Итальянец насупился и не ответил.
– Теперь рассмотрим идею, что как только упали – жечь вертолет и бежать к Пусану. Чтобы нас там отправили в Штаты. Самое что ни на есть время. Самолёты летают часто, из самих США «лишних» солдат из учебных лагерей через океан ими возят. Коммунисты ведь не столько южнокорейцев, сколько нас без штанов поймали.
Продолжавший сжимать руку друга Ривера, которого в ходе своей речи Крастер сверлил немигающим взглядом, все-таки не выдержал психологического давления и потупился.
Крастер, больше не обращая на него внимания, продолжил:
– Особенно когда двадцать четвертую пехотную дивизию под Тэджоном раскатали, да так, что генерал Дин в плен попал. В Японии, вон, целых три брошенных «Першинга» откопали в ремонтных мастерских, сразу сформировали из них отдельный взвод и на плацдарм отправили, чтобы хоть как-то и где-то красным танкам имелась возможность противостоять.
Психологически давить пару Новак – Ломбардо было номером абсолютно дохлым, Крастер предпочитал уделить свое внимание нейтральной части морских пехотинцев, в первую очередь уцелевшим капралам. В сочетании с речью действовало.
– И вот тут появляются все такие крутые морпехи из будущего, в бронежилетах, касках, с тактической радиосвязью и штурмовыми винтовками. Мы, говорят, к вам с вертолетом и кучей полезного имущества провалились, но всё это уже сожгли, так что отправляйте нас быстрее за океан. У ланс-капралов Риверы, Ломбардо и Новака есть много чего полезного сказать нашим учёным.
Злобно зыркнули, но опять смолчали уже все трое.
– Дефиле перевала – единственный тактически выгодный рубеж в нашей досягаемости, позволяющий удержать противника на достаточно продолжительный срок, чтобы капитан Фаррелл смог выбить помощь и эвакуировать вертолёт. Если бы такого выгодного рубежа не нашлось, я бы первым предложил палить машину и уходить. Нравится вам это или нет, но вы все давали присягу своей стране – эвакуация тридцати трех тысяч фунтов технического хайтека в нашей ситуации является безусловным её интересом. Сравнимым по важности с проектом «Манхэттен», или если кто не понял – то ядерной бомбой. А то и важнее, если глянуть на нашу электронику. На этом фоне риск нашими с вами жизнями стоит дайм[48]. Я – офицер морской пехоты США, чья работа – убивать и умирать за интересы своей страны, а также заставлять это делать своих подчиненных. Поэтому можете засунуть свои языки туда, где не светит солнце. То, что я не выполнил свой долг и, как выяснилось, напрасно погубил доверенных мне людей, ложится на мою совесть гораздо более тяжким грузом, чем ты, Ривера, можешь себе представить. А вам двоим стоит немного помолчать! Про друзей заговорили, которых у вас в этом взводе нет и никогда не было!
Хорошо уже взвинченные склокой морпехи зашумели. Крастер, опять вспомнивший «Делай что должно, и будь что будет» Веспасиана, с циничной ухмылкой наблюдал за их реакцией, между делом не забыв незаметно сбросить флажок предохранителя своего карабина.
Впрочем, чем могла закончиться разборка, Крастер уже не узнал. Через несколько секунд сзади и сбоку от него по центру поляны и сгрудившемуся на ней взводу был открыт шквальный перекрёстный пулемётно-автоматный огонь.
Всех троих несостоявшихся мятежников срубило одной пришедшей сбоку пулемётной очередью. На бронежилете Новака мелькнули вспышки бронебойно-зажигательных пуль, ноги ланс-капрала подломились, и он, выронив винтовку, как мокрая тряпка завалился головой вперед. Ломбардо, прежде чем ланс-капрал упал, попавшие в бок пули закрутили вокруг оси. Ривере пуля попала в не защищённую шлемом голову. Брызнув фонтаном крови и мозга, он завалился на лежащее на носилках тело Гарсии, так и не отпустив руку друга.
Крастер упал наземь и откатился в сторону, миновав тело Ковальски, дергающееся и судорожно зажимающее хлещущую из разорванного пулей горла кровь.
Из покрывавшей поляну травы ничего видно не было, шквал огня смолк, разом разрядившие свои магазины северокорейцы перезаряжались. Вокруг звучали крики, стоны, шипение и ругательства. Крастер приподнялся, чтобы осмотреться перед выбором дальнейшего решения. Сдаваться в плен ему по-прежнему не хотелось. Нужно было прорываться из засады. По звукам стрельбы – классической L-образной.
В ходе осмотра он засек одного из северокорейских солдат и даже успел дать очередь в его направлении, прежде чем обнаружившего себя Крастера снова накрыли огнём. Попытка сменить позицию оказалась весьма неудачной. Корейцы, не жалея, поливали его пулями, если не наблюдая в траве, то ориентируясь по ее движению.
Одна из пуль разбила оптический прицел карабина, вторая пробила левую кисть, третья ужалила в бедро, куда-то чуть выше колена. Ещё парочка бессильно щёлкнули по бронежилету. Крастеру было не столько больно, сколько обидно, ведь всё должно было случиться совсем не так…
Рядом лежало обмякшее тело Соренсена с пробитым пулей сводом шлема. Крастер подхватил его карабин и заорал, перекрикивая возобновившийся шум взаимной стрельбы:
– Взвод, слушай мою команду! Коммунисты с двух сторон поляны. Всем ходячим – после моей команды перебежками уходить в лес! Вести огонь на подавление с ходу, не останавливаться! Все остальные ведут огонь с места, пусть хоть кто-то из нас уйдет! Приготовиться!
