– Даже так?
– Сэр, я не прошу мне сейчас верить на слово. Появятся Канг и Тен, вам всё станет ясно. В этом разговоре мы просто экономим время.
По-прежнему сомневающийся, верить Крастеру или нет, Фаррелл в очередной раз задумался.
– Хорошо, продолжайте.
– После выяснения, кто мы, где мы и как сюда попали, мы с вами принимаем решение оседлать перевал. В итоге вы выезжаете за кавалерией и транспортом для эвакуации вертолета, а я принимаю бой.
– И как?
– Обычно скверно, сэр. Разведывательный взвод больших проблем не вызывает, а вот с основными силами красных уже куда сложнее.
Фаррелл ещё раз смерил взглядом Крастера и снова оглянулся на остальных морских пехотинцев.
– Для вас, морпехов двадцать первого века, являются проблемой азиатские коммунисты середины двадцатого?
– Да, сэр. С самой пехотой бодаться можно небезуспешно, а вот её тяжелое вооружение – такой козырь, что покрыть сразу не получается.
– Всё так серьезно?
– Более чем, сэр. Я в первых жизнях тоже думал, что всё будет очень просто. Но знаете, дульное пламя ППШ перед лицом почему-то сильно студит излишнюю самоуверенность. После того как в очередной раз в кабину вернешься.
Капитан по-прежнему не знал, верить ему или нет.
– И много вы сделали для того, чтобы этого не произошло?
– Считаю, что много, сэр!
Фаррелл обреченно вздохнул.
– Рассказывайте…
Пересказ капитану краткого конспекта произошедших с Крастером неприятностей прервался только с подходом Соренсена, которого оба офицера в суть своего разговора решили не посвящать. После оказания Фаррелу медицинской помощи общение возобновилось, однако дойти до конца своих приключений Крастеру снова не довелось – со стороны дороги раздался крик морского пехотинца, выставленного там наблюдателем. Оба офицера, не сговариваясь, встретились взглядами – торжествующим Крастера и потрясенным капитана Фаррелла. По идущей вдоль долины дороге пылила автомашина, и по ее внешнему виду уже сейчас можно было предполагать «Джимми» времен Второй мировой…
Когда из грузовика и появившегося вслед за ним «Виллиса» вывалились Канг и Тен со своими солдатами, Крастер торжества уже не скрывал, а Фаррелл приобрел такой вид, словно сожрал пару фунтов лимонов разом. Морские пехотинцы, как и капитан, радости своего лейтенанта тоже не разделяли.
Краткий опрос прибывших южнокорейцев подтвердил рассказ Крастера практически дословно. Фаррелл, помрачневший от этого как на похоронах родной матери, надолго задумался. Крастер и корейские лейтенанты терпеливо ждали его решения, переговариваясь между собой. Между прочим, разговор с южнокорейцами в очередной раз показал свое желание сворачивать на проторенный путь.
Глядя на их общение, капитан наконец-то решился:
– Лейтенант Крастер, я ожидаю от вас выполнения своего долга!
Крастер в полном смысле слова обмер, продолжение сказанного не сулило ему ничего хорошего. Фаррелл, как и ожидалось, продолжил в уже понятом им ключе:
– Ни уничтожать вертолет, ни оставлять его коммунистам мы не имеем права. Я убываю с лейтенантами и приложу все усилия для вызова вам поддержки. Вы берёте взвод и немедленно выдвигаетесь на перевал!
Крастер злобно сплюнул в траву. Он был офицером морской пехоты Соединенных Штатов и не считал себя вправе устраивать мятеж…
Взвод быстро продвигался по лесу в дежурном боевом порядке – первое отделение в голове, второе во фланговом охранении, третье – ядро взвода, прикрывало тыл. Будь маршрут движения взвода глубже в лесу, Крастер бы поставил взвод клином с одним отделением в голове и двумя крыльями позади, но при продвижении вдоль опушки, в таком порядке движения не имелось смысла.
Последний выученный урок он принял к исполнению в полном объеме – пусть первые два отделения нагружать боеприпасами он и не рискнул, но всё ядро, кроме управления взвода, тащило патроны и выстрелы к подствольникам. Взводный сержант на такое решение командира взвода поморщился, но сказать ничего не сказал, ни прилюдно, ни один на один. Оба двое воспользовались своим положением и несли за спиной трубы извлеченных из упаковок М72А7. Последнее, что хотелось лейтенанту, это ещё раз беспомощно заглянуть в ствол самоходного орудия. О чем думал взводный сержант, осталось тайной, но один из гранатометов он, глядя на командира взвода, у первого отделения тут же отобрал. Видимо, тоже решил не оставаться беззащитным при встрече с танками. Санитару было достаточно хлопот с его штатным медицинским имуществом.
Теперь противотанковые возможности взвода выглядели весьма радужно. Только на руках помимо двухсот шестнадцати кумулятивно-осколочных выстрелов к М203 находились пятнадцать легких противотанковых гранатометов с совершенно невероятной, по меркам середины двадцатого века, точностью и бронепробиваемостью. При одной мысли об этом Крастеру хотелось выть – что только ему стоило побеспокоиться об этом ранее, в предыдущем варианте событий! И это он ещё не вспоминал оставшиеся в укрытых в лесу рядом с вертолётом контейнерах остатках гранат для подствольных гранатометов. Именно их следовало притащить первыми высланным назад к тайнику подносчикам боеприпасов. Патроны для восполнения настрела на первое время уже были.
