Ждать, пока позицию взвода накроют пулеметами и минометами, он не собирался:
– Взвод, это Мародер-два. Отходим вглубь леса. Меняем позицию, пока нас не накрыли.
За речушкой северокорейцы еще только вытаскивали вперёд и выставляли на огневых позициях тяжелые пулемёты…
Морпехов одолевало откровенное веселье. Артиллерийско-минометного огня, обрушившегося на оставленную позицию, они, уходя по лесу, по понятным причинам наблюдать не могли, однако теперь, заняв новую в соседнем лесном языке, они все видели как на ладони.
Впечатленные молниеносной гибелью головного охранения красные корейцы никуда не торопились, пытаясь заставить обороняющихся проявить себя. Минометы, возможно имевшие не сильно много боеприпасов, огня уже не вели, провоцировали обороняющихся одни тяжелые пулеметы, изредка дополняемые противотанковыми пушками, выпускающими по два-три снаряда за раз. И так как пустая позиция взвода была локализована по трассерам, основное внимание уделялось именно ей.
Ухмыляющийся Келли, роющий окопчик для стрельбы лежа неподалёку от своего лейтенанта, вопроса в себе не удержал:
– Сэр, эти коммунисты такие тупые оттого, что вместо мяса много гнилого риса жрали?
Крастер, тоже копавший окопчик, кинул взгляд в сторону коммунистов и равнодушно пожал плечами, похвалив самого себя:
– Это не они тупые, а мы умные. Не торопись радоваться. Менять позицию нам было необязательно. Ганни не зря в вас насчет скрытности молнии метал и с говном смешать грозился. Движения не засекли, значит, противник на месте – логично?
– Хм… – Келли действия коммунистов с этой точки зрения не рассматривал и немного увял. Крастеру очень хотелось улыбнуться, останавливала одна самокритичная мысль, что прослыть сильно умным после семи повторений одних и тех же событий совсем даже нетрудно. Но наблюдать уважительный взгляд сержанта было приятно, этого не отнять.
Как будто дождавшись завершения диалога, красные поднялись в атаку.
В этот раз красные роты в затылок друг другу не становились, встали в линию: одна типичным для коммунистов «обратным клином», потерявшая взвод вторая – «эшелонированием влево». Пулеметы роты оружия продвигались во втором эшелоне.
Пока Крастер наблюдал, как коммунисты форсировали неглубокую, но обладающую достаточно быстрым течением речушку, к нему подполз взводный сержант. Свою радиостанцию О’Нил отдал на медпункт, так что пришлось посоветоваться вживую.
Коммунисты атаковали оставленную Крастером позицию. Комендор-сержант впечатления от их замысла, так же как Келли, не скрывал:
– Несчастные беззащитные ублюдки. Я думал, что их командир хотя бы попытается в лоб не атаковать.
Крастеру осталось только в очередной раз пожать плечами и блеснуть перед сержантом своим интеллектом:
– По левому флангу обойти? А если там сидит ещё один взвод с пулеметами? Ты как в этом случае из-под перекрёстного огня выбираться будешь?
Взводный сержант точно с теми же интонациями, что и Келли, хмыкнул и смерил лейтенанта непритворно уважительным взглядом. Далее разъяснять комендор-сержанту, что двойной язык леса, в котором они находились, был наиболее близким к коммунистам рубежом, что давало тем возможность увидеть врага и вести по нему огонь в лобовом столкновении, а не метаться в огневом мешке, уже было не нужно. Крастер немного гордился – данного варианта событий в «уже прожитом» не наблюдалось. Да и одернуть О’Нила тоже не мешало. При всём опыте комендор-сержанта излишняя самоуверенность и недооценка коммунистов могли подвести и его.
Впрочем, ситуация, в коей это могло сыграть сколько-то заметную отрицательную роль, пока не наблюдалась. Морским пехотинцам снова требовалось всего лишь много, часто и метко стрелять. Благодаря их нависанию над флангом коммунистов это было нетрудно. Крастер, верно определив, что физически не сможет перебить сразу всех, подъедал коммунистов по кусочкам, сосредоточив огонь на ближайшей к нему роте. Которую от повторения судьбы расстрелянного передового взвода спасли, собственно, одни только пулеметы и сориентировавшиеся по их и морпеховским трассерам красные минометчики.
Если с первыми морпехи устроить поединок воли еще могли, да и не так уж сильно их огонь сейчас был опасен, то минометы побить Крастеру было нечем. Ждать, пока локализованную позицию накроют минами, он не стал, после первого же разрыва мины в ста метрах перед собой заорав:
– Отходим, вилка! Накроют минометами!
Загодя проинструктированный сержантами взвод рванул наутек. Насколько, конечно, это было можно сказать касательно увлекшихся избиением наступающих коммунистов и ответно обстреливаемых пулеметами морских пехотинцев.
Небольшая заминка с отходом дала взводу первые в этом бою боевые потери. Выбывания морпехов с пулевыми ранениями при отходе взвод в любом случае, вероятнее всего, бы не избежал, по его позиции вели огонь легкие и тяжелые пулеметы, а также стрелки оказавшейся вне «зоны смерти» роты северокорейцев, однако сразу четверо морских пехотинцев вышли из строя с осколочными ранениями исключительно по причине этого промедления. Пятого, ланс-капрала Фостера, товарищи вытащили уже мёртвым, разрыв мины над головой осыпал его, Питерсона и капрала Кэмпбелла осколками, и LWH крупные осколки не задержал.
