— Это первый обнаруженный вами гроб? — спросила Лиз у девушки, стоявшей с краю.
— Да, — ответила взволнованная девушка.
— Что он подразумевает под упорами?
— Понимаете, — авторитетно проговорила девушка, — при похоронах поперек могилы кладут пару деревянных брусков, а на них ставят гроб. Таким образом гроб предохраняют от воды, которая может собраться на дне могилы; кроме того, упоры позволяют вытащить обратно веревку, на которой опускают гроб. Это могила относится к 1881 году, а в то время веревки были большой ценностью, особенно здесь, на острове, куда их приходилось завозить с материка.
— Бросьте мне веревку, — снова раздался голос из могилы, и тут же туда бросили два конца. Студенты начали возводить над могилой треногу. Когда они закончили, то повесили на ней блок, перекинули через него веревку и опустили ее конец в могилу.
Из могилы вылез студент и вытащил за собой деревянную лестницу.
— Все в порядке, можно поднимать.
Несколько человек взялись за конец веревки и принялись тянуть. Вскоре деревянный гроб, очень грязный, показался из могилы, и студенты осторожно на руках опустили его на землю.
Ангес Драммонд, наблюдавший за происходящим, стоя в стороне от могилы, подошел ближе и рукой очистил от грязи крышку гроба, затем достал носовой платок и стал вытирать им бронзовую пластину, прибитую к крышке гроба, пока на ней не проступила выгравированная надпись.
— Дороти Галавей Драммонд, — прочитал он вслух. — Тысяча восемьсот тридцать седьмой — тысяча восемьсот восемьдесят первый.
— Надпись соответствует указанной на могильном камне, — заметил доктор Блейлок. — Отлично, ну-ка давайте, принимайтесь за очистку гроба от грязи.
Студенты принялись работать мылом, водой и щетками.
— Гроб в отличном состоянии, особенно если принять во внимание, что сто десять лет пролежал в сырой земле, — сказал Блейлок.
— Это потому, что он сделан из живого дуба, — проговорил Ангес. — Перед смертью Элфред Драммонд приказал, чтобы ему приготовили гроб из древесины одного из дубов, росших на острове, и оковали свинцом. С тех пор каждый гроб, в котором хоронили Драммондов, делали именно таким способом. Готов поставить крупную сумму, что, когда вы доберетесь до гроба старого Элфреда, он также окажется не тронутым временем.
Теперь гроб стоял чистый, кое-где покрытый пятнами, его прочная древесина тускло поблескивала.
— Следов лака нет, — обратил внимание доктор Блейлок, проводя рукой по деревянным стенкам.
— Его и не покрывали лаком, — ответил Ангес. — Стенки гроба были натерты смолой тикового дерева.
— Может быть, мы откроем гроб, мистер Драммонд? — спросил Блейлок.
— Нет, ни в коем случае, — сказал Ангес. — Это не предусмотрено нашим договором, и я не хочу без нужды тревожить останки членов моей семьи. Дороти Драммонд доводилась мне бабушкой.
— Разумеется, я понимаю.
— Я хочу, чтобы ее останки без промедления были перенесены на новое место, — сказал Ангес. — Землю там уже освятили, а подобающую церковную службу мы совершим после завершения перезахоронения.
— Что ж, хорошо, — согласился Блейлок. — Молодые люди, грузите гроб на машину. Максимум осторожности.
Ангес повернулся и увидел Лиз.
— Доброе утро, дорогая, — обрадовался он. — Рад тебя видеть.
— Я тоже рада видеть вас, Ангес, — ответила Лиз.
— Ты приехала как раз вовремя, чтобы познакомиться с моей бабушкой, — он сделал жест в сторону гроба, который уже стоял в кузове грузовика.
— Насколько я слышала, в гробах есть нечто чарующее.
— Ты так считаешь? Тогда пошли, я немного очарую тебя.
Ангес повел Лиз с кладбища обратно к главной усадьбе. Вскоре они подошли к подсобным постройкам на заднем дворе дома. Ангес открыл большую дверь одной из них и пропустил Лиз вперед.
В комнатах было достаточно света, проникавшего через стеклянную крышу. Лиз сразу же ощутила сильный и приятный запах свежеструганного дерева. Они стояли в столярной мастерской, оснащенной мощным оборудованием, а также всевозможными инструментами, развешанными по стенам на специальных щитах. Некоторые инструменты выглядели очень древними. Вдоль боковых стен стояли штабели длинных досок.
— Мы редко спиливаем живые дубы, — сказал Ангес. — Они слишком долго растут, чтобы рубить их почем зря, на всякие безделушки. Однако иногда их валит или сильно ломает ураган, тогда мы забираем их и распиливаем на своей лесопилке в лесу, а доски складываем здесь для сушки.
Посредине комнаты на козлах стояли три гроба, один из них уже окованный металлом, два других — деревянные. На полу, в углу комнаты, стоял гроб совсем небольших размеров.
— Тут у нас имеется небольшой запас, — сказал Ангес, указывая на гробы. — Они пока не закончены, но, пожалуй, теперь самое время доделать. Джимми Уэзерсу гроб теперь не потребуется, а мне, похоже, в самом ближайшем будущем, да и Баку Моусесу тоже. Он будет похоронен вместе с нами на семейном кладбище.
— Для чего вон тот, детский гроб, в углу?
