Ул кивнул, продолжая шагать и слушать крики Дорна и Чиа, ответы эха… Лишь на четвертом шаге до него докатилось понимание сказанного — и ноги отказали. Рухнув на колени и пребольно рассадив лодыжку, Ул сморгнул слезинку. Часто дыша, уставился на свою руку, истошно выводящую на крошеве камней вероятный возраст беловолосого миротворца… Всё, что Ул привык считать вечностью — он понял это как раз теперь — отделялось от нынешнего дня ничтожными годами, не более. Пока мама рядом, пока сам он упрямо не растёт, пока мир не перевернулся с ног на голову!
— Женщина, которой я смог быть только другом, и то никудышным, — поморщился беловолосый, — однажды решила раскрыть мне, не родному по крови, одну особенность взросления. Атлы, именно так принято звать бессмертных четвертого царства, способны стремительно меняться, прыгая в новое качество опыта даже в считанные годы. Но чудо возможно при соблюдении жесточайшего условия. Прежде все старшие должны растворить себя в крови людей, смешавшись с ними и избрав смертность. То есть — они должны уйти и не влиять словами и примером, оставив нерожденному наследнику лишь дар в крови и чудовищное неудовлетворенное любопытство, свойственное их душам, — грустно и напевно продолжил вервр. — Совершая ошибки и расплачиваясь, наследник сможет нарушить закон набора порядков опыта. Он не будет ограничен в развитии ничем, кроме силы своей души и жара своего сердца. То и другое нельзя дополнить извне. И это главная угроза… Нет помощи, страховки, наставника. Поэтому наследники обычно гибнут младенцами. Их раздавливает тяжесть дара.
— Вообще-то их разрубает меч Рэкста, — хрипло выговорил Ул.
— Ты запросто споришь со старшими? И перебиваешь, не дослушав?
— Не со всеми.
— Видимо, стоит ещё пожить, чтобы перейти в новое качество, и не казаться… похожим на всех, — наблюдая смятение Ула, усмехнулся Лоэн. — Ты не споришь с теми, кого уважаешь, вижу. Их много?
— Мама и Монз. Если подумать… За Лофра не поручусь. Сото… ну, Сото особенный, только я давно не видел его.
— Представь, что я не намерен лгать тебе даже в том, в чем солгала бы во благо мама, я не столь добр, — насмешка звучала всё очевиднее. — Наследника очень сложно убить. Рэкст может утопить или удавить его, зарезать или замуровать, безошибочно ощущая смерть. Всё, что дальше — это сила духа и умение не сдаваться. Четвертое царство наделяет даром света и боли. Первое — от души, так ты вылечил меня. Второе от сердца. Так атлы умудрялись обзаводиться живыми прощенными врагами и порой добиваться их… дружбы. Но лучше бы она зарезала меня.
— Вы, получается, насколько недобрый, — хмыкнул Ул, не веря ни на мгновение.
— Время течёт, мы или плывем в его реке, или сидим на берегу. Что ты можешь знать о том, каков я был, пока сидел на берегу? Идём, они отчаялись. Упрямые. Значит, ценят. Очень… Знаешь, когда вервр ощущает запах и следует ему, он не сознает ничего, кроме цели. — Лоэн повел бровью, читая непонимание на лице Ула. — Мы любим не глазами и не ушами. Мы содержим от рождения второй облик, спящий до поры. Мы зависимы от звериного «я» до пятого порядка опыта. Затем совершаем здравое разделение и становимся неодиноки. — Лоэн поднял ладонь, и в неё сразу скользнул ус дракона. — Всегда рядом умный собеседник. Порой это нас… сводит с ума. Мы привыкаем слушать себя, верить себе, восхищаться собой. Отними у нас семью, обесцветь запах и оставь лишь молчаливого собеседника… Мы чудовища, зачем делать из нас рэкстов? Справляемся сами, и без королевы.
Лоэн поник, побрел дальше. Ул вприпрыжку бежал рядом, заглядывал в лицо вервра, спотыкался, цеплялся за ус дракона и задирал голову, чтобы ещё раз убедиться: правда дракон! Вчера не верилось, да и некогда было удивляться, вон как события спрессовались. А Лоэн похож на друга Дорна, и даже слишком. Беловолосый, глаза без радужки, с точками зрачков. И узкое лицо, и разлет бровей.
— Притихли, — без удовольствия отметил Лоэн. — Запах! Нет, мне вредно вспоминать. Логика и самоконтроль, надо держать себя в руках. Горы не так и плохи, чтобы их — в пыль.
— Вы будете учить меня? — Ул решился на прямой вопрос.
— Нет, конечно. Наследников учит жизнь, их удел — быть слепыми и прозревать, самостоятельно выбирая, что назвать белым и что — черным… или вовсе не использовать такие крайности для описания мира. Но я согласен отвечать на вопросы. Некоторые. Недолго. Мне надо отдохнуть и покушать до сыта, — вервр облизнулся, зрачки полыхнули алостью. — Пустишь в свой мир гостем?
— Вы вряд ли кушаете траву, как Чиа, — заподозрил Ул. Остановился, зажмурился и добавил, понимая всю глупость слов: — как насчет теплой печени всяких там купчих?
— Ягнятина, парная, — промурлыкал Лоэн. — Нехорошо в моем возрасте, духовное совершенство и прочее, надо соответствовать… но я ценю травы лишь в качестве приправ. Купчихи меня не интересуют и в такой роли. Они обыкновенно состоят из желчи и яда. Это не изменилось?
— Нет. Войдя в мой мир, вы откроете доступ туда другим?
