— A рожу я тебе все равно набью, — сказал Володя Олегу. - Никакой Романов тебе не поможет…
— Давай, — с вызовом сказал Олег. — Начинай.
— Да пошел ты.
— Туда же топай.
— Урод.
— От урода слышу.
Мишин больше ничего говорить не стал и последовал примеру Лунина. Олег вышел из блиндажа на свежий воздух. Алкоголь уже действовал, и ему было легко и весело. Покачиваясь из стороны в сторону, Нартов пошел к Кириллову. По пути ему попался на встречу капитан Иванов. Глеб понюхал воздух:
— Никак пьян?
— Совершенно в тютельку, товарищ капитан! — с вызовом сказал Олег.
— O! Еще и обнаглел! — Иванов улыбнулся. — Ладно, вали, куда валил. Утром поговорим…
— Хоть попоем… — вызывающе кивнул Олег. Иванов сейчас был ему противен.
Капитан пошел своей дорогой. Нартов пошел своей. Впереди мелькнула плечистая фигура командира отряда, и Олег обошел «опасное» место стороной. Пока он топтал грязь по кругу, прошло минут десять и, войдя в палатку медицинской службы, он нос к носу столкнулся с тем, кого так долго пытался обойти.
Романов и Кириллов сидели к нему спиной и перебирали индивидуальные аптечки. Увиливать уже было поздно, а потому Олег набрался решимости и спросил:
— Разрешите?
— Заходи, — кивнул Романов. — Чего надо?
— Да так…
— Он ко мне, — вставил Саша. — Поговорить…
Романов привстал и повернулся к Олегу:
— Ты случайно не видел, что бы сюда, в палатку, кто-нибудь лазил?
Олег пожал плечами:
— Нет. A что?
— Кто-то, пока меня не было, забрался сюда и вытащил из аптечек десять шприц-тюбиков с промедолом, — сказал Саша.
— Ого, — удивился Олег. — Срочники?
— A кто же еще? — вздохнул Романов. — Ладно, разбирайтесь пока здесь, а я пойду, отряд застрою…
Романов направился, было к выходу, но вдруг остановился и ткнул Олега пальцем в грудь:
— Да, Нартов! Завтра в пять утра, по полной боевой, ты стоишь у штабной палатки. Автомат, два боекомплекта, четыре гранаты, пистолет, бронежилет, каска. Усвоил?
— A где это брать? — выпучил Олег глаза.
— Должность капитана Красильникова тебе известна?
— Начальник службы вооружения…
— Вот у него все это и возьмешь. Можешь сегодня, пока он еще не спит, взять у него оружие. Почистишь автомат и пистолет. Привыкнешь к ним. Боеприпасы получишь завтра. Понятно?
— Так точно.
Романов вышел. Олег сел на ящик возле Кириллова:
— Так как это получилось?
— Ума не приложу. Вышел на десять минут. Прихожу — ящик раскурочен. Аптечки валяются открытые. Сейчас с Борисовичем пересчитали — десять штук не хватает.
— Подозрения есть?
— Пока нет, но найти их совсем не сложно. Сейчас Романов всех построит, а я посмотрю, у кого ручки дрожат, да глазенки бегают…
— A зачем срочникам промедол?
— Как зачем? Это же наркотик. Ширяться будут. Кайф ловить…
— Поймают?
— Если мы их сейчас прежде не поймаем…
— И как это в спецназ наркоманы попадают? — усмехнулся Олег. — Это же элитные войска. Отбор там, прочее…
— Какой там отбор! — Саша махнул рукой. — Приехали в военкомат, взяли, что было и рады. Хоть кого-то набрали… это еще цветочки. Ягодки, как я понимаю, только впереди…
— Да, — протянул Олег. — Страна большая, а выбирать не из чего…
— Господи, да кому мы нужны? Если бы действительно надо было, то в нужном отряде могли бы одних спортсменов собрать — залюбуешься! Вон, во время Великой Отечественной войны как НКВД себе спецназ создавал — целую бригаду из спортсменов собрали. ОМСБОН назвали. Два полка в бригаде, несколько отдельных батальонов. Две тысячи человек. Чемпионы сплошь, да студенты института физкультуры имени Лестгафта. Воевали — залюбуешься. A сейчас это просто никому не надо. Вот и берем наркоманов. Ибо брать больше и некого…
Саша встал и, подойдя к другому ящику, начал колдовать над примусом:
— Я обещал напоить тебя чаем…
— He откажусь…
Олег, видя обилие в ящиках всевозможных медицинских инструментов и препаратов, спросил:
— У тебя здесь столько всего. Ты, наверное, можешь и операции несложные своими силами проводить?
— Ну, это, смотря какие, — Саша поставил на примус чайник. — Вот если, к примеру, тебе голову осколком срежет, но висеть на лоскуте кожи она останется, я могу сделать тебе транспортную ампутацию… отрезать голову совсем, чтобы было удобнее везти тебя в госпиталь…
Саша хотел пошутить, но вдруг встретил перепуганный взгляд Нартова.
— Мне? Голову?
— Я пошутил, — успокоил Олега Саша. - Операции делать могу. He сложные, правда.
За стенкой палатки раздался зычный рык Романова, строившего личный состав срочной службы.
— Пошли, — Саша встал.
Из ящика он достал командирский фонарик. Через пять минут он уже ходил вдоль строя разведчиков, светя фонарем им в глаза и на руки. Через некоторое время он вывел из строя двоих, у которых бегали глаза, и тряслись руки.
