Два оставшихся отделения, по замыслу Крастера, должны были взять наступающие пехотные роты облическим огнем во фланг. Про кусок больший, чем он сумел бы проглотить, лейтенант подумал, однако, прикинув различные варианты, утвердился во мнении, что задача даже при агрессивных действиях противника вполне выполнима.
Левофланговые взводы коммунистов хорошие стрелки с винтовками, оснащенными оптическими прицелами, благодаря внезапности и кинжальной дистанции должны были выпилить без каких-либо вариантов в первые же минуты. А дальше пришедшие в себя северокорейцы остались бы смешавшимися в кучу на не имеющем серьёзных укрытий склоне под тем же беспощадным огнем из леса. В случае необходимости с подключением к нему третьего отделения.
Перекрестный огонь растянутых по опушке отделений отлично перекрывал установленную «зону смерти», не позволяя северокорейским солдатам найти укрытия в траве и за основной массой достаточно крупных камней и в ложбинках склона. Командир взвода и взводный сержант, пройдя по отделениям, независимо друг от друга убедились в этом лично. Огневые карточки под личным присмотром командиров отделений морские пехотинцы составили для каждого окопа включительно. Составленные командирами отделений схемы огня Крастер объединил в общей взводной.
Единственный вариант, который давал коммунистам некоторый шанс, Крастер видел в виде немедленной атаки на его позицию. Однако если оценить наиболее вероятные действия красного командира, лейтенант с очень большим скепсисом оценивал возможность вовремя развернуть подразделения и атаковать в его направлении. Даже с учетом уже виденного им коммунистического фанатизма это казалось невероятным. Люди – это все же не NPC в компьютерной игре. В данном случае мог помочь вовсе не фанатизм, а профессионализм и инициатива офицеров и сержантов коммунистов, с чем в армиях Железного Занавеса, как его учили, традиционно было кисло.
Самым главным фактором в его замысле являлась частая, плотная и точная стрельба – при имеющемся численном преимуществе морпехи элементарно не имели права промахиваться. По крайней мере, слишком часто. Сохранявшаяся возможность, что красные начнут подниматься на перевал или войдут в «зону смерти» в походной колонне, стала бы для коммунистов ещё более катастрофичной.
Головной дозор красных корейцев действовал по стандартному варианту. Командовавший им сержант остановил подразделение и принялся внимательно рассматривать гребень перевала и окружающие горные склоны в обнаружившийся у него бинокль. На этом этапе красные корейцы совершили первую ошибку – основное внимание сержант обратил вверх, осмотрев лес в районе позиции взвода Крастера разве что беглым взглядом. Крастер самодовольно ухмыльнулся. Все шло точно по его замыслу.
Командир северян по-прежнему осторожничал. Так же, как в предыдущих вариантах, головная застава самостоятельно на перевал подниматься не стала. Роты развернулись в стандартный боевой порядок: обе пехотные роты с взводами «обратным клином» развернулись в затылок друг другу и начали не торопясь, но и не мешкая, подниматься вверх. За их спинами пулеметчики вытащили уже точно определяемые японские тяжёлые пулемёты на треногах и сумки с боеприпасами из двуколок и, взгромоздив их на плечи, тоже растягивались в линию.
Основное внимание Крастер уделял именно пулеметам. Если кто и мог сорвать его замысел, то именно эти шесть тяжелых пулеметов, как он недавно выяснил, могущих обеспечить довольно плотный огонь.
– Пять-два, это Мародер-два. Открываю огонь, когда головная рота поравняется с центром позиции, тебя предупрежу. Начинай с дальних. Говорю ещё раз: первыми выбивай дальние расчеты.
– Это Пять-два, вас слышу, все будет в порядке, не нервничайте, сэр.
В нормальных условиях приоритетность поражения целей идет от ближайшей. Однако в данном случае ближайшие красные пулеметы вполне попадали под гранатометы третьего отделения. Перестреливаться в лоб с парой нашедших его позицию станковых пулеметов, прикрывающих свою пехоту, Крастеру очень сильно не хотелось. Воспоминания, как пулеметные секции коммунистов подобным образом уже решили исход боя, вовсе не выветрились из его памяти.
Корейцы приближались, не подозревая о нависающей над их левым флангом смертью. У Крастера было достаточно времени, чтобы рассмотреть солдат, которых он собирался вскоре убить. Вопреки его подозрениям, по-настоящему молодых солдат в строю было мало, средний возраст военнослужащих северокорейского батальона точно превышал двадцать лет. Скорее даже, приближался к двадцати пяти. Среди определяемых по обмундированию, вооружению и поведению сержантов многие были старше. Вооружение – уверенно определяемые японские винтовки и ручные пулеметы, а также русские ППШ. Командир левофлангового взвода идущей в первой волне роты – молоденький низкорослый офицерик в сбитом на затылок кепи – был вооружен ППС. Попытка поймать командира батальона, чтобы первым одарить его пулькой калибра 5,56, успехом не увенчалась.
Шедшая первой рота красных входила в центр «зоны смерти».
– Пять-два, Мародер-два. Пулеметы открыты?
