Перевернутая карта палача — страница 72 из 80

Чиа развернулась и гордо прошествовала на свое место. Ул растер лоб. Моргнул. Он был готов поклясться, что мгновение назад в огромных глазах лани мелькнул хищный алый огонек.

Когда Ул взобрался на постамент, черного проклинателя уже волокли люди Хэйда, а сам Дохлятина осматривал толпу особенно спокойно и внимательно. Ул, холодея, предположил: даже очень опытный в интригах человек не смог предусмотреть всего. Даже его кто-то обыграл. Рэкст? Тогда почему самого беса нет на площади? А если не он, то кто смог приказать прихвостню багряного?

Толпа очнулась, погнала волны свежих сплетен, в основном о даре загадочной невесты в шляпке: кто бы подумал, оказалась воистину белой по крови! Жуткого злодея вмиг выставила со своего праздника, а жених-то оплошал, не успел с подмогой.

Снова стало тихо: на площадь явился Дорн. Нарушая этикет, рыча нечто вовсе недопустимое и в самом низком обществе, беловолосый ноб промчался по дорожке, предназначенной для хэша Донго. Самого Сэна он волок, бесцеремонно поддев под локоть. Впрочем, чудачествам красноглазого драчуна в Тосэне научились не удивляться — даже шепотом.

— Где моя сабля? — рыкнул Дорн, оттер временных оруженосцев и вцепился в рукоять. — Прекрасно. Пора закончить с тягомотиной.

Дорн размашисто расписался, не отпуская локоть Сэна. Не унявшись, Дорн полыхнул алостью зрачков, вызверился на градоправителя — и тот, запинаясь, проблеял предписанную этикетом формулу брачного договора. Граф Орсо величаво кивнул, поставил две подписи и откинулся в кресле. Засуетились отпрыски белых семей, в очередь расписались алые, синие заверили… Свидетелей поочередно вызвали с постаментов.

— Празднуйте, — повторно рявкнул Дорн, обнял за плечи жену, хотя градоправитель не успел еще так назвать её.

Знаменитая сабля семьи Боув с солидным шипением покинула парадные ножны, улыбнулась во всё лезвие мгновенным солнечным бликом. Дорн улыбнулся в ответ, и, глядя на клинок, скороговоркой произнес клятву. Сабля со свистом вспорола воздух — и разрезала толпу не хуже проклятия. По совершенно пустому коридору Дорн хэш Боув прошествовал к карете, не убирая руку с плеча жены и не пряча саблю в ножны.

Следом, на одном выдохе прошелестев клятву, заспешил Сэн. Он не размахивал клинком, просто у оруженосца забрал саблю в ножнах и брёл, держа оружие, как палку…

Ул сгреб плотные листы с непросохшими подписями и юркнул следом, виляя и уворачиваясь от локтей любопытствующих: коридор в толпе затягивался стремительно, как полынья в стужу. Спина Сэна мелькала всё дальше, и было страшно на неё смотреть, и еще жутче упустить из виду. У Сэна заплетались ноги, он держал голову высоко и продолжал идти лишь на одной гордости сумасшедшего алого, который не упадёт, даже мертвый, когда дело касается чести.

— Как мило со стороны возмутителей спокойствия Тосэна покинуть праздник, тем гарантировав ему размеренное течение, — с очевидной насмешкой выговорил граф Орсо. Звук отразился от купола и распространился, достиг ушей каждого, хотя граф и не кричал. — Извещаю: доброе расположение семьи Орсо и её друзей до полуночи продержит открытыми для всех горожан двери трактиров Первой площади и ближних улиц. Семья Тэйт желает разделить радость с каждым нобом города, трапеза на площади будет общей, мы убираем внутренний круг стражи. Да начнется веселье.

С последними словами Ул в прыжке дотянулся до запяток кареты. Повис, волоча левую ногу по мостовой. Кони приняли резво, кучер завизжал, разгоняя прохожих. Звучно хлопнул кнут. Ул хоть и ждал рывка, но — не удержался на одной руке, побоялся смять бесценные документы.

Пребольно саданувшись об мостовую копчиком, а затем всей спиной, Ул сберег бумаги. Он сразу же вскинулся, перебежал к стене, оттуда метнулся в переулок. Дал себе немного времени отдышаться, благо, место малолюдное и можно осмотреть документы, бережно свернуть в толстую трубку, сунуть под куртку.

Прыжок, перебор руками по кованой решетке узкого окна, рывок вверх, на низкую пристройку… Подтянувшись, Ул прыгнул на балкон и наконец — на крышу.

Город шумел и гомонил внизу. Над головой цвел молодой закат, за стенами Тосэна багровел осенний лес. Свадебная карета грохотала, кучер визжал — дальше, тише… Ул проследил направление и побежал по крышам, надеясь, что верно понял направление и, вот главное, — ошибся относительно прочего.

Когда Ул рыбкой юркнул с крыши в свою комнату, надежда иссякла… Сразу стало слышно всё, что творится в доме. Лия рыдает в голос. Мама шепчет про обезболивающие капли. Монз покашливает, Дорн рычит и наказывает за чужие грехи стену, наверняка уже сбив в кровь костяшки кулаков.

Ул бросил документы под кровать, выглянул в главный коридор. Почти напротив — распахнутая дверь комнаты, где всё лето жили гости. Отсюда видно согнутую спину мамы. Видно Лию, она скорчилась прямо на полу. На белое платье извели так много ткани, его хвост занимает всю комнату. По платью ходят, как по ковру. Не важно — оно и без того безнадежно испачкано.