— Гости не могут подобного. Царства, это я могу сообщить, не острова, соединяемые мостами. Три низшие пространственно едины, миры относят туда или сюда главным образом по присутствию в них горглов, альвов и вервров. Мы приправа, — подмигнул Лоэн. — Мы создаем особый вкус у варева жизни. Но четвертое царство особенное, оно — поверхность, раздел физической и духовной сред. Туда всплыть с каменным сердцем, как у королевы, невозможно. Особенно если закон укреплен согласием атлов раствориться в людях. Я могу в твоём мире вкусно кушать и шумно гулять, задирать людей и затевать драки. Могу получать раны и наносить их, но не убивать. Чем выше порядок опыта, тем меньше допустимый вред от гостя.
— Или драконы безупречно лгут, или вовсе не лгут, — задумался Ул.
— Лжем безупречно, но редко расходуем силы для обмана младенцев, это как воевать с мышью. Я слишком существенно превосхожу кота… во всем. Так, вот и они. — Алость наполнила взгляд, отразилась на драконьей чешуе, когда вервр обернулся к своему второму облику: — Да Эн, это запах, и они совсем дети. И… немыслимое сочетание.
Ул вцепился в драконий ус, спасая подкосившиеся колени от новой порции синяков. Поодаль, на холме, замер Чиа, настороженно глядя вдаль и подставляя лицо ветру. К спине молодого вервра вплотную притёрся Дорн, он уткнулся носом в темные волосы и слепо пялился сквозь Ула. Иногда Дорн для порядка бормотал одно из имен друга, делая вид, что помнит о поиске. Ведь так он оправдывал своё право обнимать куртку, накинутую на тощие плечи, вместе с укутанным в неё вервром…
— А-аа… ну, — задумался Ул, заново осознав смысл поиска цветов и привычку Дорна ложиться спиной к Чиа, отгораживать вервра от Ула. — Мог бы и мне сказать, что имя женское. Могла бы. Тьфу ты, вот же двуличная бессмерть!
— Приветствую, Эн. Ох… вы очнулись, величайший. — Чиа заметила дракона, а затем и его вторую половину, Лоэна. — Не нужно обезболивающее… Я такая глупая, я думала, люди хоть раз окажутся полезны.
Дорн тоже распознал дракона сквозь туман, застилающий взгляд и вынуждающий моргать, улыбаться и воспринимать даже очень больших существ как мелочь на фоне главного в нынешнем дне. Чуть подумав, Дорн сделал два шага вперед и переместил своё исхудавшее сокровище за спину. Но к сабле не потянулся, хмурясь на Лоэна без приязни и страха. Из-под куртки скользнули тонкие руки Чиа, удобно обвились поверх пояса ноба. Темноволосая голова прильнула к плечу, щека потерлась о белые пряди Дорна.
— Он так похож на вас волосами и глазами, я совсем запуталась, величайший, — отметила Чиа. — Думала, меня обманывают, ваша внешность известна людям. Тем более у меня постоянно кружилась голова. И кружится. То есть крутится? Простите.
— Запах, — выговорил Лоэн и хлопнул Ула по плечу. — Тебе придётся пригласить в свой мир двоих вервров. Девочку я плохо помню, она появилась, когда я уже не приходил в сознание… полноценно. Но, как и весь род вервров этого некогда мирного края, она — лань. Всего лишь лань, вот почему я перебрался сюда. У них не было ни единого шанса выжить.
— Ха! Дорн как ухажер хорош, — хихикнул Ул. — Он ловко собирает крапиву. Главное — не начинать разговор с глупости вроде «меня назвали белым тигром».
— Кто назвал? — напрягся Лоэн.
— Рэкст, — сразу ответил Ул и жадно уставился на старого вервра. — А что?
— Рэкст, получается, заметил сходство… Вероятно, изыскал способ выманить или добить меня, — насторожился Лоэн. — Один из моих потомков канул в ваш мир, это случилось давно по любому счету. Фамильная особенность, мы совершенно глупеем, почуяв родственное существо. Способны взломать врата и разнести в пыль что угодно, некстати попавшееся на пути. Он, конечно, поселился там и ушёл вместе с атлами. Тогда я горевал до разрыва сердца, он был славный мальчик. — Лоэн вдохнул, хмыкнул. — Сходство очевидное. И, как я сказал, немыслимое сочетание, тигры и лани не создают пар, разве в четвертом порядке опыта, когда могут, гармонизируя отношения, сменить вторичную природу.
— На дракона, — брякнул Ул, хотя помнил что-то о пятом порядке и драконах.
— Я пока не видел травоядных драконов, — усомнился Лоэн. — Всё хуже, эти беззащитные негодницы упрямее тигров, панцирных грорбов и даже анаконд. Твой друг обречен разлюбить мясные блюда. Определенно. Я говорю громко и внятно, чтобы он принял к сведению… хотя поздно, он не слышит и ему все равно. Как его зовут?
— Дорн, — щурясь и снова протираясь щекой по плечу, шепнула Чиа.
— Дорн, — громче позвал Лоэн. — Впрок запомни, я всё же родич и плохого не посоветую. Носить на голове ветвистые рога для мужчины как-то… гм. Обдумай идею единорога. Один костяной клинок — оружие, и сильное. Единороги живут в мирах на границе четвертого и пятого царств, я однажды видел их. Прикидываются добряками, а сами-то норовят изловить невинных дев, и всё это якобы с целью спасения. Им верят.
Дорн потряс головой и попытался прицелить пьяно блуждающий взгляд в Лоэна. Широко улыбнулся, встряхнулся, принюхался. Наконец, вздрогнул, шагнул вперед. Впился взглядом в бледное худое лицо с алыми точками зрачков.