Ставка Верховного Главнокомандования специальной директивой потребовала создания прочной обороны на перевалах. В директиве подробно и конкретно определялись пути и средства решения этой задачи.
— Штаб фронта принимает все меры для исправления допущенных ошибок, — угрюмо говорил Тюленев. — На помощь защитникам перевалов брошены свежие силы. Но положение, повторяю, крайне тяжелое. Вы хорошо знаете горы и, надеюсь, сможете помочь войскам.
Рокотов получил назначение в штаб третьего стрелкового корпуса, который располагался в Сухуми. Степан обрадовался предстоящей поездке. Он надеялся увидеться там с Ольгой, Борисом. Ведь генерал армии ясно сказал, что всех альпинистов с других фронтов отзывают на Кавказ.
…До Сухуми Степан ехал поездом. Паровоз некоторое время тащил состав вдоль мутной Куры. Справа осталась древняя столица Грузии — Мцхета.
Миновав Самтредиа, поезд повернул на северо-запад и, пересекая многочисленные притоки Риони, пошел чуть под уклон, между горами и морем. За Очамчира слева по ходу поезда открылась безграничная даль Черного моря. Гладкие волны плавно накатывались на берег, точно лизали сероватую гальку пустынных пляжей. Справа в стороне Ткварчели виднелся Кодорский хребет. К востоку горы увеличивались гряда за грядой. И чем выше были они, тем меньше растительности на их вершинах, а еще дальше, к Главному хребту, на вершинах белел снег. Здесь же, внизу, почти к самому железнодорожному полотну подступали цитрусовые сады, деревья были усыпаны золотистыми мандаринами и лимонами. Иногда сады как бы разрезались скалистыми отрогами гор, покрытыми лесом, и тогда могучие деревья высоченной зеленой стеной нависали над поездом, а потом снова мелькали золотые сады. Созревшие плоды были особенно ярки под лучами безмятежного солнца. Но если присмотреться к этому мирному пейзажу, то можно заметить траншеи, окопы, противотанковые рвы. Траншеи петляют от берега моря и, уползая в сады, прячутся в буйной зелени.
В Сухуми Степан не без труда отыскал штаб корпуса. У железной решетчатой калитки часовой долго рассматривал предписание.
— Ты что, читать не умеешь? — спросил Степан, устав терпеливо ждать.
Парень, не поднимая головы, косо взглянул на Степана и опять уперся глазами в бумажку.
— Рокотов! — услыхал неожиданно Степан. К ограде шариком подкатился низкорослый широкоплечий сержант. — Степан! Здравствуй, Степан! Не узнаешь, да?
— Аршак! Петросян! — Степан шагнул к ограде и через решетку пожал сильную руку Аршака — старого знакомого, с которым до войны не раз ходили в горы.
Паренек-часовой с любопытством наблюдал эту встречу.
— Вот, Аршак, не пускает меня товарищ часовой.
— Э-э, послушай, орел молодой, это же друг мой, Степан Рокотов! — радостно кричал Петросян. — Альпинист! Понимаешь?
Парень неловко, еще непривычным жестом разгладил усы, вернул Степану предписание.
— Служба, браток, — смущенно проговорил он, открывая калитку.
— Очень даже здорово! — радовался Петросян. — Опять в одной связке пойдем.
— Ты давно здесь?
— Только сегодня приехал. В Северной группе был, под Моздоком. А ты?
— В штабе фронта, в Тбилиси. Ольги с Борисом не встречал здесь в корпусе?
— Не застал. Знаю, что дивизия генерала Севидова прошла вчера в горы.
— Дивизия Севидова? — удивился Степан.
— Да, куда-то к Клухорскому перевалу.
— К Клухорскому?! Неделю назад были на Кубани, а уже в горах!
Дежурный сообщил, что начальник штаба принять их сегодня не сможет: выехал в войска. Степану и Аршаку необходимо было явиться утром следующего дня: ожидалось прибытие новой группы альпинистов.
Друзья вспомнили о Сеиде Залиханове. У коменданта узнали, что госпиталь, в котором работает Залиханов, расположен в пяти километрах от города, в бывшем санатории шахтеров, и они отправились туда.
Ярко светило солнце, под легким бризом едва шевелились широкие листья пальм на приморской набережной. Улицы были пустынны и выглядели сиротливо. На окраине города в зеленых чащобах едва угадывались зенитные пулеметы, прожекторные установки и орудия береговой артиллерии. Берег словно ощетинился, готовый огнем встретить незваных гостей.
Санаторий «Горняк» друзья разыскали без особого труда. Сеид был на обходе, и смуглая щупленькая медицинская сестра провела их в ординаторскую, где стояло несколько топчанов, покрытых серыми солдатскими одеялами.
— Вот здесь и живет Сеид Чоккаевич, — сообщила девушка. — Подождите, пожалуйста. Только потише, — кивнула она в угол, где на топчане, накрыв лицо полотенцем, спал человек.
Но тот услышал шум, откинул полотенце и, увидев двух командиров, нехотя поднялся. На его петлицах было по шпале — знаки отличия военврача третьего ранга.
— Ты почему меня не разбудила, Нина? — строго спросил военврач и постучал пальцем по будильнику. — Этот механизм молчит как рыба.
— Вы можете спать еще пятнадцать минут, Арсен Айрапетович.
— Ну, ладно, ладно. — И обратился к пришедшим: — Вы к Сеиду Чоккаевичу? На что-нибудь жалуетесь? Я могу посмотреть.
— Мы друзья Залиханова, альпинисты.
