— Мама, я уже взрослая.
— Я знаю, моя милая. Но я тебя уверяю, что со мной все в порядке.
— Ты не умеешь обманывать.
— Я и не пытаюсь тебя обмануть. С папой не так просто в последнее время, но его можно понять. Мы по тебе очень скучаем, вот и все.
— О, мама.
— Послушай. Не обращай внимания. Мы постараемся преодолеть все эти проблемы. Они временные. Многое даже к лучшему. Меньше готовить, меньше убирать. Ты знаешь, я сейчас тут подумала: а что хорошего в твоем приезде?
Эбби скептически улыбнулась.
— Давай я помассирую тебе и другую ногу.
— Да, мэм, пожалуйста.
В тот вечер после ужина Эбби спросила, может ли она поехать на встречу с друзьями из школы. Сара, пытаясь не выказывать своего разочарования, ответила согласием. Да, юность нужна для того, чтобы получать удовольствие, разве нет? Джош воспользовался моментом и выпросил разрешение пойти на вечеринку к Фрэдди. Раз Эбби уходит гулять, то и ему можно, да? Бенджамин отвел сына в сторону и начал серьезно, по-мужски говорить Джошу о вреде алкоголя и курения наркотиков. Уже дважды за последний месяц мальчик появлялся дома явно под действием травки. Он начисто отрицал свою вину, и это тревожило их еще больше. Эбби сказала, что завезет брата к приятелю, а потом, когда будет возвращаться, заберет его. Она пообещала, что они будут дома еще до полуночи.
Сцена для действий была подготовлена. Позже Сара поняла, что Бенджамин ждал такого случая несколько недель, а сам разговор планировал, наверное, в течение многих месяцев. Вскоре, когда дети благополучно уехали, в доме воцарилась гнетущая тишина. Сара не сомневалась, что Бенджамин сейчас скажет что-то невнятное о неотложной работе и отправится к себе в кабинет. Но проходило время, а он оставался на месте. Из кухни Саре было видно, как он бесцельно перебирает вещи, разбросанные детьми в гостиной. Она сделала вид, что ничего не замечает, и бодро спросила его, не хочет ли он еще индейки и салата с томатами.
— Конечно.
Может, им стоит открыть бутылку вина?
— Конечно.
Бенджамин прошел на кухню и достал вино. Он стоял по другую сторону разделяющего их высокого стола, даже не стола, а стойки, длинной и узкой, отделанной серым гранитом. Такая есть почти во всех домах. Она выполняет роль склада ненужных вещей: в ней скапливаются старые журналы, письма, неоплаченные счета. У них там еще стояло глубокое блюдо, в которое они бросали мелкие монеты. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был стук ножа. Комната погрузилась в безмолвие, как в невидимое облако. Наверное, стоит включить музыку. Он вытащил из шкафа два бокала, которые жалобно и коротко зазвенели, а потом поставил их на стойку рядом с открытой бутылкой.
— Эбби, по-моему, в отличной форме, — бодро произнесла Сара.
— Да.
— Бог ты мой, я бы все отдала, чтобы оказаться снова юной.
Вдруг Сара заметила, что Бенджамин нервно переминается с ноги на ногу. Она прекратила разделывать птицу и посмотрела на него. Он был бледен как полотно.
— С тобой все в порядке?
— Нет.
— Что случилось? Ты заболел?
Он глубоко вдохнул, но не произнес ни слова. Наступил момент оглушающей тишины. И тогда она поняла. Она точно знала, что он собирается ей сказать.
— Сара, я…
Она бросила нож на стол, и он с громким стуком ударился о гранитную столешницу.
— Не надо.
— Сара, дорогая, я не могу…
— Не смей этого говорить!
— Но я вынужден принять решение. Я так дальше не могу.
— Заткнись! Немедленно закрой свой рот! О чем ты думаешь? — кричала она.
На мгновение он потерял дар речи. В его глазах застыло умоляющее выражение. Сара смотрела на него, не отрывая взгляда, но он не в силах был его выдержать. Он опустил глаза и покачал головой.
— У тебя роман?
Она слышала себя, но голос был чужой, не ее. Сара почти выплюнула эти слова, как будто они создавали у нее во рту неприятный привкус. Бенджамин продолжал качать головой, все еще не поднимая глаз. Как трус, пытающийся сбежать в кусты. Она обежала стойку, чтобы подобраться к нему ближе.
— Подлец! Какой же ты подлец!
Сара бросилась на него, словно разъяренное животное, стараясь побольнее ударить по голове, груди, плечам. Он закрыл лицо руками, даже не пытаясь уклониться от ее ударов. Он позволял избивать себя, но это взбесило ее еще больше. Бенджамин стоял униженный и несчастный, словно мученик, страдающий во имя какого-то ненавистного Саре божества.
Она внезапно остановилась и закрыла глаза, прижав руки к вискам. Ей хотелось отстраниться от того, что она только что узнала. Сара зашлась в беззвучном плаче, и ее рот скривился в судороге.
— Сара…
Он попытался прикоснуться к ней, но как только она ощутила его руку, то немедленно вырвалась и закричала:
— Нет!
Она посмотрела на мужа и увидела, как слезы струятся по его щекам. Он стоял перед ней такой беспомощный и выдохшийся, что она придвинулась к нему и обняла его. Они оба рыдали. Ее голос был жалким, как у напуганного ребенка.
