Фамилию незнакомец не назвал, предполагая, по-видимому, что господин Самойлов и так должен её знать.
— И когда? — поинтересовался Михаил.
— Сейчас.
— Простите, но я не готов.
— Ничего страшного. Богдан Васильевич очень просил, чтобы вы спустились вниз. Он вас ждёт в машине.
Незнакомец отошёл на три шага внутрь лестничной площадки. Самойлов не захлопывая дверь, прошёл на кухню, выглянул в окно. Да, действительно, внизу стоял навороченный «лексус», любимая автомодель народных избранников. Дверь машины открылась, и из неё показался Петренко.
— Что б тебя… — выругался Самойлов и начал переодеваться. Богдан Васильевич не был тем человеком, с кем Михаил желал бы сегодня встретиться.
Петренко спокойно ответил на приветствие журналиста кивком головы, и показал, что хочет пообщаться с ним на улице. Наедине.
Они отошли от машины и охраны метров на пять. Петренко первым начал разговор:
— Вчера меня потряс один документальный фильм. Вы понимаете, о чём я веду речь?
— Да. И честно признаюсь, я от него потрясения не испытал.
— От того, что фильм был не про вас.
— Но с моим участием.
Депутат быстро взглянул на собеседника:
— Именно об этом я и хотел с вами поговорить.
— Если вы имеете в виду, был ли я режиссёром данного проекта, или его идейным вдохновителем, то могу вас огорчить. Всё произошло без моего ведома.
— Но ведь вы работаете на Москву.
— И что? Почему вы решили, что заказчик — Кремль? По моим данным, ваша личность северную столицу мало интересуете. По крайней мере, на данный момент.
— Исходя из ваших слов, я могу судить, вам никто не давал задание собирать об о мне компромат?
— А я в своей программе могу сослаться на нашу встречу? — тут же отреагировал Самойлов.
Петренко усмехнулся:
— А вы не изменились.
— Мы не изменились. — поправил политика Михаил.
— Странно, — Петренко дышал тяжело, ртом. Как дышат астматики, отметил Михаил. — Вы единственный человек, с которым я сегодня могу поговорить откровенно. От одних я ушёл. Другие меня ещё не приняли. По крайней мере, постоянно ощущаю их недоверие. И тут вы. Человек, который оказывается в центре всех происходящих событий. Глупо?
— Скорее тоскливо. Только не думайте, что я стану выслушивать вашу исповедь.
— Скажите, Михаил, кто тогда, в Москве, надоумил вас взяться за передачу обо мне?
— Неужели, для того, чтобы рассказать людям правду, должен был быть заказчик?
— Бросьте. — отмахнулся Петренко. — Вы ничем не отличаетесь от меня. Мы живём за счёт вас, вы за счёт нас. Мы друг другу делаем рекламу. Правда, на тот момент ваша передача была очень не к месту. Мне. Итак, может, назовёте фамилию?
Самойлов повёл плечами. В конце концов, столько воды с тех пор утекло.
— Ларионов. Сергей Леонидович.
— Ларик. Так я и думал. Захотел отыграться из-за того, что мы ему за год до развала не дали «бабок» на партию импортной техники. — Петренко всё-таки потянуло на воспоминания. — Вот дурень. Хотел от нас невозможного. Да нас самих до подобных сделок не подпускали. Такими делами, в то время, только «папы» занимались. Урод.
Богдан Васильевич сплюнул.
— Так значит, господин Самойлов, вы утверждаете, фильм сделали по протекции украинских политиков?
— А я ничего не утверждаю. Я только наблюдаю, как вы возитесь в своём политическом дерьме. И освещаю его.
— Кого? — не понял Петренко.
— Дерьмо, естественно.
Морозный воздух клубами вился над головами собеседников.
— Как поётся в той песне: какой ты был, такой ты и остался…
— Не знаю. Не мне судить. — Самойлов поёжился: интересно, долго ещё это словоблудие будет продолжаться. Петренко то в дублёночке, а он то выбежал в курточке, думал разговор в машине состоится.
— Если вы не против, Самойлов, я бы хотел, с вами встретиться ещё раз, после выборов.
— Зачем?
Богдан Васильевич пожал плечами:
— Хочу через вас передать Москве пламенный привет. Самое странное заключается в том, что я вам верю. И приношу извинения за тот случай. А чтобы вы убедились в искренности моих слов, после выборов я дам интервью только вам одному. И более никому. Ну, так как?
— Любопытно. — Игорь Юрьевич оглянулся по сторонам. Ни на площадке, ни снизу, ни сверху никого не было.
Мужчина достал из кармана портмоне, извлёк из него тонкую металлическую пластинку. Через несколько мгновений язычок замка щёлкнул, и киевский гость оказался в своём временном жилище. Не раздеваясь, Игорь Юрьевич прошёл в комнаты.
Кейс лежал не на том месте, где он его оставил. И содержимое внутри небольшого чемодана тоже лежало не так, как он его упаковал. В квартире без него явно кто-то похозяйничал.
Игорь Юрьевич вернулся к двери, заперся изнутри.
