— Откуда… — вскинулась Лия и зажала рот.
Сама поняла: не время для криков.
— Переоденься. Вам пора. Мне тоже, — велел Ул.
На душе слежавшейся палой листвой копился покой — странный, почти неуместный. Ул покинул комнату, в коридоре заметил Дорна и шепотом спросил, на чьей стороне Хэйд по мнению друга?
— На собственной, как всегда, — в прозрачных глазах вспыхнул багрянец злости. — Ты… если позволишь прикончить себя на переплаве, даже не думай, что тебе есть прощение.
— Дорн, просьба, — Ул шагнул в библиотеку, начал проверять и пересчитывать стрелы. — До самой столицы, умоляю, стань очень пугливой ланью. Беги, даже когда противно. Мне безразлична нобская честь, уж прости. Но небезразлична жизнь каждого, за кого ты отвечаешь теперь.
Смотреть вслед уходящим было тяжело. Почти никого не видно уже теперь. Бунга впряжен в повозку, ведь Сэна не получилось усадить в седло. Дорн умчался вперед, проверять дорогу. Лия согнулась в седле, взгляд её прикован к бледному лицу Сэна. Чиа идёт пешком, последняя. Часто оборачивается. Вот подняла руку, прощаясь невесть какой раз. Тропа от переправы поднимается на холм. Вечер густеет быстро, как свежий кисель… Деревья выращивают бесконечные тени, у Чиа тоже очень длинная тень. Девушка стоит на макушке холма, опять машет. Наконец, отворачивается и начинает спускаться. Пропадает из вида…
Можно вздохнуть и посидеть в покое. Заново осмотреть переправу, уже деловито. Пора пристрелять лук, проверить ветер.
— Снова город багряный и на воде кровь, — поморщился Ул.
Было странно вспомнить, как недавно по этой тропе спускался Лоэн. Беззаботный, восхитительный, всемогущий! Лоэн, который выбрал бой и разлуку. Лоэн, знавший, сколь опасна грядущая жизнь тех, кто ненадолго стал ему друзьями.
— Всемогущие союзники страшнее врагов, — выговорили губы.
Что-то похожее думал Дохлятина. Сейчас Ул понимал его слова и мысли много лучше. Будь Лоэн рядом, соблазн спихнуть беды на его могучие плечи оказался бы непреодолим! Под крылом дракона Ул потерял бы что-то бесконечно важное, обретя безопасность.
Это его мир, его друзья и его жизнь.
— Сэн, — едва слышно выдохнул Ул и сокрушенно покачал головой.
Он снова осмотрелся, на сей раз куда внимательнее. Пришло время спуститься к воде, выбрать укрытие и оставить там несколько стрел, воткнув их во влажный песок. Удобно? Приметно? Ул кивнул, поднялся выше по склону, проверил места за разными деревьями и там тоже оставил стрелы.
Сделалось ясно: Монз купил слишком странный подарок ко дню свадьбы. Почему умолчал о страхах, а после остался в городе? Кто таков его всезнающий заказчик? Пока не важно. Стрел много, мама в надежном месте. То и другое — правильно.
От города надвинулся конский скок. Ул притих в зарослях у воды.
Один всадник. Спешился у переправы, нагнулся, стал трогать следы, шептать о времени и отставании, о приметной левой подкове. Наконец, осмотр завершился, дозорный дернул повод коня, поставил ногу в стремя.
Ул поморщился. Бить в спину, насмерть…
Дозорный сполз по конскому боку, дернулся и затих, уткнувшись лицом в мокрый песок.
В душе Ула помрачнело, по спине загулял холодок. Был бы выбор… Но разве это выбор — уйти, отдав лук Дорну?
Стены города накалились докрасна в сиянии заката. Ул смотрел и думал: враг показал себя весьма изощренным мерзавцем. Он осведомлен о тайнах, если сознательно намеревался пролить кровь потомка Тосэна в городе, названном в честь основателя семьи… Такое коварство необычно для короткой памяти людей. Скорее уж за интригой видится бес Рэкст или его загадочная хозяйка — королева. Она ненавидела алого атла. Но королева вне мира, Рэкст в столице и, по слухам, исполняет важное поручение князя… Что за глупости лезут в голову?
Снова галоп, встревоженные голоса. Теперь спешат двое… нет, трое. Издали увидели труп. Ул поморщился: как неудачно! Стоило быть умнее и спрятать тело, но опыт — такая штука, его заранее не зачерпнешь.
Кони загарцевали, всадники быстрым шепотом обсудили свои действия. Один поскакал к городу, двое спешились и направились к переправе, настороженно озираясь. Прячась за шеями и спинами коней, подобрались к телу дозорного. Замерли, слушают тишину… Успокоились?
Тетива зазвенела сухо, коротко. Сразу загудела повторно. Одна стрела в шею, вторая — уже в спину. Ул сжал зубы и проглотил ком отвращения к себе и идее засады как таковой. Мрачно усмехнулся. Не время рассуждать о выборе и тонкой душе. От города скачут, спешат. Пыль, пыль… плохо дело. Группа, и изрядная.
Ул решил отступить от воды. Если в него начнут стрелять, место в прибрежных зарослях — худшее, на влажном песке и сырой траве скользко, да и укрытия никакого.
Примчались. Безразлично глянули на мертвых, рассыпались по берегу, перекликаясь и громко угрожая врагу-невидимке. Отправили гонца в город, велели слать подмогу через другие ворота, обойдя брод по главному мосту, хотя крюк изрядный.
