— Три прыжка — это одна попытка…
— Правильно. Знаешь, сколько таких гробов по галактике раскидано? На каждом по двести пятьдесят тысяч человек. Два из каждых трех дали SOS. Разумеется, их никто не спасал. Это просто сигнал остальным: «Сюда нельзя».
— Откуда ты это знаешь?
— Архивы изучала. Тебе же Тоби говорил, что я все знаю, — криво усмехнулась Фиеста. — Статистику открыто публиковали. Хотели сбить ажиотаж. Статистика катастроф, ограничение рождаемости, возрастной ценз — и все равно, в космос хотело уйти намного больше народа, чем могли унести корабли.
— Сколько успели эвакуировать?
— На дату отлета моих предков — процентов сорок. Возможно, еще процентов десять после нас.
— А потом?
— А потом предки сели здесь. Это была вторая волна колонизации. Четверть колонистов погибла до высадки.
— Радиация?
— Нет. Просто их не успели спустить с орбиты до исчерпания ресурса саркофагов. Три шаттла разбились при посадке в первые дни разгрузки, и два чуть позднее.
— А потом?
— А потом колонистов накрыло отголоском Волны. Мы стали телепатами. Те, кто не вымер. На планете ввели строжайший генетический контроль, носителей деконструктивных мутаций стерилизовали.
— Кто решал, какая мутация конструктивная, какая — нет?
— Какая разница? — усмехнулась Фиеста. Кто решал — те давно умели. Глупый. Не так все и страшно. Мужчины не теряли половой активности, женщинам имплантировали зародыш с чистым геномом. Любая могла родить и воспитать ребенка. Это сейчас голышей кастрируем. Раньше все было по науке.
— Тогда откуда мунты взялись?
— Не спеши. Все было не так и плохо, пока сюда не прибыла третья волна колонизации. Она же — вторая волна эмиграции. Те попрыгунчики, которые пережидали Волну, прыгая по космосу. Вроде вас, элитных. Только долго прыгать они не могли, всего какую-то сотню лет. Вы, элитные, пятьсот лет прыгали.
— Какая разница, кто сколько прыгал? Мы запятнали Волну, они запятнали Волну…
— Да, они тоже запятнали Волну Вначале это не проявлялось… Телепатам и нетелепатам трудно жить вместе. Мы уступили им города, построили деревни. А потом и вовсе слились с природой, — Фиеста грязно выругалась.
— Так прямо все ушли в деревни?
— Разумеется, нет! — она гневно сверкнула глазами. — Некоторые остались. Считанные единицы остались в городах. Мутация телепатии нестойкая. Через два-три поколения телепатия исчезла, перешла в латентную форму. И тут нас опять накрыло отголоском Волны. Появились мы, мунты. А пассивная фаза мутации дегов сменилась активной…
Фиеста надолго замолчала, изучая облака. По щекам пролегли две мокрые дорожки.
— Дальше?
— А дальше аграриям надоело вскапывать огороды. Они перешли на собирательство. А в городах начала сказываться мутация, подхваченная дегами в космосе. Для поддержания технических систем в работоспособном состоянии нужен определенный уровень интеллекта. Когда деги опустились ниже, они вынуждены были покинуть города.
— Почему?
— Можно жить в городе без света, без воды, без пищевых комбинатов?
— Понятно.
— Деги поселились в опустевших селах. Мои родственники к тому времени уже паслись в лесах.
— Это вся история?
— Осталась последняя страница. Мы, мунты, пытаемся сохранить на планете разум. Дегов уже ничто не спасет. Но у голышей есть шанс. Для этого нужно погасить в них телепатию. Мы скрещиваем голышей и дегов. От таких браков рождаются дети-нетелепаты. Когда телепатия исчезнет полностью, голыши превратятся в обычных дикарей. У них появится шанс вновь стать Людьми. Возродится язык, культура…
— А телепаты — не дикари?
— Звери. У них нет ни одного шанса подняться. Им не нужен язык. Язык — основа цивилизации. Эффект маугли. Любого ребенка-телепата можно забрать у матери и воспитать Человеком. Но нас слишком мало, чтоб создать жизнеспособную самоподдерживающуюся колонию. Через три-четыре поколения голыши вновь одичают. Лишить человечество телепатии — единственный путь. У нас мало времени. Через несколько поколений деги полностью потеряют разум и станут бесполезны для скрещивания. Но еще раньше не останется ни одного технохутора.
— Я почему-то считал телепатию Даром. Следующая ступень эволюции. Гомо супер.
— Ты ошибся. Телепатию нужно искоренить.
Я вспомнил, как Тоби заваливал из станнера и осеменял женщин, как срезал яйца мужикам. Вспоминал во всех деталях, зная, что она читает мои мысли.
— Так нужно, — тут же отозвалась Фиеста. — Знаешь другой способ — скажи. Мы не знаем.
— Ты сама-то веришь, что у вас, мунтов получится? — задал я главный вопрос.
— Какое тебе дело до того, во что я верю, — зло рявкнула она. Встала и направилась к дому. Флаттер ожил и поспешил за ней. Некоторое время я вслушивался в дробный цокот его шагов.
Зачем нужно было наводить на меня станнер?