— Нет, Бенджамин. Прошу тебя. Не говори мне этого.
Он обнял ее, и она прижала голову к его плечу, пытаясь спрятаться от правды, которая, словно цунами, хотела смести ее. Сара искренне верила, что через минуту все будет по-старому. Он снова будет любить ее, ее одну. Она повторяла бесконечно и трогательно:
— Пожалуйста, прошу тебя, это не может происходить с нами. Это дурной сон.
— Сара, любовь моя…
Сара закрыла ему рот ладонью.
— Я не хочу это слышать. Прошу тебя.
Но внезапно мысль о ком-то другом в его объятьях, о другой женщине, вдыхающей этот теплый знакомый запах, который всегда принадлежал ей одной, только ей одной, болью отозвалась в ней. Она отклонилась, как будто почувствовав, что ей нанесли удар в грудь. Выскользнув из его рук, она оттолкнула Бенджамина и спросила:
— Это Ева, да?
Он колебался, а затем, нерешительно качая головой, начал что-то говорить, но она знала, что права.
— Ты с ней спал?
Ее голос был низкий и дрожащий, как лед, готовый треснуть.
— Все не так, это…
— О, ты спал с ней!
— Нет.
— Ты врешь.
— Я клянусь тебе…
— Ты мерзкий, отвратительный лжец!
Бенджамин снова покачал головой и отвернулся, а потом начал отходить от нее. Он сделал это так внезапно, что Сара побежала за ним, схватила его за руку, пытаясь повернуть к себе. Она хотела снова обнять его, притянуть к своей груди. Но теперь что-то изменилось. Он послушно откликнулся на ее зов, но его руки висели, словно плети. В нем как будто отключился какой-то важный механизм.
Он не мог сказать точно, сколько прошло времени. Оно, казалось, замерло, и уходившие минуты отмеривались только разделявшей их печалью. Бенджамин бродил по дому как привидение, потом он прошел по комнатам, чтобы найти ее. Сара сидела на лестнице и, не в силах сдерживать душивших ее рыданий, смотрела на него пустым взглядом. Через некоторое время она опять набросилась на него с кулаками, обвиняя его во всех смертных грехах, но уже через мгновение снова умоляла Бенджамина не делать этого и спрашивала, почему так вышло. Она не хотела признавать свое поражение. Она бы могла все исправить. Пусть он даст ей шанс. Последний шанс, еще один, который она не упустит…
Они сидели на веранде, прижавшись друг к другу, не чувствуя холода ночи. Ветер шевелил листву берез. Сара перестала плакать и посмотрела на все вокруг по-новому. В ее душе поселилось траурное спокойствие. Они вернулись в дом, и он разлил вино, которое открывал еще в той жизни… Они взяли бокалы, прошли с ними в гостиную и, устроившись на кушетке, начали разговор.
Сара чувствовала себя крайне напряженно. Тихим, каким-то надтреснутым голосом она стала расспрашивать его о Еве. Бенджамин отвечал с осторожностью и, по возможности, честно. Он сказал, что не спал с этой женщиной, верит она или нет, и решился произнести фразу, подготовленную им заранее, которая все равно прозвучала несколько фальшиво. Он сказал, что Ева не явилась причиной его решения уйти из семьи, а только стала катализатором процесса. Он опасался, что Сара в любой момент может взорваться, прервать его, но она хранила молчание. Она просто сидела, маленькими глотками пила вино и наблюдала за ним. Он ощутил, как в этот момент в ней зреет что-то новое, будто она начинает по-иному видеть его — яснее, четче, со всеми недостатками и промахами. Сейчас она смотрела на него только сквозь призму услышанного. Бенджамин почувствовал незамедлительное приближение очень жесткой реакции.
Ее пристальный взгляд сбивал его с толку. Ему все сложнее было сохранять спокойствие и сдержанность в голосе. Он сказал, что уже долгое время несчастлив с ней. Сара должна быть откровенной и признаться, что между ними не было согласия в течение долгого времени. Он уже не тот человек, за которого она вышла замуж. Да и потом, они женились так рано… В этот момент он заметил, как в ее глазах блеснул злой огонек. Не отрывая от него взгляда и покачивая головой, словно не в силах поверить в то, что слышит, она пронзительно смотрела на него.
— Что? — спросил он.
— Вот так все просто, да?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты делишь с кем-то жизнь в течение четверти века, растишь детей, а потом вдруг решаешь, что женитьба состоялась слишком уж рано, поэтому ты не должен пренебрегать счастьем, которое тебя, возможно, еще ждет где-то, и уходишь.
Ему пришлось склониться над ней, чтобы расслышать ее слова. Сара произнесла все это на одном выдохе, почти шепотом. Было что-то необычное в ее тоне, и это обеспокоило его. Она продолжала злиться, но теперь могла контролировать себя, поэтому была холодной, почти чужой. Бенджамин почему-то посчитал необходимым защищаться и произнес слова, о которых сожалел позже:
— Послушай, Сара, я никогда не чувствовал, что ты хочешь меня. Никогда я не ощущал себя любимым тобой. Когда я смотрю на нас со стороны, на то, как мы живем, и думаю, что это на всю оставшуюся жизнь… — Он остановился и вздохнул: — Сара, я не мо