Ул выцелил самого крикливого из врагов и заставил замолчать. В два кувырка Ул сменил укрытие, проследил, как превращается в ежа дерево, утыканное стрелами. Усмехнулся. Сумерки делают прицел ненадежным… для людских глаз. Сам Ул и теперь различал не только силуэты, но и выражения лиц врагов, прищур, усмешку…
Мелькание плащей в густой тени под деревьями. Ул выбрал ближнего к воде стрелка и приговорил. Затем ещё одного, с тугим дальнобойным луком.
От города мчался новый отряд. В зарослях у переправы приободрились, зашумели. Возник спор, некто басовито пообещал добавить денег тем, кто решится миновать реку вскачь. Басу вторил начальственный, металлической голос: мол, лучник в засаде всего один, сумерки ему не в пользу. А деньги вот они, звонкое золото. Ул покривился. Сумерки и даже ночь не помешают целиться. Но река не особенно широкая, брод удобный. Угораздило же пять дней назад отдохнуть от работы с приглашениями и засыпать ямы на дне! Знал бы, чем обернется свадьба друзей — сам бы те ямы и углубил!
Из зарослей принялись стрелять, отвлекая внимание и сковывая подвижность. Десяток всадников — попарно, пригибаясь к холкам коней — вспенил багряную воду. Покатился из седла один, ужаленный стрелой в шею. Сник второй, зажимая рану в плече…
Ул прошипел ругательство, едва увернулся от стрелы и промазал, впервые за вечер! Он сразу нащупал новую стрелу, пообещал себе не раздражаться и не терять внимания, прицелился в одно движение, плавно напрягая тетиву…
Конных осталось шестеро, они уже знали, что одолели переправу, уже с гиканьем праздновали победу… И вдруг захлебнулись, подавились криком. Все шестеро отчаянно поспешно осадили коней, закрутили на месте. Помчались назад, не жалея плетей, пригибаясь к шеям и визжа истошно, панически.
Лучники на дальнем берегу повставали из засад и обреченно замерли с опущенным оружием. Кто-то первым пал на колени и застонал от непереносимого ужаса.
Ул недоуменно потряс головой. Нехотя, медленно обернулся — и перестал дышать.
С холма неторопливо спускался всадник на красном, как кровь, коне.
Ул теперь мог рассмотреть лицо беса близко. Все ближе, вплотную! Спокойное волевое лицо, и зрачки не горят желтизной или алостью. Волосы обычные, довольно длинные — и нет в них искристого багрянца.
Ул опустил лук, выронил стрелу. Не хуже паникующих врагов на том берегу он понимал: бой — окончен. Как бы ни походил на человека рослый, хорошо сложенный боец лет двадцати пяти-тридцати, он — бес. Существо с иными возможностями и огромным, ничем не измеримым, опытом… Ул вежливо кивнул своей смерти. Чуть улыбнулся, удивляясь покою в душе: откуда пришла уверенность, что друзья доберутся до столицы? Может, причина — лицо беса. Если смотреть на смерть непредвзято… Если так, то интересное у беса лицо, и даже чем-то смутно напоминает Сэна, когда он станет совсем взрослым. Потому что таким должно быть лицо ноба алой ветви.
Красный конь замер у кромки воды. Седок привстал на стременах. Глубоко вдохнул — и погнал над рекой звериный рык, быстро обрастающий мехом тумана… Одно мгновение, и туман угас, будто впитанный темной рекой.
— Я всех понял и запомнил, — негромко заверил Рэкст. — Вы мои людишки, вас могу резать, когда и как пожелаю. Посмели служить золоту, а не мне? Что ж, вы всего лишь людишки. Идите прочь, молча. Не позволяйте себе остановок до границы княжества. Никогда не возвращайтесь. Так я разрешаю вам жить… пока что.
Рэкст спешился и отвернулся от реки. Он не следил, как исполняется его воля и не сомневался в её исполнении. Бес сосредоточился на изучении Ула. Осмотрев его с ног до головы, Рэкст усмехнулся, хлопнул себя по плечу, левому — намекнул на прежнюю встречу и свою рану.
— До чего же тощий мне нашёлся враг… Позже дам выбор. Пока у тебя нет такой неудобной роскоши, — с издевкой отметил Рэкст, подходя вплотную. — Пока я желаю подумать вслух. Знал ли я, что червь Могуро прикармливает мою шваль моим же, если рассудить, золотом? Смешной вопрос. Есть вопросы занятнее. Знал ли он, что я знаю? Понял ли, что его руками я строю свой план? Людишки самоуверенны более, чем возможно. Месть юному Донго — слепа… Слепота Могуро позволила мне встретить тебя глаза в глаза, наследник. Слепота Могуро дала мне скогтить твое сердце, — Рэкст из ниоткуда добыл склянку, подбросил и поймал в ладонь. — Могуро украл у меня совершенный яд. Он не знал, что к яду имеется противоядие. Но я-то знал… с самого начала. Вот так-то. Твой друг жив, в запасе время до полуночи. Я отдам склянку и одолжу коня. Дай слово вернуться и еще дай клятву. Я пока добуду сырого теплого мяса, от злости я оголодал. Не слишком спеши, если не желаешь поужинать таким образом в моем обществе.
Рэкст прищурился и порычал от удовольствия. В глубине его зрачков мягко, едва заметно, обозначилось рыжее свечение.
— Я вернусь, слово, — Ул протянул руку, и принял чуть теплую склянку. — Что за клятва?
— Выслушать. Выбрать жизнь или смерть. Подчиниться выбору, — Рэкст улыбнулся, показывая по-звериному безупречные зубы. — Не запрещаю говорить обо мне друзьям. Хотя… зачем? Им ещё предстоит миновать Соловьиный перевал. В замке малолюдно. А кто есть, тем я могу велеть ослепнуть и оглохнуть.