Марксманская группа была чистой импровизацией самого Крастера, однако даже ей можно было найти аналогии. Впрочем, даже коли бы Крастер оказался первооткрывателем, от данного замысла он бы всё равно не отказался. Истина, что лучше всего стреляют те люди, по кому ответного огня не ведут, была в свое время заучена им намертво.
Мюллер принял приказ о своих действиях с абсолютно немецким спокойствием, равнодушно уточнил интересующие вопросы и ушел готовить подразделение к бою. Вообще, морские пехотинцы взвода, попав в столь неприятную ситуацию, Крастера приятно удивили. Не нашлось ни паникеров, ни трусов, ни даже откровенных истериков. После первого шока все пришли в себя достаточно быстро, пусть даже некоторых и потребовалось дополнительно стимулировать. В бою морпехи вообще вели себя выше всяких похвал. По крайней мере, сейчас.
Пока взвод ждал сигнала готовности группы огневой поддержки, морские пехотинцы подтверждали делом сложившееся о себе мнение. Кто-то с безразличным видом курил, привалившись к стволу дерева, кто-то немного нервно травил байки. Лежавший впереди наблюдателем рядовой Блатт деловито отмечал обнаруженных им красных корейцев и привязывал их к ориентирам. Его командир огневой группы капрал Уайт снял с Блатта бандольеру с сорокамиллиметровыми гранатами и положил ее перед собой, подготовив к расстрелу как боекомплект первой очереди. С учетом неясности хода дальнейших событий капрал очень предусмотрительно не хотел расходовать носимые с собой выстрелы.
– Пять-два на месте. К бою готов.
Прежде чем нажать на тангенту радиостанции, Крастер вытер о штаны неожиданно вспотевшие руки.
– Мародеры, выдвигаемся. Три-два, приступаешь после отдельной команды.
– Принято, лейтенант.
Крастер перехватил карабин и по-пластунски скользнул вперед.
Фронтальная перестрелка с занявшим оборону корейским взводом никаких неожиданностей не принесла. Противоположная опушка даже сама по себе находилась достаточно далеко, чтобы не оставить вооруженным пистолетами-пулеметами красным никаких шансов ни на что, кроме случайных поражений за счет количества выпущенных боеприпасов. Наличие у морпехов четырехкратных оптических прицелов Trijicon ACOG USMC Rifle Combat Optic превращало бой в одностороннее избиение, могильной плитой ложась на головы северокорейцев.
Команда на выдвижение третьего отделения последовала, как только Крастер пришел к мнению, что корейцев выдавили огнем с опушки. В ходе прикрытия выдвижения Мюллера морпехи старательно поливали огнем как обнаруживающих себя наблюдателей, так и возможные места их нахождения.
К чести северокорейцев, их командир пытался сохранить контроль над ситуацией даже в данных условиях. Наблюдатели, один за другим и не обращая внимания на потери, упорно выдвигались шокированным красным лейтенантом вперед. Крастер бы на его месте тоже опасался атаки.
Появление Мюллера на северной опушке рощи обернулось по-настоящему шквальным огнем, который он с корейцами там открыл:
– Мародер-два, на связи Три-два. Комми скопились в роще вблизи вершины, застал врасплох, веду бой. Очень плотный огонь, противника человек двадцать. Прошу помощи, говорю ещё раз, прошу помощи! Приём!
– Принято, Три-два. Держись, выдвигаемся.
Как учили Крастера, исход боя решает умение не пропустить и воспользоваться удачным моментом. Ситуация, по его мнению, складывалась просто прекрасно, и было бы преступлением упустить появившийся перед ним шанс.
– Взвод, в атаку! Пять-два, прикрываешь огнем с места! При встречном огне противника залегать запрещаю, уничтожать огнем с ходу! Вперед!
Крастер вскочил на ноги и устремился вперед, не оглядываясь на подчиненных морпехов. Он знал, что настоящий офицер-лидер, ведя за собой взвод, никогда не останется в одиночестве. Имеющиеся у него инсайды говорили, что среди подчиненных он таким лидером и является.
Минусом использованной им тактической схемы было предоставление возможностей противнику разгромить взвод по частям. При правильной реакции, что естественно. В сложившейся ситуации с взятием северокорейского взвода в клещи коммунисты получали возможность перехвата боевой инициативы в виде контратаки на отделение Мюллера. Что, в принципе, давало бы возможность уничтожить его как раз к моменту подхода полутора отделений ядра взвода к роще, после чего им бы сам бог велел контратаковать ещё и их.
Но это было теоретически. По факту же в успешность краснокорейской контратаки Крастеру не верилось. Слишком разным был класс противоборствующих сторон, который корейцы в использованной схеме уже не могли компенсировать численностью.
Основным призом в игре наперегонки были жизни морских пехотинцев и реализация возможности выключить данный взвод северных корейцев из дальнейших расчетов боя на перевале. Наличие боеспособной и организованной группы коммунистов за спиной взвода Крастера мешало буквально любому замыслу лейтенанта. На данном этапе самым опасным для его планов действием северокорейского офицера была отнюдь не контратака на отделение Мюллера и даже не перестрелка с взводом с жестко удерживаемых позиций. Банальный отход вглубь рощи с разрывом дистанции с морпехами портил буквально любой его дальнейший план одной только угрозой активных действий уцелевшего красного подразделения.