Я вышел на балкон наблюдательной башни и сел на теплый бетон. Багровый шар солнца коснулся горизонта. Степь раскинулась темно-зеленым бархатом. Красиво. Надежде здесь понравилось бы…
Идти в город больше нет нужды. Полчаса беседы — и тайн не осталось. Есть дерьмовая планета, и есть два дерьмовых стада: деги и голыши. И есть дерьмовые пастухи, которые дерьмовыми методами пытаются решить дерьмовую задачу. Флаг им в руки. Меня местное дерьмо не касается. Уйду в отшельники. Найду угол посимпатичней, поставлю скит… Нет, найду заброшенный технохутор где-нибудь на берегу моря, налажу хозяйство. Выдрессирую кибера собирать ананасы…
Мой хутор будет на берегу моря. Звездочка любила море и фьорды… Как ребенок радовалась, если в море вода теплая. Это для нее всегда маленьким чудом было — море с теплой, ласковой водой, в которой купаться можно.
Неужели мунты не видят, что их дело проиграно? Что им остается только красиво уйти со сцены? Видимо, не видят.
А почему я решил, что они проиграют? Красиво уйти со сцены — это просто. Это легко. Это не требует усилий. Бороться до последнего — трудней. Ладонями вычерпывать дерьмо из выгребной ямы, в которую превратилась планета. С головы до ног в дерьме, пахнешь дерьмом и выглядишь как дерьмо. А то, что вычерпываешь, может стать удобрением. Полезным продуктом. Но тебя никто полезным продуктом не назовет, хотя ты весь в этом самом, и выглядишь как это самое. Пока на удобрении урожай вырастет, ты в этой выгребной яме с головой утонешь. Не будет на твоей могиле ни креста, ни звездочки. На дерьмо кресты не ставят. «История мунтов». Краткий курс.
Какого черта я философствую? Это моя планета? Нет. Они раньше сюда сели. Я знаю, что делать? Нет. Мунты знают. Их много, они умные, и флаг им в руки. Все давным-давно решено. Свою игру я проиграл, по всем счетам расплатился, и отвалите от трупа.
Четыре дня маялся бездельем. Загорал на диспетчерской вышке, любуясь степью, купался вместе с Тоби, читал переписку мунтов по сети. Главной темой был, конечно, я. Точнее, как лучше пристроить меня к делу. Главная мысль — мобильный мунт — это здорово. Брызги восторга и розовые сопли. Каждая считала своим долгом придумать мне задание. Чтоб я куда-то тащился за сотни километров, корячился в поте лица и возвращался, блестяще справившись с заданием. Например, я должен был починить электростанцию и запустить в работу большой гравимаяк, чтоб все элитные бездомные слетались к нам. Каждая идея обсуждалась в деталях на полном серьезе. Детский сад.
На пятый день безделье мне надоело, Тоби ушел куда-то выполнять поручение Фиесты, и я принялся изучать технохутор. Хозяйство было в хорошем состоянии. Лучше, чем у Веды и Лианы. Конечно, многое нуждалось в профилактике, но надоело мне копаться в ржавом железе. Тащиться куда-то за сотни километров на своих двоих тоже надоело.
Удивительно, но ни разу не видел Фиесту отдыхающей. Отзывчива, но не навязчива, всегда доброжелательна, она единственная не строила планов на мой счет. Впрочем, телепатка ведь.
Изучил все карты, древние снимки из космоса и выбрал себе технохутор. На берегу залива. «Есть горы, а еще есть океан». Не помню, кто. Поэт какой-то. Заманчивое место. Чуть меньше двухсот километров от технохутора Веды, и семьсот км отсюда. Ближе нет. Еще день колебался, выбирая наиболее ленивый вариант, и поплелся в ангар приводить в порядок вертолет. Легкий спортивный флаер можно было бы привести в порядок за день, но инструкторы на Земле предупреждали, что ширпотреб двухсотлетней давности нужно обходить за километр. Микротрещины и усталость металла. Может крыло в полете отвалится, а может, мотор на землю упадет. Трудно лететь на флаере без мотора. Центр тяжести к хвосту смещается.
Бог ты мой, на самом деле от Тоби словестным поносом заразился.
Начал восстанавливать ближайший к выходу тяжелый вертолет. Первым делом провел профилактику спин-генератора, зарядил аккумулятор от «ручного» педального генератора. Если перевести этот крутеж педалей в километры на велосипеде, то не меньше восьмидесяти получится.
Со второй попытки спин-генератор запустился. Я привез со склада на тележке кабель толщиной с руку, протянул от вертолета к распределительному щиту, подключил. Под потолком зажглись яркие бестеневые светильники. Повинуясь моим командам, ожил мостовой кран.
Хватит на сегодня. Устал как негр на плантации. Свет выключать не стал. Вышел в темноту и поплелся к хутору.
— Красиво, — произнесла Фиеста. Ты специально свет оставил?
Оглянулся. Ангар светился всеми окошками как елочная игрушка. Может, и красиво. Генератор нужно погонять под нагрузкой, чтоб в полете не отказал.
— Да.
Фиеста фыркнула.
— Тебе не холодно голышом?
— Привыкла, — отозвалась она.
Завтра тестирую бортовую электронику, автопилот, навигационный комплекс. Механику на потом. Спать…
Стоило приоткрыть дверцу в воротах ангара, как на меня дохнуло сахарой. Тихо выла система охлаждения спин-генератора, овевая ноги потоками сухого, обжигающего воздуха. Все правильно, уменьшенная модель спин-генератора — это увеличенная модель его недостатков. 90 % вырабатываемой энергии он тратит на себя. Глубоко вздохнув, я бросился внутрь, вдавил тугую кнопку открытия ворот ангара. Даже не подумал, что двигатели ворот двести лет без смазки. Но повезло. Со скрипом железа по стеклу створки поползли в стороны.