От дозорного отделения, да и всего взвода северокорейцев он не ожидал никаких сюрпризов. Главным для него было, чтобы они рискнули принять бой, а не скрылись, ломая все планы Крастера своим присутствием. В этом случае, как он не раз доказывал, прихлопнуть коммунистов было делом техники.
Крастер взглянул на часы, отметив время. До обнаружения Блондином корейского дозора оставалось примерно пара-тройка минут. Далее будет фронтальная перестрелка между ними и обнаружившей коммунистов огневой группой, охват северокорейцев с фланга и восемь трупов – семь с ППШ и один с «Арисакой». Повторяющаяся стычка, в его памяти практически ставшая рутинной.
Единственным плюсом одолевавшего лейтенанта раздражения была возможность его выплеснуть – Крастер перехватил карабин и начал догонять первое отделение. Ему позарез требовалось кого-нибудь срочно шлёпнуть.
И вот тут его поджидал небольшой сюрприз. Шедшая головным дозором группа Рамиреса как ни в чем не бывало продвигалась вперед, не наблюдая никаких признаков северокорейцев и ставя своего командира в тупик дальнейших действий. Если что Крастер и знал точно – так это то, что коммунисты были рядом.
Обнаружились они довольно банально – неподалёку грохнул винтовочный выстрел, и шедший рядом с Крастером Ковальски, дёрнув головой, выронил винтовку и плашмя рухнул наземь.
Рефлекторной реакцией лейтенанта было залечь и найти укрытие за ближайшим деревом. Это было сделано как никогда вовремя, ибо нырнул он туда уже под сплошной рев стрельбы ППШ. Головной дозор прозевал коммунистов, в результате чего на них напоролось левое крыло клина головного отделения – снова не повезло огневой группе капрала Аллена.
Рев пистолетов-пулемётов неровно смолк, и Крастер дернулся выглянуть, чтобы осмотреться, чуть не поплатившись за это жизнью – очередной выстрел снайпера чуть не продырявил его голову, попав в ствол граба, за которым он прятался, на жалкие пару дюймов повыше каски. Бессознательно выматерившийся от прихода адреналина лейтенант откатился в сторону, что вызвало ещё пару выстрелов из «Арисаки» и несколько поддержавших огонь снайпера очередей из ППШ, одна из которых легла очень близко.
Тело Блондина лежало в нескольких ярдах от Крастера, с неловко подвернутой под него рукой и выставленным в сторону лейтенанта патчем «Ковальски» на затылочной части шлема. ППШ северокорейцев заткнулись. Ни одного человека из второй огневой группы видно не было, однако с направления, где они шли, кто-то громко, тяжело и мучительно стонал.
– Это Мародер-два! Коммунисты на фланге первого отделения! – Крастер орал во всю глотку, не надеясь на одну радиостанцию. В данных условиях командование не связанной огнем противника частью взвода вместо лежащего под обстрелом командира должен был перехватить взводный сержант. – До десяти человек, снайпер и SMG[57]! Группу Аллена расстреляли, окружайте их, я прижат!
Лейтенант заканчивал фразу уже под огнем противника. Достаточно точно определив положение по крику, коммунисты засыпали его пулями. Крастер вжался в землю, проклиная всё на свете, и собственную принципиальность в том числе. Кричать ему было необязательно, у него была радиостанция. Однако за тот краткий промежуток времени, пока О’Нил перехватит управление, могли погибнуть морские пехотинцы – из оставшихся без управления, но рвущихся на помощь товарищам огневых групп Рамиреса и Кэмпбелла в первую очередь.
Кэмпбелл надежды своего лейтенанта оправдал, причём, очень даже возможно, сумев спасти ему жизнь. Морские пехотинцы его группы прикрыли Крастера огнём, как казалось, в тот самый момент, когда пули уже практически нащупали его…
Как и во всех предыдущих случаях, северокорейское отделение погубила избыточная агрессивность. Нет, в данном случае бегство вряд ли бы их спасло, пропустив первую огневую группу, они оставили себе только один надежный путь отхода – к южной опушке леса, однако такой вариант их действий, как остаться на месте, с какой стороны ни взгляни, был глупостью. Крастер даже не понял, на что они рассчитывали. Интеллектуал Келли, занятый тем же вопросом, предположил самое в этом случае вероятное – что эти восемь покойников не наблюдали взвод после аварии и элементарно сочли первое отделение одинокой разведгруппой. Так как в голову ничего более вменяемого не лезло, лучшие умы взвода с этим согласились.
В принципе, ещё комми могли рассчитывать на свою огневую мощь, агрессивность и деморализацию врага, но это выглядело так зыбко, что никто в расчет просто не принимал. В этом случае было логично атаковать, а не остаться на месте, перезарядившись и заняв оборону. Что позволило окружению коммунистов случиться словно бы самому по себе. Огневая группа Рамиреса, развернувшись на выстрелы, охватила их справа, Кэмпбелл с высунувшим нос из укрытия командиром взвода – с фронта, ну а третье отделение и взводны