— Слава Богу, он не потребовался. Его сделали, когда мать близнецов была беременна ими. Мы были готовы к любому исходу родов.
— А вон тот, третий? — спросила Лиз.
— Всегда полезно иметь кое-что про запас, — сказал Ангес. — Кто знает, как сложится жизнь.
Лиз дотронулась рукой до боковой поверхности одного из гробов.
— Какой гладкий? — с удивлением произнесла она.
— Древесина очень плотная, почти как железо. Когда ее шлифуют песком, она долгое время остается гладкой, — немного помолчав, он добавил. — Этот для меня.
— На мой взгляд, он длиннее остальных, — сказала Лиз.
— Из-за своего роста я всю жизнь провел в постоянных поисках подходящей одежды, кроватей и многих других вещей, которые были бы мне впору, — объяснил Ангес. — Так что я не намерен терпеть тесноту в могиле.
— Ангес, — несколько смущенно обратилась к нему Лиз. — Я должна вам кое-что сказать.
— Давай, выкладывай прямо, без обиняков, — сказал Ангес.
— Когда вы пригласили меня на обед, когда попросили засвидетельствовать составленное вами завещание, тогда же вы рассказали мне и о Джеймсе Моусесе.
— Да.
— Хоть вы и не просили об этом, но у меня сложилось впечатление, что вам хотелось бы, чтобы все, что касается завещания и Джеймса, осталось между нами.
Ангес молчал.
— Если это действительно так, я приношу вам свои извинения, поскольку не оправдала вашего доверия.
— Каким образом?
— Жермен, Кейр и, вероятно, Хэмиш были сильно огорчены, что вы никак не составите завещание.
— Да, они довольно часто затевали этот разговор, — с некоторым раздражением проговорил Ангес.
— Мне их беспокойство казалось естественным, и когда ситуация достигла крайнего напряжения, я почувствовала необходимость рассказать им об этом.
— Ну и хорошо. Я и сам собирался сообщить им об этом.
— Очень рада, но боюсь, к несчастью, я также рассказала Жермен и Кейру, что Джеймс ваш сын.
Ангес усмехнулся.
— Не знаю, смог бы я сам сообщить им эту новость, но я рад, что ты это сделала. Иначе они узнали бы об этом при чтении завещания, и это известие было бы для них как гром среди ясного неба.
— Они и сейчас потрясены этим известием, — сказала Лиз. — Но все же, как мне кажется, не настолько, как если бы услышали эту новость во время чтения завещания.
— И как они отреагировали?
— Ничего такого, что могло бы дать основания для тревоги вам или Джеймсу. Оба восприняли это известие нормально, хотя Жермен поначалу была просто потрясена.
— Что ж, у них будет достаточно времени привыкнуть к этой мысли.
— Мне кажется, в их реакции большую роль сыграло то, что они любят Джеймса независимо от того, родственник он или нет.
— Знаю, однако я сам лишь совсем недавно позволил себе по-настоящему полюбить мальчика. В течение многих лет я и думать — не хотел об этом.
— Судя по тому, что они мне рассказали, смерть Джимми многое упростила.
— Да, это сущая правда. Уверен, что это маленькое отродье, узнав содержание завещания, начало бы строить всевозможные козни и чинить препятствия. Судебные дела тянулись бы долгие годы. Старый Голиаф оказал нам добрую услугу.
— Всем, кроме Джимми.
— Прости меня, о Боже, за то, что я плохо отзываюсь о мертвом, но должен сказать, я никогда не любил этого парня, еще с тех пор, когда он пищал, как комар. На протяжении всей своей жизни Джимми был источником проблем в семье. Его мать, моя дочь, была строптивой штучкой, неудачно вышла замуж и, слава Богу, у нее был только один ребенок. Она погибла в автокатастрофе в Джексонвилле, сев за руль в пьяном виде. Ее муж умер от пьянства несколькими годами раньше.
— У Джимми была жена.
— Должно быть, я предчувствовал; я оставил ей кое-что в завещании, оговорив, что Джимми не обладал правом контроля оставляемых ей средств. Она неплохая крошка, мне всегда было жаль ее.
Мимо них проехал грузовик.
— Итак, — сказал Ангес, глядя на карманные часы. — Думаю, мне следует отправиться взглянуть, как бабушку Дороти опустят покоиться на новом месте. Она умерла до моего рождения, так что я пропустил ее первые похороны. Ты пойдешь со мной?
— Конечно. Я рада, что облегчила свою душу и что вы на меня не сердитесь.
— Чепуха. Ты поступила так, как в данных обстоятельствах поступил бы любой здравомыслящий человек. И, — добавил он смущаясь, — ты сделала за меня то, на что у меня самого не хватало смелости. Теперь поехали, каждый на своей машине, чтобы тебе не пришлось отвозить меня обратно домой.
Из столярной мастерской они вышли под руку, и Лиз впервые за много дней чувствовала себя спокойно.
Глава 41
Уильямс сел за стол напротив Хейнса. Капитан бесстрастно смотрел на него. В его глазах не было намека ни на гнев, ни на симпатию.
— Хорошо, давай еще раз взглянем, что у нас есть, — сказал он. — С самого начала. Начнем с Шейфера.
— Я могу доказать с привлечением двух свидетелей, один из них из Лос-Анджелеса, что Рэмси находился в «Беверли Хиллз», когда в бассейне отеля утонул Элберт Шейфер.