– Да, сэр, именно он! Его коронным номером был точнейший удар в челюсть, никто не мог его сразить. Пока однажды не появился Нейт, также известный как Бристольский Бык!
Стивенс поднялся на ноги, белый как мел.
– Давайте выйдем, баронет, мне нужно подышать.
Хомер похлопал молодого боксера по спине.
– Ну, глядите веселее, юноша! Вы же выстояли против него, а этим могут похвастаться единицы. Присядьте и выпейте еще вина, вы заслужили призовой бокал как никто другой. Просто набив ему морду, вы уже расплатились с ним за многих. Знаете, что он вытворил здесь, в этой самой комнате?
Путники с удивлением оглядели высокое помещение, отделанное камнем и дубовыми панелями, с большой открытой решеткой на противоположной стене.
– Да, именно здесь. Старый сквайр Скоттер, который мне все это рассказал, собственными глазами видел этот позор. В тот день Шелтон дрался с Джошем Хадсоном в Сент-Олбенсе, а Хвастун поставил на Шелтона, тот победил, и Тому досталась очень приличная сумма. Он и Роу, его дружок, проезжая мимо, пришли сюда, в гостиницу, и Том Хикман был уже вдрабадан пьяный. Постояльцы попрятались кто куда, чтобы не попасть ему под руку, потому что Хвастун бродил туда-сюда со здоровенной кочергой в лапах и улыбался, словно смерть. Если он напивался, то вообще слетал с катушек и становился хуже зверя. И вот зачем ему понадобилась эта злосчастная кочерга. Было уже холодно, студеный вечер декабря, а у камина грелась, свернувшись калачиком, маленькая собачонка, кажется, терьер. Хвастун огрел ее кочергой и сломал песику позвоночник. Потом заржал, обругал всех последними словами и полез обратно в свою двуколку, стоявшую около гостиницы. А после вся округа узнала, что его привезли в Финчли с размозженной головой. И еще говорят, что эта собачка теперь бегает возле усадьбы Брокасов, окровавленная, с переломанными костями, и плачет, словно бы ищет своего окаянного убийцу. О, теперь вы сами можете понять, мистер Стивенс, что когда вы побили этого негодяя, то не только за себя постояли.
– Быть может, это и так, – ответил Стивенс. – Но я уже сыт по горло драками такого сорта. Сержанта-ветеринара для меня вполне достаточно, сэр, и если вы не против, то я считаю, что нам стоит выдвигаться завтра утром.
Артур Конан ДойлПризрак на продажу
Я уверен, Природа не предполагала, что я стану одним из тех, кто добивается всего своими силами. Мне бывает трудновато осознавать, что двадцать лет я стоял за прилавком бакалейной лавки где-то в Ист-Энде[2] и именно таким путем я упрочил свое финансовое положение, добился независимости и получил во владение усадьбу Горсторп-Грэйндж. По убеждениям я консерватор, а вкусы мои достаточно изысканны. Наша фамилия д’Одд восходит к эпохам дописьменным, поскольку она не упоминается ни в одном из источников, заслуживающих хоть какого-то доверия. Что-то смутное подсказывает мне, что в моих жилах течет кровь крестоносцев. Даже сейчас, по прошествии веков, возглас «Во имя Девы Пресвятой!» сам собой слетает с моих уст – и я очень хорошо себе представляю, с какой легкостью приподнялся бы в стременах и нанес неверному удар… чем-нибудь, да хоть булавой, чем поверг бы его в немалое изумление.
Горсторп-Грэйндж – настоящая рыцарская усадьба, по крайней мере, так говорилось о ней в объявлении, которое привлекло мое внимание. Это определение самым поразительным образом повлияло на цену – но все преимущества такого наименования относятся скорее к области чувств, а не к практической выгоде. Но сердцу моему отрадно, что в доме имеются проемы, предназначенные для стрельбы из лука, и необычайно греет мне душу сознание, что во всем этом хозяйстве есть сложнейший механизм, при помощи которого на голову любого вторгшегося в мое жилье прольется расплавленный свинец. В общем, я не раскаиваюсь, что переплатил за эти вещи, поскольку они мне весьма по вкусу и согласуются с моим пониманием мира. Я горжусь зубчатыми стенами и водосточными каналами, что опоясывают мое жилище. Я горжусь решеткой, донжоном и крепостными башнями. И лишь одного не хватает мне для того, чтобы моя обитель стала по-настоящему старинной. В Горсторп-Грэйндж нет призрака!
Любой человек, понимающий толк в подобных делах и ценящий старину, был бы весьма разочарован этой прискорбной недостачей. В моем случае это было особенно обидно. Я с детства серьезно занимался мистикой и верил в сверхъестественное. Я прочитал почти все книги, которые касались данного вопроса. Чтобы осилить один манускрипт по демонологии, я выучил немецкий. Будучи малышом, я прятался в темных комнатах, чтобы увидеть хотя бы одно из тех мистических существ, которыми пугала меня моя нянюшка, – и пламя этой страсти не угасло в моей душе! С какой же гордостью я понял, что привидение – это такой же предмет роскоши, как и все прочие, и его можно приобрести за деньги. В объявлении, правда, о привидениях не было ни слова. Но, осмотрев заплесневелые стены и сумрачные коридоры, я твердо понял: уж тут явно не без призрака. Коль скоро видишь конуру, стало быть, есть и собака, так что я предположил, что в такой подходящей обстановке непременно должен обитать какой-нибудь неупокоенный дух. Бог мой, чем же занималась на протяжении стольких лет эта благородная семейка, продавшая мне усадьбу, если ни у кого из членов этого рода не хватило духу укокошить свою возлюбленную или предпринять что-нибудь подобное, дабы обзавестись собственным призраком? Даже сейчас я пишу эти строки – и сердце мое кипит.