Кровь уже кое-где подсохла, но цвет ещё яркий, и смотреть на пятна очень страшно. Ул заставил себя пересечь коридор и привалился к дверному косяку, отчаянно, без слов, глянул на Монза. Старый переписчик был совершенно спокоен, даже строг. Он неподвижно сидел в кресле, задвинутом в угол. Едва встретив взгляд Ула, кивнул ему и предложил место рядом, на полу.

— Много чего произошло сегодня, даже и слишком много, — Монз перевел взгляд на свои руки, сложенные на коленях. — Я посетил… постоянного заказчика. Мы достигли договоренности, по обоюдному интересу. Заказчик был так любезен, что предупредил о бедах ближайшей ночи. Он заверил, что, покинув город до заката, гости моего дома смогут спастись. Правда, хотя бы кто-то из них должен задержать погоню у брода. Он настаивал на выборе именно тех ворот и уверил: они не под наблюдением.

— Обещания надёжные? — насторожился Ул, всё меньше понимая покой Монза.

— Исключительно. Я не ждал беды до заката, — Монз виновато развел руками. — Я предупреждал Сэна о том, как опасно делаться врагом семьи Могуро. Но, кажется, даже мой заказчик не смог сполна оценить их подлость. Или… хотя не важно.

— У меня есть лук, но нет стрел, — Ул откинулся на стену и прикрыл глаза. — Плохо.

— Если б всё дело было в стрелах, — в тон отозвался Монз. — Хотя… покуда решим ближние осложнения. Я заказал вдоволь стрел, полагая себя старым дураком и перестраховщиком. Заказ доставлен третьего дня, хранится на нижней полке в библиотеке.

— Кони заседланы, — тихо сказал Дорн.

Открыв глаза, Ул увидел его — с темными зрачками очень спокойного и от того ещё более опасного зверя… Дорн смотрел сквозь спину мамы Улы, широко раздувал ноздри и чуял кровь, боль Сэна, отчаяние Лии…

— Надо спешить к Лофру, только ему я верю, — нахмурился Дорн. — Клог, ты знаешь дорогу и будешь хорошим проводником. Ты умеешь лечить, твоя матушка…

— Монз пока остаётся, значит, она тоже, — уперся Ул, плохо понимая, почему решение дозрело и не подлежит изменению. — В тебе кровь лекаря, у Лии золотое сердце, Чиа спрячет вас в любом лесу. А лук — мой, никому из вас он не годен.

— Клог… — Дорн скрипнул зубами, шагнул и склонился над Лией. — Переоденься. Мы спешим, слышишь?

Ул заставил себя подняться и, переставляя тяжеленные, непослушные ноги, сделал три шага. Было невыносимо страшно заглянуть через мамино плечо. Лицо Сэна, сплошь белое в синеву, выглядело умиротворённым. Это пугало больше, чем оскал гнева или отчаяние. То и другое — жизнь, а покой… Ул приказал себе не думать.

Новая куртка, которой Сэн так гордился и которую собирался носить очень бережно в память о важном дне — безнадежно испорчена, наспех вспорота по рукаву и боку, чтобы было удобнее снять. Рана на теле одна. Узкая, коварная — слева под нижними ребрами. Кровь и теперь не унялась, хотя мама наверняка меняет повязку не первый раз.

Ул затаил дыхание, подставил лицо своему ветру, невозможному в спертом воздухе комнаты с закрытыми окнами. Ул раскрыл ладонь и провел над телом. В потемках боль друга воспринималась ближе, отчетливее. Жизнь пока держалась в теле, но было ещё нечто — ускользающее, опасное…

— Как это случилось? — не удержался от вопроса Ул. — Он алый, он не мог так попасться!

— Когда чёрный явился, Сэн рванулся спасать, — отозвался Дорн, опуская руку на плечо Ула. — Я тоже прыгнул, но сразу почуял его боль и понадеялся на тебя. Сэна поймали на первом бессознательном движении. Второго удара не было. Это я успел, хотя бы это. Нас предал человек Хэйда, я знаю его в лицо… знал. Вспомнил, уже свернув шею. Не думаю, что Дохлятина настолько протух, просто золото порой перевешивает самую весомую клятву. Значит, из города надо убираться немедленно. Монз прав: это золото Могуро и его же месть.

«Яд», — обозначил Ул главный страх, не сопровождая движение губ звуком. Он глядел в упор на Дорна, и тот чуть сдвинул веки, обозначая понимание.

— Начнет смеркаться, не глупи и уходи с переправы. Долго держать их не получится, обойдут другими воротами, — нехотя выговорил Дорн, глядя на Чиа. — Его надо нести и оберегать. Я сильнее, ты лучше стреляешь. Клог, дружба всегда обходится… дороговато. Может, потому я и шлялся по столице один. Мне казалось, так я смогу ускользнуть от неоплатных долгов.

— Вот теперь я довольна, не кровит, — мама Ула разогнулась, стирая пот тыльной стороной перепачканных рук. На её лбу появилась ещё одна полоса старой и свежей крови… — Чиа толковая девочка, я рассказала ей о перевязках, и она заготовила необходимое. Мы повторим лишь самое важное.

Ул отодвинулся, уступил место. Чиа переодета в походное, — мельком отметил он и сел рядом с Лией. Та перестала всхлипывать. Глаза блестели лихорадочно, остро.

— Я бы попросила тебя, ты бы не отказал, цветочный человек. Но птицы улетают, — пожаловалась Лия. — Цветы увяли… осень.

— Ты справишься сама, — пообещал Ул. — К тому же соловьи и розы — так, для стихов. Хоть на стене их нарисуй, хоть во сне рассмотри, лишь бы ты верила в исцеление. Лия, всё обойдется. Я обещаю.