Спустя несколько минут, он скинул с себя всю одежду, принял душ, накинул на мокрое тело махровый халат, достал из пакета, который принёс собой, еду и принялся за ужин. По телевизору показывали какой-то боевик, фильм из нелюбимой им категории. Но так, как делать было нечего, то он досмотрел его до конца. Когда сон его окончательно сморил, табло электронных часов показывало 00.34. Тридцать четыре минуты нового дня, двадцать первого ноября 200… года.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ: ТЕМП
Телефонный звонок заставил приподняться с кровати и сонными глазами посмотреть на часы. Твою мать, пробормотал Самойлов, поднимая трубку.
— Кому не спится в ночь глухую?
— Вам ответить в рифму, или как?
— Или как… — Михаил потянулся за сигаретами. — Слушай, Юлия батьковна, у тебя совесть есть? Ты знаешь, который час? Если нет, то позволь сообщить — половина шестого. Утра. У вас что, в Киеве, появилась новая традиция: поднимать гостей города ни свет, ни заря радостными телефонными звонками?
— Да ладно вам. Потом выспитесь. Просто так я бы не звонила. Вставайте. И будите своего оператора. Сделаете одуренный репортаж. Срочно приезжайте к станции метро «Харьковская». Мы там будем держать оцепление.
— Что вы там собираетесь держать? — не разобрал последние слова Самойлов, но телефон уже издавал короткие гудки.
Журналист выполз из нагретой постели и поплёлся на кухню, делать кофе. Пока кофеварка гудела, Михаил пытался сообразить, что делать. Послушать девчонку, или плюнуть на всё и вернуться досматривать сон. Однако, всё решилось само собой.
Видимо и Володю разбудил этот же звонок, потому что в комнате послышался шум и щёлканье замков от чехлов с аппаратурой.
Михаил налил кофе в две чашки. Заспанный Дмитриев прошёл в кухню, поднял свою, отпил и кивнул на ещё тёмное, с редкими отражениями света в соседних домах, окно:
— Хреновые у меня предчувствия.
Самойлов подошёл к нему, тоже посмотрел на улицу. За стеклом сыпал снег. Крупно сыпал, по зимнему. Михаил зевнул и пробормотал:
— Ну, девка… Всыплю ей по первое число, если напрасно нас подняла.
В семь утра Игорь Юрьевич покинул свою квартиру, спустился вниз по лестнице, пешком прошёл два квартала до торгового, круглосуточно работающего центра, задержался у таксофона, набрал телефонный номер по памяти:
— Слушаю. — ответил мужской, довольно бодрый, для такого времени, голос.
— Я в Киеве.
— Замечательно. Сбросьте мне «непринятый» вызов с мобильного телефона и ждите звонка.
Столичный гость повесил трубку, зашёл в супермаркет, купил два стартовых пакета для мобильной связи, и через десять минут вернулся домой.
— Семь тридцать утра. Станция метро «Харьковская». Четыре автобуса с так называемыми туристами, собираются в день повторных выборов президента, отправиться за город в сторону Чернигова. — молодой репортёр телеканала «Свобода» рукой указал в сторону «ЛАЗов». Оператор послушно последовал камерой за его жестом.
Автобусы припарковались с краю трассы. Старые. Заиндевевшие. Водители и пассажиры, находящиеся внутри, видя оживление вокруг их транспорта, пытались не реагировать на выкрики молодёжи с жёлтыми повязками на рукавах и отказывались выходить. Лишь некоторые смельчаки, в основном мужчины, становились на ступеньки, чтобы покурить. На них тут же набрасывались журналисты. Как только камера наводила на лица курильщиков объективы, те отворачивались, стыдливо пряча лица. Давать интервью никто не хотел.
Самойлов кивнул Володе:
— Сделаем общую картинку и вид спереди. Потом более детально. Крупным планом возьмёшь первые два автобуса. Особенно молодняк под колёсами.
Дмитриев кивнул головой и принялся фиксировать место происшествия.
Путь автобусам перегородили несколько десятков студентов с плакатами в руках, взывающими к совести избирателей, а под передние колёса транспорта легли молодые люди, не давая автобусам возможности тронуться с места.
— Фальсификациям — нет! Фальсификациям — нет! — раздавались выкрики из рядов пикетирующих.
Михаил подошёл к одному из курящих из заблокированного автобуса:
— Сигареты не будет?
Тот, молча, протянул пачку.
— Спасибо. На природу собрались?
— На пикник. — мужчина смотрел поверх Самойлова, словно слепой.
— Молодцы. — Михаил запахнул ворот куртки, пряча тело от пронизывающего снежного ветра. — Погодка подходящая. Особенно поплавать.
— Под водочку и шашлычок любая погода сойдёт. — мужик сплюнул на ледяной асфальт.
— Это точно. Давно мёрзнем?
— А тебе то что?
— Так, любопытно.
— С семи часов.
— И что, эти, — Самойлов кивнул на передок автобуса, — давно лежат под колёсами?
— Да нет. Легли, как только телекамеры появились.
— Логично.
Самойлов сунул руки в карманы, но теплее не стало.
Володя ещё раз сделал съёмку передка одного из автобусов и,