Долгое время я надеялся вопреки всему. Стоило крысе пискнуть за обшивкой стены или каплям дождя забарабанить по чердаку, как я весь оживал в уверенности, что наконец-то встречусь с желанным призраком. Страха я не испытывал. Если все это происходило ночью, я посылал миссис д’Одд, даму выдающейся силы духа и суровости, выяснить, что происходит, а сам с головой залезал под простыню и трепетал в предвкушении. Увы, результат вечно был один и тот же. Подозрительные звуки были вызваны причинами столь банальными, скучными и естественными, что даже самое пылкое воображение вынуждено было сдаться.
Я бы смирился со своим разочарованием, кабы не Джоррокс с Хэвистокской фермы. Джоррокс – грубый толстяк, вечно занятый всяческими хлопотами, и я был знаком с ним, поскольку его поля примыкали к моим владениям. И хотя этот человек не ценил древностей, но у него на ферме проживал совершенно неоспоримый и достоверный призрак. Полагаю, что призрак этот завелся во времена Георга II – молодая женщина, перерезавшая себе глотку, узнав, что ее ухажер пал в битве при Деттингене. Тем не менее это придает дому респектабельности, особенно в сочетании с кровавыми пятнами на полу. Джоррокс не ценил своего счастья – и мне было больно слышать, как он отзывается о привидении. Эх, знал бы он, как я мечтаю об этих стонах, воплях по ночам и всем прочем, что он так настырно описывает мне! Насколько было бы правильнее, если бы призракам из простонародья позволялось переселяться в замки и дворцы, не почтённые сенью иного мира.
Я весьма упорен. А иначе как бы я достиг нынешнего своего положения, учитывая, из каких низов мне пришлось подниматься? Я понимал, что было бы неплохо заполучить призрака, но как осуществить этот план, не приходило в голову ни миссис д’Одд, ни мне. Из книг я узнал, что чаще всего призраки возникают там, где произошло преступление. Какое конкретно преступление полагалось совершить – и кто был бы исполнителем? В какой-то момент мне пришла в голову довольно дикая мысль, что за определенное вознаграждение можно было бы уговорить Уоткинса, нашего управляющего, принести себя в жертву (ну или кого-нибудь еще), – во имя высших интересов. Я предложил ему это – полушутя-полусерьезно, но, кажется, он не проникся моей идеей. Другие слуги явно были с ним заодно, иначе как объяснить то, что в тот же день все они в полном составе покинули мой дом?
– Дорогой, – обратилась ко мне однажды миссис д’Одд, когда я после обеда в мрачном расположении духа потягивал стаканчик хереса (мне по душе старинные названия), – этот отвратительный призрак Джоррокса снова буянит.
– И пусть себе буянит, – брякнул я.
Миссис д’Одд рассеянно взяла пару аккордов на своем клавесине и задумчиво поглядела на огонь.
– Я думаю, мой Аргентайн, – так меня зовут близкие, поскольку имя Сайлас мне не нравится, – что нам следует заказать себе привидение в Лондоне.
– Не будь дурой, моя Матильда, – отозвался я. – У кого мы его закажем?
– У моего кузена Джека Брокета, – ответила она с уверенностью.
В общем-то о двоюродном братце Матильды мы старались не говорить. Это был довольно распущенный хлыщ, который занимался всем сразу и ничем, ибо у него никогда не хватало упорства довести до конца хоть одно дело. В данный момент он пребывал в Лондоне, пускал всем пыль в глаза, выдавая себя за генерального агента несуществующей фирмы, – в общем, крутился как мог. Матильда в какой-то момент устроила так, чтобы некоторыми моими делами и бумагами занимался Джек, и это, конечно, избавляло меня от значительной части хлопот, но не могу не заметить, что его комиссионные в целом превышали все прочие статьи расходов, вместе взятые. Уяснив сей факт, я предпочел более не иметь никаких дел с данным джентльменом.
– Но он же сможет! – настаивала миссис д’Одд, заметив мою гримасу. – Он же очень ловко уладил вопрос с гербом.
– Не так уж сложно отыскать наш старинный фамильный герб, моя дорогая, – парировал я.
Матильда ядовито улыбнулась:
– А как насчет галереи предков? Ты же не станешь отрицать, что Джек собрал ее с умом и вкусом!
Я вспомнил череду портретов, украшавших стены нашего банкетного зала, – от крепкого нормандца-завоевателя и дальше, через все оттенки шлемов, шляп, плюмажей и гребней, до пудреного умника в красном, который застыл возле колонны, держа за руку барышню, явно только что вернувшуюся из школы для девочек. Нельзя было не согласиться с тем, что работа и вправду проведена отлично, – и стало быть, такому человеку можно доверить поиски фамильного привидения.