Последний вариант вынуждал Крастера либо терять время на поиск и уничтожение красного взвода в роще и в лесу за ней, с возможными печальными последствиями при появлении основных сил противника, либо постоянно держать часть сил в прикрытии. Под дамокловым мечом в любой момент возможного удара в спину без этого было не обойтись. Нейтрализация возможности осуществления такого сценария требовала от Крастера поторапливаться, от него требовалось зажать связанных боем северокорейцев в клещи раньше, чем красный лейтенант это сообразит.
С приближающейся опушки по взводу, как это ни странно, никто не стрелял. Мимоходом удивившийся данному факту Крастер заорал Ковальски:
– Один-два, ориентируйся по стрельбе, забирай немного левее, отсекай коммунистов от отхода вглубь рощи! Поторапливайся!
– Принято, Мародер-два.
Ударившее с фланга второе отделение, парой минут позже поддержанное отделением Ковальски, как и в прошлый раз, оказалось для северокорейцев очень неприятной неожиданностью. Наблюдателей у красных с восточной стороны рощи почему-то не оказалось. Ошибку корейского командира взвода не смогла компенсировать никакая храбрость, дисциплина и даже самоотверженность поддержавших товарищей раненых коммунистов. Напротив, в данной ситуации упорство даже ухудшило положение северокорейцев, дав возможность первому отделению охватить красный взвод с тыла. К этому моменту численное и тактическое превосходство морпехов было близко к абсолютному.
Вследствие последнего дальнейший бой не занял и десяти минут. Окруженный северокорейский взвод раздавили, как орех щипцами, причем за основные потери времени нужно было благодарить осторожность морпехов, охлаждаемых командами Крастера и командиров отделений, а не упорство обороняющихся.
Пленных и в этот раз не брали. Знакомому северокорейцу, снова попытавшемуся сдаться, с жалобным криком высунув поднятые руки из-за дерева, автоматчик первого отделения ланс-капрал Фостер без колебаний разнес голову короткой очередью.
В паре десятков футов от свежеиспеченного покойника под кроной соседнего граба лежали две фигуры. Сержанта, выставившего из-под накрывшего его тела залитый кровью погон и офицера в намокших от крови бриджах с лежащей на виду кожаной сумкой.
Так как перестрелка уже затихала и помощь в добивании последних коммунистов уже не требовалась, к мертвецам ягуаром метнулся капрал Мур, не так давно завидующим взглядом провожавший «Кольт» и «Арисаку» в руках взводного сержанта.
– Твою мать! – Крастер выстрелил в землю. – Мур, стоять!
Недоумевающий капрал замер. Крастер, не обращая на него внимания, всадил в лежащие друг на друге трупы короткую очередь.
Пробитое пулями тело корейского лейтенанта задергалось в агонии и мучительно захрипело, спровоцировав настоящий шквал огня от замерших рядом морпехов. Поток пуль, окончательно изрешетивший обоих коммунистов, с гарантией поставил в их судьбе точку. Занавесом сцены стал мощный взрыв, разнесший оба трупа на части и закидавший снова сунувшегося собирать трофеи Мура кровью с ошметьями одежды и кишок.
Крастера откровенно передернуло, несостоявшаяся смерть капрала в предыдущем варианте событий произошла именно с ним. Упавший на колени и донельзя потрясенный Мур ещё более дикими глазами, чем он, смотрел на место своей несостоявшейся смерти.
Появившийся поблизости на звук взрыва командир отделения, увидев своего капрала, не мог удержать усмешки:
– Мародерство до добра не доводит, сынок.
Сам Мур, не обращая на него внимания, медленно повернул к Крастеру забрызганное кровью лицо:
– Спасибо… сэр!
– Не за что. Живи уж, капрал, и в следующий раз будь осторожнее. Не ранен?
Приходящий в себя Мур огляделся и ощупал себя руками:
– Нет, сэр… это не моя кровь…
– Вот и хорошо. Всех касается, – Крастер огляделся по сторонам, отслеживая реакцию морпехов, – с северными корейцами в будущем ведите себя поосторожнее, боевого духа этим красным фанатикам не занимать!
Все присутствующие, не сговариваясь, но практически синхронно перевели взгляд на место столь храброй смерти до конца сражавшегося корейского коммуниста.
Вокруг стояла тишина, северокорейский разведывательный взвод был уничтожен. Надо было думать, как встретить удар следующих за ним северокорейских подразделений. Если они появятся. Крастер очень надеялся, что обойдется…
Бой по любым возможным критериям сложился для Крастера исключительно удачно – не понеся безвозвратных потерь, взвод уничтожил порядка тридцати пяти – сорока северокорейских солдат, заплатив за это семью ранеными, из которых ранения только двоих морпехов были серьезны. Самые значительные потери понесло третье отделение. У выдержавшего напряженную перестрелку накоротке и решившего исход боя подразделения выбыло больше трети состава – пятеро морских пехотинцев. Локальное численное преимущество и пистолеты-пулеметы красных взяли свою цену. Первое и второе отделения в ходе зачистки потеряли в боевом составе по одному бойцу.