Он ударил мохнатую игрушку еще два раза, ловко поймал ее корявыми пальцами, отдышался и сказал гостям:
— Добро пожаловать. Уверен, что вы решили, будто отставной актер Удальцов окончательно спятил на старости лет. А это не так. Я занят игрой, которая была весьма популярна в моем доисторическом детстве. Называется «жоска»… Сейчас воспоминания о ней утеряны, как и память о других достижениях давней цивилизации. А я помню и с помощью сей древней игры часто пытаюсь изгнать из себя всякие болезни и восстановить мышечные функции… Помогает…
Мир пришел в себя первый. Признался:
— Мы про такую игру не слыхали. А вот Крылатый Эльф, наверно, сказал бы: «Я знаю, я читал…» Это есть у нас такой приятель, первоклассник-эрудит с ушами-крыльями. Он читал про все на свете.
— Да, — подтвердил Мак. — Он осилил даже повесть Лухмановой «Девочки», а мы до сих пор не собрались…
— У вас все впереди…
— Конечно, — согласилась Маша. — Константин Петрович, мы вам принесли малиновое варенье. Лекарство от простуды…
— В дополнение к «жоске», — добавил Мак.
— Чудесно! А у меня есть ржаные сухари! Сейчас устроим посиделки за самоваром…
Разогрели самовар, сели к столу. И все было бы хорошо, но скребла мысль о старом Данилыче.
Мир наконец сказал:
— Константин Петрович, у нас грустная новость. Вы слышали про Тимофея Даниловича Яшина, который жил в Севастополе? Может, ваш друг Чук о нем рассказывал?
Дядюшка Лир потускнел и сказал сразу:
— Да… Мы с Тимофеем Данилычем почти не были знакомы, однако Чук его хорош знал. Там все яхтсмены знают друг друга, если даже в разных клубах… Но ведь он умер еще осенью…
— А мы-то узнали только недавно. И боялись вас огорчить, — призналась Маша.
— Что же теперь? Огорчайся не огорчайся, все равно как у Пушкина: «Приходит час определенный…» Такое наше стариковское дело… Впрочем, Яшин умер не от старости. До инфаркта его довели бизнесмены.
— Как это? — насупился Мир.
— Он командовал яхтой, которая была приписана к одному парусному клубу. То есть не была частной собственностью, как «Фита» у Чука… Ну, Яшин ходил на ней, в гонках участвовал, а потом хозяевам клуба пришло в голову сделать из этой яхты прогулочное судно. Для всяких туристов и высоких чинов. И капитана решили найти более удобного. Без большого гоночного опыта, но с опытом обслуживания сановных пассажиров. Ну и вот…
— Паразиты! — шепотом сказал Мак.
— До чего жалко, что Севастополь сейчас заграница! — выговорила Маша. — Тошно даже…
— Думаешь, русские дельцы лучше украинских? — возразил Дядюшка Лир. — Одним миром мазаны…
— Мной? — спросил Мир, чтобы хоть слегка улучшить настроение.
Все слегка посмеялись. И Мир наконец объяснил:
— Дело в том, что благодаря Тимофею Данилычу Яшину появилась хорошая песня…
И он рассказал про Зою Вертицкую, про свое выступление. Только о разговоре с Длинным Джоном говорить не стал: не к месту это. Зато добавил:
— А потом мы с Марьей несколько раз репетировали вместе, чтобы в следующий раз выступить вдвоем. У нее хорошо получается…
— Плохо… — самокритично пискнула Маша.
— Цыц!.. Мы хотим спеть ее вам… Машка, я сказал «цыц»!.. Константин Петрович, у вас ведь есть гитара…
Дядюшка Лир с кряхтеньем поднялся и через минуту принес гитару. Большую, потертую, но, судя по всему, сделанную хорошим мастером.
— Вот. Из Барселоны. Давний подарок…
— Ух ты!.. — Мир взял гитару на руки, как живую. Легко прошелся пальцами по струнам. Звук был такой, словно зазвучала вся внутренность комнаты…
— У нас тоже хорошая гитара, — вдруг ревниво сказал Мак. — Папина. Мирке досталась по наследству.
— Не мне, а нам! — сердито поправил Мир.
— Я плохо умею…
— Скоро начну учить по всем правилам. Будешь играть, как Паганини…
— Паганини, как известно, был скрипач… — сказала Маша.
— И гитарист…
Похоже, Мир оттягивал начало песни. Он вдруг застеснялся и зачем-то объяснил:
— Папа обычно брал гитару с собой, когда ездил в командировки. А в тот раз сказал: «Я ненадолго. Не буду таскать ее с собой…» Ну и вот…
Константин Петрович знал, что отец Рощиных погиб, но о подробностях раньше не спрашивал. А сейчас спросил:
— Он кто был по профессии-то, ваш папа?..
— Инженер-строитель, — опередил Мира Мак. — Проектировщик мостов. Строили мост на Севере, у нового поселка нефтяников, он полетел туда, сказал, что всего на три дня… И вот прямо здесь, на взлете…
Мак спешил, чтобы не начал говорить Мир. Знал, что при разговорах об этом у брата начинает скрести в горле и петь после этого трудно.
— Мир, ты расскажи про песню, — напомнила Маша.
— Да… — Мир погладил гитару. — Константин Петрович, эта песня как бы от имени пожилого человека. Он вспоминает детство и словно становится мальчишкой. Это и про Севастополь, и будто бы немного про наш город. Потому что они слегка похожи…
— Говорят даже, что не слегка, — заметил Дядюшка Лир и поторопил: — Давай, Мир…
Мир тронул струны и сразу запел.
