрное поле, над которым кружили крикливые тёмные птицы. Дальше виднелся разноцветный городок Растяпинск, в пасмурной дали казавшийся немного выцветшим. За ним поднималась одинокая гора, а поодаль белел монастырь.
Этим видом немногочисленные пассажиры любовались минут десять, пока автобус пробирался сквозь пробку.
– Видишь, пробка не такая уж и длинная, – улыбнулась Люба, когда ремонтные заграждения остались позади.
Кира только хмыкнула в ответ.
Дальше пошла грунтовая дорога. Казалось, каждая деталь автобуса вибрировала, отзываясь на рельеф. От постоянных подпрыгиваний с приземлением на жёсткое продавленное сиденье кружилась голова и возмущался желудок.
На повороте с указателем «Колхоз им. Веры в Светлое Будущее» Кира и сёстры наконец выбрались на воздух. Первым делом Кира упёрлась руками в колени и отдышалась. Мир раскачивался, подступивший к горлу ком мешал нормально дышать.
– Тебе нехорошо? – Лицо Софии расплывалось.
– Нет, что ты. Мне отлично, давно так замечательно не было. – Кира выпрямилась и кивнула в сторону таблички с надписью. – Странновато, а?
– Да, в тридцатые годы монастырь закрыли и передали этому колхозу, а недавно всё вернули, – пояснила Мила. – Правда, там одни развалины остались после Перестройки. Поменять название остановки, наверное, руки не доходят.
– Зато на месте сейчас всё восстанавливается, – встряла Люба. – Кельи, трапезная, даже небольшая гостиница для паломников.
– А удобства есть? – спросила Кира, всё ещё покачиваясь.
– Удобства на улице, – сказала Люба.
– Электричество есть, – одновременно с сестрой произнесла Мила.
– Класс.
– Понести твой рюкзак? – предложила София.
– Да уж сама как-нибудь дотащу, – сказала Кира, закидывая рюкзак на плечи. В этот раз её почти не качнуло. – Далеко идти?
– Нет, здесь рядом. Пара километров. – Люба махнула рукой в сторону мокрой грунтовой дорожки, уходившей в пролесок.
Примерно через полчаса шлёпанья по слякоти под холодной моросью Кира смогла рассмотреть за деревьями светлые постройки. Виднелись несколько невысоких побеленных зданий с новыми крышами, хорошо отреставрированная однокупольная церковь, несколько деревянных строений. Рядом возвышались заново возведённые кирпичные стены с пустыми квадратами окон и высокая пятикупольная церковь с колокольней, окружённой строительными лесами.
Грунтовая дорожка проходила под ржавой металлической аркой. Очевидно, раньше в обе стороны убегал забор, но его выломали, оставив только остов ворот. Название колхоза на металлической табличке почти полностью закрасили, одну букву исправили, так что над аркой осталось лишь слово «Вера».
– А где светлое будущее? – слабо спросила Кира. Плечи и спина ныли из-за тяжёлого рюкзака, вся одежда вымокла.
– Скоро наступит, – улыбнулась София, шагавшая так бодро, будто ни капельки не устала.
Сёстры уверенно направились в одно из невысоких зданий, навстречу им выплыла монахиня в тёмной одежде. Люба её представила, но имя тут же вылетело из памяти Киры. Монахиня что-то записала в тетрадь, и все последовали наверх по крутой деревянной лестнице, пахнущей масляной краской.
– Переодеваемся и идём в церковь, – сказала София, когда монахиня закрыла за ними дверь одной из комнат в длинном коридоре.
Здесь стояло десять железных коек в два ряда, на каждой лежали матрас и подушка, накрытые покрывалом.
– А отдохнуть? – простонала Кира, усаживаясь на одну из коек. Сетка прогнулась чуть не до пола.
– Отдых потом, – сказала Люба, принимая постельное бельё из рук вернувшейся монахини.
– Зачем вы вообще меня сюда притащили. – Кира повалилась боком на кровать и закрыла глаза.
– Чтобы ты поисповедалась, – произнёс голос кого-то из сестёр.
– Ага, щас.
– Надо покаяться, – снова сказал голос.
– В чём? – спросила Кира, не открывая глаз.
Сёстры молчали. После долгой паузы Кира всё-таки разлепила веки и обнаружила, что сёстры стояли вокруг её койки.
– Вы чего это? – Кира попыталась сесть, но растянутая сетка под ней позволила только принять положение «лягушки» – колени почти на уровне плеч.
– Это же ты сделала. – София скорее утверждала, чем спрашивала.
– Что сделала?
Сёстры помолчали.
– Расправилась с Доминикой, – наконец подала голос Люба.
– Что?! – Кира с трудом выбралась из сетки и натужно хохотнула. – Вам самим-то не смешно?
– Нет, не смешно, – серьёзно сказала София.
– Вы, что, обвиняете меня в… чём, собственно? Что я оборвала тот кабель?
– Нет, но ты очень постаралась, чтобы он оборвался, – глухо произнесла София.
– В нужный момент, – добавила Люба.
– С чего вы вообще взяли, что… – И тут Кира вспомнила, как её криком отбросило Любу. Прокашлявшись, заявила: – Я тут ни при чём. Вам надо, вы и кайтесь, а мне и так хорошо.
Кира наотрез отказалась идти на исповедь. Даже когда во время службы священник сам подошёл и пригласил к аналою, она только помотала головой.
По церкви разливалась тёплая мгла, тёмные силуэты немногочисленных монахинь скользили среди подсвечников и икон в деревянных киотах. Разноцветные лампады мягко подсвечивали лики, женский хор пел по-церковнославянски. Кира не понимала ни слова.
Погас свет, женский голос стал что-то читать. Во тьме храма плавали лишь огоньки лампад, в полной тишине звучал красивый женский голос, разливался сладковатый запах. Пронёсся тихий нежный шорох, похожий на вдох. У ближайшей иконы чуть дрогнули цепи, державшие лампадку, огонёк заплясал, отбрасывая причудливые тени.
Ноги Киры приросли к полу. Лицо на иконе смотрело прямо на неё. Кира через силу сделала шаг в сторону. Взгляд больших тёмных глаз проследил за её движением. Она отступила ещё на шаг. Лицо с иконы по-прежнему смотрело прямо на Киру.
Еле волоча ноги, Кира зашла за большую колонну, икона скрылась из поля зрения. На лбу выступил пот. Подняв голову, встретилась взглядом с другой иконой. Большие сверкающие глаза белобородого старца устремились прямо на Киру. Он как будто собирался что-то сказать.