— О, тогда хорошо. А я, уж извините, совсем отвык видеть здоровых и невредимых людей в военной форме. Располагайтесь, я его предупрежу.
Военврач открыл белый металлический шкаф и поставил на стол стеклянную бутыль в ивовой оплетке.
— Для такой встречи пригодится.
Оставшись одни, друзья стали рассматривать комнатку и легко определили топчан Залиханова. Над ним висел небольшой домотканый коврик, а на коврике развешано несколько фотографий. Друзья принялись рассматривать одну из них, на которой был снят альпинистский лагерь «Рот-фронт» в Приэльбрусье.
Шумно вошел Сеид.
— Ай молодцы, ребята! Навестили старого друга. Какими судьбами?
Он торопливо снял халат и, увидев на столе бутыль, развел руками.
— Аганяна работа? Не пожалел свой НЗ. Ну что ж, по такому случаю чуть-чуть можно. Целый час в моем распоряжении. Ты чего, Степан, фотографии рассматриваешь, дохнуло знакомым запахом снежных лавин?
— А вот «Приют одиннадцати», еще старая постройка, — сказал Степан. — А это Яков Петрович Ковальчук, метеоролог. Помните его жену-хохотушку?
— Сколько уже лет они зимуют там. Как ее звали? — спросил Аршак. — Кажется, Зоя Ивановна.
— А вот ты посмотри, посмотри, Степан, — указал Сеид на одну из фотографий. — И ты, Аршак, посмотри. Узнаете? Хотю-Тау! Тридцать восьмой год. Посмотри внимательней, Степан, узнаешь эту девчонку? Кстати, где сейчас твоя Ольга? В тылу?
— Не знаю, Сеид, — угрюмо ответил Степан.
— Да, Хотю-Тау, — мечтательно проговорил Сеид. — Хорошее было время, а?.. — Он вдруг задумался, снова пристально всмотрелся в фотографию, вздохнул: — Кто мог знать тогда, что все пойдет кувырком. Вот посмотрите — Клаус Берк. Узнаешь? А это его приятель — Ганс. Фамилии не помню, трудная фамилия у него. В одной связке ходили, а теперь…
— Да, улыбались, шакалы, — проговорил Аршак. — Мы их горной азбуке обучали, рисковали собой ради них. Шакалы! Небось мотали себе на ус, мол, давай-давай, рус, показывай кавказские тропы и перевалы, пригодятся. И пригодились… Порохом пахнут теперь наши горы, не только снежными лавинами. Учили гадов на свою голову!
— Что ты, Аршак! — хлопнул по столу Сеид. — Ты думаешь, они покорят наши горы? Не бывать этому! Вы видели, в городе пустые улицы? Думаете, люди бомбежки боятся? Нет! Работают все, кто не ушел на фронт. Такое не в одном Сухуми. Вот вы только что видели Арсена Аганяна, у него семнадцать братьев, из них четырнадцать ушли на фронт. Да зачем далеко за примером ходить? Вы хорошо помните моего отца Чокку Залиханова?
— Как же, — улыбнулся Степан. — В тридцать девятом ему, помнится, сто лет исполнилось. Ох и праздник был в Киче! Тогда Борис влюбился в Лейлу. А старый Чокка сердился: религии разные.
— Да. Сейчас ему сто четвертый пошел. Спросите, где теперь его сыновья? Я вот, сами видите. Мустафар и Хуссейн в горах воюют. Может быть, встретите. А сам старик не захотел из аула уходить. Когда ему сказали, что в аул могут прийти немцы, он ответил: «Разве я могу спрятать свою седую голову и издали смотреть, как враг будет убивать наших людей? Быть может, я еще в чем-то помогу нашим. Молодые не все знают наши горы». А когда через аул отходила какая-то часть и старик понял, что красноармейцы голодные, он зарезал единственную нашу козу и мясо отдал бойцам. Скажите, друзья, разве можно покорить такой народ? Да скорее все реки Кавказа потекут вспять к снегам Эльбруса, чем удастся фашистам победить нас. Давайте, друзья, выпьем за нашу победу.
В штабе корпуса удовлетворили просьбу Рокотова и Петросяна — их направили в дивизию генерала Севидова на клухорское направление.
Там уже орудовали горные стрелки генерала Конрада. Немцы вышли на Марухский перевал и двигались в сторону Хотю-Тау, занимая по пути перевалы на Главном Кавказском хребте от Клухора до Эльбруса. Но этого еще не знали в штабе корпуса. И даже штаб армии в те августовские дни сорок второго года имел смутное представление о том, что творится на самих перевалах и тем более на северных склонах Главного Кавказского хребта.
2
Капитан Сирота согласился с предложением Лейлы идти через северные скаты Эльбруса к верховьям реки Малки, а дальше через перевал Кантарай попытаться спуститься в ущелье Квантра.
Весь день батальон скрывался в лесу. В небе непрерывно гудели фашистские самолеты-разведчики. «Фокке-вульфы» стервятниками кружили над горами, выискивая добычу. Измученные за время скитаний, дети жались к бойцам. Они уже научились различать немецкие самолеты.
Бойцы батальона Сироты понимали, что детей надо спасти любой ценой, что бы ни ожидало батальон. Все знали, что переход будет очень трудным. Скоро августовская жара в долине сменится холодом и снегом на перевале. Дети были одеты в летние детдомовские костюмчики, на ногах изодранные о камни сандалии и парусиновые туфли. Бойцам приходилось раскручивать скатки, отрезать полы шинелей и обматывать ими ноги ребятишек.