– Мародер, это Пять-два. Сектор стрельбы открыт, готов, жду сигнала! Прием!
– Взвод, приготовиться к открытию огня! Сигнал – мой выстрел!
Крастер принял устойчивое положение и поймал маркой прицела не подозревающего о скорой смерти молодого лейтенанта. Палец уже было дрогнул на спуске, когда Джордж, передумав, взял чуть в сторону. Угольник нашёл корпус страхующего командира гиганта сержанта с ППШ в руках. В этот раз палец без малейших колебаний нажал на спуск. Дублируя выстрел, в эфир ушла ненужная уже команда:
– Огонь!
Взвод, не жалея патронов и гранат, взорвался шквалом огня. Левофланговые взводы атакующих рот, как и ожидалось, выкосили практически мгновенно. Первые несколько секунд убиваемые корейцы даже не понимали, откуда стреляют, падая, словно кегли в кегельбане. На глазах Крастера сорокамиллиметровая граната попала прямо в успевшего упасть пулеметчика, разорвав его взрывом и изрешетив осколками ещё двух человек рядом.
Чтобы избавиться от проблемы вражеского взвода, каждому морпеху ведущего по нему огонь отделения требовалось застрелить всего лишь трех-четырех красных. С оптикой и настильностью карабинов М27IAR и М16А4, на склоне, не имеющем достаточно серьёзных укрытий, и в полигонных условиях растерянного противника с отсутствием ответного огня все это блестяще удалось.
А дальше пехотные роты корейцев беспорядочно бросились наутек.
Рядом с Крастером кто-то восторженно заулюлюкал, заткнувшись после узнаваемого даже сквозь шум выстрелов окрика капрала Кэмпбелла.
Взвод частил винтовочным огнем, безнаказанно расстреливая бегущего противника. Самые храбрые из солдат-северокорейцев, попытавшиеся было остаться на месте и открыть ответный огонь, выдержали недолго, частью припустив вслед за трусами, частью активно начав искать укрытия. Впрочем, большинство бегунков довольно скоро к ним присоединились. Смертоносность огня морпехов падала гораздо медленнее, чем им удалось наращивать дистанцию. Единственным светлым пятном для краснокорейцев в этой ситуации оказались два тяжёлых пулемета, дальних от третьего отделения, выбить расчеты которых полностью О’Нилу все же не удалось. Попытавшийся ожить третий довольно быстро заглушили перекрестным огнем, остальные даже не выстрелили.
Подавить оборону взвода два пулемета уже не могли, однако эффективность огня снижали изрядно. Кончилось тем, что взбешенный взвод, не обращая внимания на команды, начал поливать оба пулемета огнем, в конце концов их задавив. А потом в дело вступили уже надоевшие Крастеру противотанковые пушки и вытащенные расчетами из повозок минометы. Пулемётчики выполнили свой долг и дали им на это время.
Ни мин, ни снарядов, спасая свою пехоту, корейские артиллеристы не жалели, да и пристрелялись они в четко локализованной стрельбой позиции взвода достаточно быстро, так что о добивании бегущей и прячущейся пехоты врага после начала миномётного огня пришлось забыть окончательно. Все мысли морских пехотинцев сосредоточились только на одном – выжить.
Когда через пятнадцать минут снаряды противотанковых пушек перестали рубить деревья, а минометные мины рваться в их кронах над головами морпехов, на воспользовавшихся случаем, чтобы отойти, красных пехотинцев уже никто не обращал внимания.
О’Нил и Мюллер лежали в своей ячейке, обнявшись, как братья. Взорвавшаяся над ними восьмидесятидвухмиллиметровая мина изрешетила обоих осколками, и бронежилеты приняли на себя только часть из них. Командир второго отделения сержант Келли остался жив, но получил тяжелое осколочное ранение в голову и требовал срочной медицинской помощи. Командир первой огневой группы из его отделения, капрал Уайт, схватил осколок в плечо, в то время как лежавший с ним в одной ячейке рядовой Блатт поймал множественные осколочные ранения обеих ног и истошно орал, что истекает кровью. Также находившийся в одной ячейке с командиром своего отделения ланс-капрал Стирлинг, в отличие от Блатта, ничего не кричал, реально истекая кровью от тяжелого ранения в верхнюю треть бедра. Потерявший шлем и с головы до ног забрызганный кровью Ковальски, матерясь, пытался остановить кровь турникетом и компрессионной повязкой из медицинской аптечки.
Когда Крастер подсчитал количество оставшихся боеспособными морпехов, ему реально стало плохо. Теперь взвод не мог ни уйти от противника, ни даже удерживать свой рубеж. Одиннадцати оставшихся невредимыми морских пехотинцев для выполнения любой из данных задач было недостаточно.
Всё это значило, что нужно было просто спасать людей. Благо, что усеявшие склон телами северокорейцы находились не в лучшем состоянии, чем его так неудачно подставившийся под минометы взвод. Это давало Крастеру резерв времени, который требовалось не потерять.
Единственным доступным для этого вариантом оставался отход на соединение с южнокорейцами по чаще, благо густой лес, покрывавший склоны высоты 222, давал этому все возможности.