Тетива зазвенела под пальцами, подтверждая: лук готов. Ул сунул одну стрелу в зубы, две сгрёб в ладонь и побежал, понимая, что каждый шаг приближает к бесу. Было страшно. Но, невесть с чего, каждый шаг удалял от страха — бывает, оказывается, и так…
Дорн всё ещё стоял у ворот, это увиделось сразу, с порога оружейной. На душе чуть потеплело. Обойдётся? Ул вильнул, притёрся к стене, стал красться вдоль, едва дыша и жадно вслушиваясь.
— Я ученик хэша Лофра, — выговорил Дорн не первый раз, что понятно по намеренно скучающему тону. В голосе копилась напряжённая, опасная звонкость. Но пока слова звучали внятно, без рычания. — Моё место здесь. Вас в учителя не приму.
— Неверный ответ, — вкрадчиво пророкотал бес, и Ул заметил, как волоски на собственной руке встают дыбом, как кожа покрывается мурашками. Звучание пугало, и смысл слов не влиял ни на силу страха, ни на противоестественное очарование голоса. — Вот бумага. Некий ноб подал жалобу князю, его жизнь была под угрозой, его имя было под клеветой. Исторг клевету и причинил угрозу хэш Боув, граф Нод. Решение князя начертано им лично. Обеспечить усмирение и вразумление. Любыми средствами. Бумага у меня, поскольку доставлена из дворца — мне.
— С каких пор нобов, обладателей титула графа, усмиряют выскочки без родословной и голубой крови? Тем более не люди, — выдавил Дорн с намёком на рычание.
— С тех, как осознали: кровь у нас с графом Нодом одна, — мягче и жутче шепнул бес. — Я принадлежу третьему царству, во мне две сущности. Одну ты видишь, вторая не дозволяется для показа… покуда. Но я вижу твою, сокрытую от людишек. Белый тигр.
Последние слова бес прорычал протяжно, вовсе не по-человечьи. Ул от рыка споткнулся и присел. Зубы чуть не переломили зажатое в них древко стрелы! Но именно хруст древесины помог очнуться. Ул осознал: он на месте, он прокрался, куда желал! Быстро ткнул зажатую в руке стрелу в стык плиток двора, вторую уложил на тетиву. Под пальцами «лоза» едва слышно вздохнула, будто улыбнулась: ей радостно быть натянутой и ощущать руку лучника…
Эхо рычания угасло, по спине продрал мороз. Ветерок шевельнул волосы, требуя не оплошать. Ветерок подсказал: «белый тигр» — не угроза, это скорее… зов? Рокочущее наречие Рэкста таково, что понять смысл последних двух слов никто из людей не мог! Но слова впились в сознание Ула, когтистые и страшные. Внятные так же, как черные лозы теней и каменные полы дворца канцлера. Внятные — и несхожие.
Разобрал смысл и Дорн. Хуже, примерил на себя. Охнул, закаменел…
Зубы Ула снова хрустнули волокнами древка. Второй рык Рэкста оказался до того низок, что воспринялся чистым страхом, уши вроде и не уловили его.
Усилием воли Ул успокоился. Нет права в панике перекусить стрелу! Нет права оплошать и подвести друга. Жаль, не помогают более ни ветерок-подсказчик, ни тот — иной, неведомый боец, спасший Тана.
— Сам справлюсь, — упрямо прошипел Ул, не разжимая зубов.
Натянул и ослабил тетиву, вымеряя усилие.
— Кровь не вода, — рокочущий, мурлыкающий смех беса катился по двору, отдавался эхом. — Слабая суть человека противится? Пусть… Я зову иную, сильную. Белый тигр.
Второй раз чуждое звучание не испугало. Ул прищурился, оглядел двор. Настороженно изучил позу старшего ученика за плечом Дорна: ему пора бы встряхнуть каменного ноба! Тогда, очнувшись, Дорн сам справится с угрозой. Он во дворе Лофра, и пока это так, он под защитой учителя. Сам же Дорн с утра объяснил, почему имя беса нельзя произносить просто так. Рэкст чужой миру, и полной своей силы тут не имеет. Он не вправе сам, незваным, пересечь порог, если никогда не был в доме или подворье, если ему активно и осознанно противостоят. Если у людей хватит мужества рискнуть жизнью и обрести столь страшного врага, как Рэкст — бессмертного…
Старший ученик шевельнулся, его рука пошла вверх, примерилась к плечу Дорна, готовая поддержать и остеречь, и…
Ул скрипнул зубами и спустил тетиву, не тратя себя на сомнения. Стрела вошла в мускулистую шею, целиком выкрасилась алым, протыкая тело — и с треском распорола бревно далеко, аж в стене конюшни! Втиснулась в древесину на две трети длины… Ул сглотнул и выдохнул. Подобного он не ждал.
В шее предателя — здоровенная дыра. Сила маленького лука метнула стрелу так, что здоровяк под ударом и не пошатнулся. Уже мертвый, уже обмякший, он почти повис на плече Дорна и всё-таки толкнул его за ворота, как хотел при жизни! Но силы в движении не осталось… Вместо удара, по спине Дорна пришелся лишь вялый хлопок.
Мертвый предатель сполз в пыль. Дорн пошатнулся, утратил окаменение — и подвинулся на полшага вперёд. Бес рассмеялся: левая стопа беловолосого ноба задела незримую границу.
— Люди всегда предают, сильные по заблуждению, слабые из зависти, — молвил бес, и Ул расслышал разочарование в нарочито спокойном тоне. — Тебя подтолкнули к выбору.
— Мне не оставили выбора, — прорычал Дорн, и голос его отдался звериным эхом.