Питерсону повезло больше, он отделался распоротой осколком щекой и ранениями в оба плеча, всё остальное, попавшее в проекцию, остановили средства бронезащиты. Стоявший дальше Кэмпбелл поймал осколок в бедро, и еще пару-тройку кусочков металла, как и у Питерсона, остановил «модульный тактический жилет».
В общем, если бы не эти потери при отходе, второй этап боя можно было считать идеальным. Впрочем, как бы ни одолевал Крастера приступ перфекционизма, что «План – первая жертва боя», было сказано еще Бонапартом. Всё, что было сказано позднее, можно смело считать плагиатом. Теперь от него требовалось решить, где встретить красный батальон в очередной раз. У него было на выбор сразу четыре позиции – в рощах Дальняя, Длинная, Ближняя и Зелёная соответственно.
На самом деле выбор был не таким уж и большим. Скрытное занятие рощи Дальняя требовало больших затрат времени и загоняло взвод в ловушку. Уходить оттуда при противнике на западе можно было только на восток, к противоположной стене леса. Длинная для очередного короткого встречного джеба коммунистам подходила лучше, но парирующее охват с фланга растягивание отделений вдоль опушки было чревато потерей времени и вообще делало взвод слишком уязвимым. Зелёная оставляла слишком мало пространства для последующего маневра и провоцировала ведение «жёсткой» обороны – а между тем у красных должны были появиться самоходные орудия, которые и в случае не сильно рвущейся в бой красной пехоты могли всё решить. Оставалась только Ближняя, к которой Крастер в итоге взвод и увёл. Задержка не превышала времени, требующегося, чтобы оказать первичную помощь раненым морским пехотинцам.
Коммунистам досталось весьма изрядно, некоторый запас времени, по оценке лейтенанта, у него присутствовал. Не говоря уж о том, что красные могли решить зализать раны, привести себя в порядок, подтянуть миномёты и пушки, да и вообще до прибытия помощи – тех же самоходок, к примеру – вперёд больше не лезть. Уж чего-чего, а кровь им морпехи пустили настоящим ручьем.
В общем-то, так оно и вышло. Вот только Крастеру от этого было не легче. Когда шедшее первым, вынося раненых, третье отделение вышло к опушке Ближней, эта опушка взорвалась огнём автоматического оружия.
Времени на раздумья у Крастера не оставалось, практически взвод находился в ловушке, и вопрос его уничтожения состоял только в том, успеют ли теперь подойти на выстрелы коммунисты с фронта или нет.
– Противник в роще Ближняя! Перекатами – вперед! Первым идет первое отделение! Три-два, прикрываешь атаку огнем с места! Уничтожить! Огонь!
Последняя команда была, в общем, лишней, по опушке Ближней и так все стреляли. По радиостанции с небольшим опозданием буркнул Мюллер, подтверждая приказ.
Сам Крастер, находившийся в цепи первого отделения, хлопнул ладонью по нашивке «Ковальски» на шлеме сержанта и, не говоря больше ни слова, устремился вперед. Что морпехи пойдут за вслед за ним, он чувствовал прямо физически…
Проявившие себя в роще корейцы, а ими, кроме приведенного в порядок остатка разведвзвода коммунистов, быть было некому, особо серьезного сопротивления не оказали. Да и не могли оказать – в ходе атаки по ним постоянно вело огонь не менее полутора десятков штурмовых винтовок. Учитывая малую численность группы противника, сколько-то эффективный огонь её ППШ могли вести только в условиях отсутствия ответной стрельбы.
Собственно, с какого-то момента атаки огонь с опушки исчез вовсе. Когда отделения ворвались под сень деревьев, осталось только перейти к преследованию. Отпускать эту столь склонную к самоорганизации группу и в этот раз было бы крайне опрометчивым поступком. Взводу очень повезло, что выживший в бою в Зелёной красный лейтенант решил прийти на помощь своему атакующему с фронта батальону, а не поискал и в конце концов нашел бы базовый лагерь и медицинский пункт взвода.
На опушке красные бросили примерно полдюжины убитых и тяжелораненых солдат, которые тут же были добиты. Одного из убитых, уткнувшегося лицом в залитую кровью ствольную коробку лёгкого японского пулемёта, Крастер узнал даже со спины – в этот раз этот хитрожопый коммунист вовсе не стремился спасти свою жизнь, но очень даже пытался отнять американские. Ровно до тех пор, пока пулька калибра 5,56 миллиметра не снесла ему верхушку черепа, начисто отняв такую возможность. Еще троих северокорейских солдат, возможно раненых и по этой причине не проявивших достаточного проворства, морпехи застрелили в спины в ходе бегства к находящемуся к югу от Ближней лесному языку. Судя по тому, что оттуда их пытались прикрыть огнём ППШ, минимум пара-тройка их товарищей до лесу добежать успела. Удалось ли подстрелить этих, осталось непонятным, после переноса огня на этих стрелков ППШ смолкли сразу же.