Подождав десяток секунд и дождавшись очередного ослабления огня противника, Крастер опять приподнялся над травой:
– Огонь! Вперед! Бего-о-о-м! Прорывайтесь!
Рядом рванули к таким близким деревьям несколько способных передвигаться морпехов. К чести Корпуса, раненые, решившиеся их прикрыть, тоже нашлись. Крастер не остался в одиночестве и даже практически успел расстрелять магазин. К своему восторгу, не напрасно, точно свалив по крайней мере одного автоматчика северокорейцев и, возможно, подстрелив ещё двух других. В следующее мгновение после этой краткой радости ему в глаза брызнули трассеры пулемётной очереди.
Вспышка!
Крастер стоял в проходе пилотской кабины «Супер Сталлиена». Под вертолетом стелились красивые освещённые утренним солнцем вершины корейских гор. Прямо по курсу строя вертолетов темнела темная масса дождевой тучи.
Лицо Крастера как будто сковало льдом, под шлемом дыбом стояли волосы. Марк Рюккер в очередной раз повернул к нему голову:
– Синоптики облажались, Джош! Сейчас полетим под дождиком. Отклоняться от курса командир эскадрильи не будет.
В горле Крастера стоял лёд. Лейтенант беспомощно глянул назад сквозь открытую дверь – стрелковый взвод лейтенанта почти в полном составе спал…
Грохнул гром, мелькнула вспышка, и голос Рюккера подавился ругательством – в стекла пилотской кабины лезли вершины растущих на горном склоне деревьев…
Смерть VI
Оборонительный бой (общие положения). Оборона в целом всегда ведется по одним и тем же принципам, независимо от того, находятся ли войска на поспешно оборудованной позиции или же на заранее подготовленной полосе обороны. Однако некоторые детали порядка действий обороняющегося зависят от замысла командира (боевой задачи), имеющихся в распоряжении сил и средств, а также от наличия на позиции естественных препятствий, затрудняющих действия противника. Непосредственное влияние на оборонительный бой оказывает также и количество времени, затраченное на подготовку к обороне.
Обороняющийся никогда не может и не должен стремиться к тому, чтобы быть одинаково сильным на всех участках. Исходя из этого, боевое использование войск не может строиться схематично или по какому-то заранее составленному шаблону. Следует добиваться такого положения, при котором как подготовка, так и управление боем были бы как можно более гибкими и оперативными. Важнейшими предпосылками для этого являются заблаговременное раскрытие планов действий наступающего противника и сохранение в тайне своего замысла.
В череде повторяющихся вновь и вновь перезагрузок Крастер впервые был по-щенячьему счастлив. Ущемлённое самолюбие, ужас и недоумение от циркулирующего колеса вариантов одних и тех же событий были очень даже вторичными на фоне гаснущей в глазах жизни раненого и поливаемых перекрёстным огнём морских пехотинцев, так что возвращение возможности переиграть бойню его последней смертной темы было воспринято с одним только облегчением.
Причины очередной случившейся катастрофы лежали на поверхности и даже были уже озвучены перед финальным актом этой бойни. Крастер увлекся уничтожением бегущих как зайцы от его ничтожных сил пехотных рот северокорейцев и в очередной раз подставил взвод под поддерживающее их тяжелое вооружение. Единственное, что можно было придумать в свое оправдание – пулеметы и пушки в этот раз заметной роли не сыграли, подразделение разделали не блеснувшими в прошлых вариантах событий минометами. Лейтенант откровенно сомневался, что от снарядов противотанковых орудий погиб хотя бы один морской пехотинец. Разве что тот о ствол дерева над окопом разорвался.
Миномётчики корейцев, ценой избиения своей пехоты получившие достаточно времени на локализацию позиции взвода и подготовку данных для стрельбы, практически сразу же перешли на поражение и, не пожалев мин, беспощадно искромсали торжествующих победителей, в который уже раз доказав роль тяжёлого вооружения в современном общевойсковом бою.
В ходе чего стало возможным, что Крастером была совершена ещё одна ошибка. Не то чтобы в ходе пристрелки, даже когда на позициях взвода начали рваться первые мины, взвод ещё имел неплохие шансы отойти вглубь леса без больших потерь. Бронежилеты и шлемы обеспечивали приемлемую защищённость. Удалось бы поднять морпехов из окопов или нет, это другой вопрос, однако попытка отсидеться в окопах для стрельбы лежа, оставшись в зоне поражения полудюжины восьмидесятидвухмиллиметровых минометов, без сомнений обеспечила максимально возможный уровень потерь. При этом положение с потерями ещё более осложнил лес – значительная часть мин коммунистов срабатывала от ветви в воздухе, накрывая морских пехотинцев осколками сверху, как будто при неконтактном подрыве. Который, согласно профильным наставлениям, мало того что позволяет поражать противника в окопах, так ещё и в три раза более эффективен по осколочному действию, чем контактный.