Все замерли. Мир пропел первый куплет — о «камнях и солнце Херсонеса», а в припеве вступила Маша:
А у скал на каменные груды
Море плещет синеву и ласку…
Голосок был не сильный, но чистый, и когда сплетался с голосом Мира, получалось очень здорово. Словно песня была написана специально для них двоих.
Мир закончил. И стал выжидательно смотреть на горячий самовар, словно именно от него ждал оценки. Но потом все же глянул на Дядюшку Лира.
Тот, не таясь, вытер мокрые глаза.
— Да, ребята… Это всем песням песня! Будто и правда «сделался моложе»… Даже нет никаких слов… кроме «спасибо». И вам, и той девочке, Зое. Жаль, что не пришла.
— Мы потом приведем ее, — пообещал Мир.
— Вы, наверно, хотите послушать еще раз. Да? — догадливо сказал Мак.
— Разумеется, хочу!.. Только хочу, чтобы не я один! Сейчас вызову Чука!.. Он сегодня как раз дома… Идем!
Они перешли в комнату, где блестел большущий компьютерный монитор.
— Сейчас, сейчас… Только давайте поставим сюда модель, Чук ведь еще не видел…
— Мак, принеси, — велел Мир.
Ботик установили на краю стола.
— Хорошо, что скайп наладили… А вы, друзья, садитесь вот сюда, чтобы все были на виду… — Дядюшка Лир излишне суетился. Видимо, волновался.
Засветился значок скайпа, Дядюшка Лир запустил сигнал вызова.
И появился на экране яхтенный капитан Валентин Максимович Федорчук.
Он выглядел моложе Дядюшки Лира, хотя они были ровесниками. С худым твердым лицом, длинными вертикальными морщинами на щеках. С густыми рыжеватыми волосами без всяких там залысин и стариковской седины. Лишь над левым виском резко белела серебристая прядка. А глаза были с чуть насмешливым прищуром.
— Привет, — сказал капитан Федорчук (или просто Чук) старому другу. — Ты по делу или просто поболтать? Не наговорились вчера?
— Тормозни иронию, — строго отозвался Константин Петрович Удальцов. — Я по делу… Вот она, модель, которую смастерил Дмитрий Афанасьевич. Смотри…
Дядюшка Лир снял с монитора камеру-малютку и начал водить глазком в метре от кораблика. В углу экрана возник небольшой прямоугольник — дисплей обратной связи. Поплыли по нему паруса со швами, блоки, пушки, разноцветные треугольники бортового узора. Затем парусник отодвинулся, стал виден целиком…
Лицо капитана Чука утеряло излишнюю твердость и будто засветилось.
— Надписи покажи, — попросил он.
Дядюшка Лир закивал:
— Ребятки, поднимите шверцы…
Подскочил Мак, поднял на бортах полукруглые щитки. Дядюшка Лир дал камеру Маку и стал медленно поворачивать ботик. И выступила в прямоугольнике сначала надпись: «Д. Л-въ. 1903», а потом слово: «Петровскъ».
Мак ершисто проговорил:
— Этот «Петровскъ» написан в точности тем же почерком, что в книге. — Словно кто-то с ним спорил!
— Чудо, — согласился Валентин Максимович Федорчук. — И сам кораблик чудо, и вся история вокруг него. Будто продолжение сорок шестого года…
Константин Петрович торжественно произнес:
— А теперь посмотри еще на одно чудо… Ребята, сядьте… Вот, Чук, те, кто разыскал кораблик и разгадал, чьими руками он построен. Мирослав Рощин, Матвей Рощин, Мария Чешуйкина… Чук, я уже говорил про них. Это люди, которые знают пароль…
Валентин Максимович сел прямо. Глянул внимательно — по очереди на все троих. Улыбнулся уголками губ и, не теряя серьезности, сказал:
— «Бом»…
— «Брам»! — разом выдали ответ Мир, Мак и Маша и уже потом слегка застеснялись.
Валентин Максимович поднялся. Отошел. Стало видно, что он в тельняшке. А на спинке стула висела синяя штурманская куртка с золотыми вензелями на черных погончиках. Молча и деловито Валентин Максимович натянул куртку и застегнул золотые пуговицы. Дотянулся до подоконника, взял с него черный берет с блестящим якорьком. Надел. Выпрямился. Камера теперь показывала его от головы до пояса — высокого, худого, с прямыми строгими бровями. Якорек берета блестел над бровью. Валентин Максимович поднес к якорьку прямую ладонь. Теперь он совсем не улыбался. Негромко, но отчетливо произнес:
— Яхтенный капитан Валентин Федорчук приветствует новое поколение «Тайного экипажа корабельщиков».
Мир, Мак и Маша встали рывком. И — даже мурашки по спине.
Говорят, не полагается козырять без головного убора. Но бывают моменты, которые сильнее всяких уставов. Все трое (и Маша не отстала) подняли правые ладони к вискам.
Постояли так несколько секунд. Мир глянул на Дядюшку Лира. Оказалось, что он тоже стоит. Они встретились глазами. Дядюшка Лир хрипловато попросил:
— А теперь, Мир, давай песню. В подарок Чуку…
После песни Валентин Максимович Федорчук с полминуты молчал, присев к столу и трогая мизинцем якорек на околыше берета.
— Ну? — требовательно спросил его Дядюшка Лир. — Какое твое капитанское мнение?
— «Какое»… Такое. Костик, ты… это… Запиши и пришли незамедлительно. Понял?