Жуть поползла по коже Ула кусачими муравьями. Он следил, как клинок семьи Боув со змеиным шипением выскользнул из ножен. Медленно стал подниматься в движении традиционного вызова на бой чести. Ул прикусил губу, в один миг отчаялся и нашёл решение, а ещё ужаснулся неисполнимости замысла и улыбнулся: когда такое было, чтобы он отказывался пробовать, вопреки всему?
В тени воротины шевельнулся ещё один ученик Лофра. Вроде — знакомый. Ул обрадовался подмоге, жестом показал: как махну, закрывай створки! Получил быстрый ответный кивок. И время для рассуждений иссякло.
Ул оттолкнулся, кувыркнулся вперед и вбок. Покатился дальше и быстрее, наблюдая во вращающемся мире, где небо то вверху, то внизу: клинок Дорна поднимается всё выше, завершает жест вызова на бой. Глаза беса разгораются звериной желтизной…
Последний кувырок, мир снова крутится… Стрела на тетиве пока не вписывается в единую линию с рукой Дорна и её продолжением — клинком!
Вдох — срыв и жжение в горле. Память вспыхнула болью: клинок у Дорна тот самый, в нем прежде почудился ледяной капкан. Не зря… И надо было поверить себе! Капкан-то настоящий, он выставлен на Дорна и уже сработал!
Клинок продолжает движение… мир Ула крутится медленнее и, наконец, замирает… Ноги нащупывают опору, тело занимает нужное положение, единственное годное. Вытянутая, напряжённая рука Дорна прицелилась в сердце беса! Ул сместился, выверяя и уточняя прицел.
Лук предельно напрягся и хрустнул, будто испугался вместо Ула.
Стрела уставилась в цель: точно в ребро диска с гербом рода. Тот диск вделан в торец рукояти салютующего клинка Дорна, а клинок смотрит в сердце беса…
Искрой серебра для Ула обозначилась та самая точка. Единственная. Нельзя промахнуться и на волос! Пальцы выпустили всю силу тетивы… И дальнейшее стало происходить очень внятно, подобно.
Стрела прошила рукав Дорна, срезала кожу на его руке от локтя и ниже. Граненый наконечник впечатался в диск. Смял герб рода Боув, врезался в него — до середины! Сила удара выдрала рукоять из захвата пальцев Дорна и яростно, резко бросила клинок вперед!
Расплющенный наконечник стрелы брызнул иглами перекаленной стали, распорол ладонь Дорна, искромсал его сжатые пальцы. Древко хрустнуло, распалось в крошево болезненных заноз…
А клинок пролетел далеко вперед, по рукоять вонзился в багряного Рэкста, отбросил его тело назад, через всю улицу! Бес с рычанием и стоном выдохнул боль. Его спина впечаталась в забор на дальней стороне улицы.
Клинок завибрировал, загудел сыто, победно.
Ул сник, выдохнул. Мир будто мигнул, тьма на миг окутала сознание — усталостью? Страхом? Отдачей после крайнего напряжения? Что бы это ни было, оно быстро прошло… Ул повернул шею, тупо уставился на третью, последнюю стрелу — она далеко, не достать… Время текло какое-то тусклое, маслянистое. Мысли и вовсе — вроде бы застыли… Нет сил на огорчение и ликование, сомнения и страхи.
Вот вскрикнул Дорн, уставился на свою изуродованную руку. Ему отказали ослабевшие колени, и белоголовый ноб пошатнулся, сел…
Рэкст зарычал без гнева и ярости, он лишь отметил свой проигрыш, он — удивился? Зверино-желтый взгляд беса по-прежнему упирался в рукоять клинка, торчащего из его груди близ левого плеча. Глаза казались пустыми, желтоватое свечение постепенно угасло, оставив взгляд сплошь черным. Бес был потрясён. Бес испытывал боль и корчился, он пробовал выдрать из себя клинок… Бес взвизгнул, будто обжёгшись от прикосновения к рукояти. Затем Рэкст запрокинул голову, рывком вырвал клинок, отбросил — и расхохотался.
— Держи, — шепнул Улу малознакомый голос.
Вроде бы это тоже ученик Лофра, — вяло сообразил Ул. На ощупь принял последнюю стрелу. Плавно, не вкладывая лишней силы, напряг тетиву. Прицелился, затаив дыхание… Казалось очень важным окончательно изуродовать узорную бумагу, содержащую приговор для Дорна. И стрела прорубила княжеский указ безупречно, разрушив без остатка росчерк подписи повелителя земель Мийро.
Бес взревел жутче прежнего… и снова расхохотался, кашляя — и улыбаясь. На губах пузырилась кровь, а Рэкст всё скалился, словно радовался этому по-настоящему, азартно… Ул отбросил лук, поддел Дорна под локти и дёрнул на себя. Оба ещё падали навзничь, когда в воротину упёрлись два ученика, с отчаянным криком напрягли все силы. Створка набрала скорость, закрылась.
Грохот! Брызги щепок… Ул задохнулся, придавленный весом Дорна, ошеломленный. Он дотронулся до щеки, мазнул по свежей ссадине — единственному для него следу боя. Он ещё помнил смех Рэкста и не понимал его причин. Бес не обозлился, получив рану? Бес — обрадовался? Так что он за странное и страшное создание, этот Рэкст, если ему нет страха, вовсе нет! Даже Лофр как-то сказал: бессмертный должен больше человека страшиться увечья…
Засов громыхнул, подтверждая: разговор окончен.
— Белый тигр, — на чужом для людей наречии проворчал Дорн, нечеловечески скалясь.
Беловолосый ноб перекатился, припал к земле по-звериному, повернул голову и уставился сквозь Ула, в ночь своего безумия. Прозрачные глаза постепенно желтели. Алость полыхала в зрачках…