— По вене ширял? — спросил одного из них Саша.
— My… — неразборчиво отозвался тот.
— Деятель! — выругался Саша. - Сколько вколол?
— Наверно по два, — неопределенно отозвался второй.
— Где остальные шприцы? — спросил Романов.
— Здесь, — боец вытащил из кармана недостающие шприц-тюбики.
Саша забрал их, проверил и положил себе в карман.
— Трудотерапия вам до конца командировки обеспечена! — пообещал им командир. — Что с вами сделать?
Te не отвечали. Романов дал каждому по затрещине, и, пообещав с утра заставить их копать окопы, передал «преступников» «на воспитание» командиру роты Самойлову. Саша и Олег вернулись в палатку медслужбы. Кириллов сказал:
— B отряде шесть санинструкторов. Надо одного или двоих поселить здесь co мной. Заодно и охрана от этих уродов…
— Дельно, — кивнул Олег.
— Прошу к столу, — Саша достал печенье и кружки.
Олег снял с примуса чайник и поставил его на ящик, который играл роль стола. Нартов взял печенье и вприкуску начал пить горячий чай. Печенье он опускал в кружку — чтобы размокло. Размокшее печенье казалось немного вкуснее.
— Как дома, — улыбнулся Олег.
— Дома лучше.
— Ты женат? — спросил Олег.
— Да. Ребенок есть, второго ждем… а я здесь…
— Как она тебя отпустила? — Олег громко отхлебнул и поморщился. Обжегся.
— У нас в медпункте почти сплошь женщины. Неужели бы я позволил ехать им вместо себя?
— Я понял.
— Ира вот-вот родит, и я увижу крошку только через три месяца, — Саша мечтающее посмотрел куда-то сквозь Олега, потом встрепенулся: — Увижу, если меня здесь не грохнут…
— Да… — протянул Олег. — У тебя уже есть дети. Было бы обидно погибнуть здесь хрен знает за что, не оставив после себя никакого потомства…
— Было бы обидно погибнуть здесь даже и оставив потомство… — парировал Саша.
— Сколько здесь уже народу погибло! A за что? Интересно, кто-нибудь, когда-нибудь сможет толково объяснить, за что мы здесь воюем? Ради чего здесь идет война?
— Этот вопрос простые люди задают себе с начала времен… и всегда причина сводится к одной. Это обогащение. Обогащение одних за счет страданий и смертей других.
— Наверно, это так, — согласился Олег. — Но ведь из нашего руководства никто и никогда в этом не признается! Они будут придумывать массу разнообразных сказок типа патриотизма, воинского долга, защиты интересов Родины… я на войне всего несколько дней, но мне кажется, что я уже многое понял.
— Что? — Саша потянулся за чайником, чтобы долить в кружку кипятка.
— He знаю, как ты это воспримешь, но мне кажется, что патриотизма как такового просто не существует. Его нет. Это миф, придуманный только для того, чтобы вдолбить его в головы народа и заставить этот народ воевать. И чтобы никто не посмел роптать, когда его Родина будет посылать на смерть. И Родина мне кажется понятием совершенно абстрактным. Для меня Родина — это тот диван, на котором я спал, это тот двор, на котором я вырос. Это мой дом и моя семья. Вот что я должен защищать. A всю страну я Родиной назвать никак не могу. Что, Чечня для меня — Родина? Ничего подобного.
— Ну, в целом у тебя мысль правильная, — усмехнулся Саша. — Я примерно такого же мнения. Но в любом случае ты должен понимать, что даже такая непонятная война как эта имеет вполне конкретную цель.
— O чем ты?
— Вот о чем. Цель войны — это не только убийство людей. Цель войны — это, кроме того, еще и убийство, вдумайся, убийство убийц. Если сейчас мы не покончим с распоясавшимися, озверевшими от безнаказанности боевиками, то завтра они могут постучаться в твой дом. Сейчас Чечня — это осиное гнездо, откуда осы-убийцы разлетаются по всему миру. Мало накрыть гнездо колпаком. Его нужно еще и раздавить. Раздавить так, чтобы ни одна ocа не выжила. Вот именно этим мы сейчас здесь и занимаемся.
— Но сколько здесь гибнет мирного населения! Осколок авиабомбы не разделяет людей на хороших и плохих. Бомба просто убивает все живое. Просто убивает.
— Ну, видимо, нет больше способа достижения этой цели. A невинные жертвы были всегда. Я, конечно, не призываю с этим мириться, но это есть и с этим трудно не согласиться…
— He нужно было разводить это гнездо. Или нужно было раздавить его еще тогда, в первую войну…
— Упущенного не воротишь. Можно только исправить. Да и то, не всегда…
Крошки печенья сыпались на брезентовый пол палатки. Олег опустил голову и смотрел на эти крошки.
— Понимаешь, Олег, это — Кавказ. Тут уважают только силу. Полгода войны уже показали многим боевикам, что на этот раз с ними никто в перемирия играть не собирается. Что их давят, давят и давят. Руку даю на отсечение, что большинство боевиков уже сейчас готовы сложить оружие, и попытаться жить мирной жизнью. Другое дело, что сейчас они ничего, кроме как стрелять, не умеют. Но это их проблемы. Если не хочешь учиться жить по нормальному — тогда прими смерть от федеральных сил…
Олег подлил в свою кружку кипятка. Снаружи послышались шаги, и в палатку вошел Романов. Саша и Олег начали, было подниматься, но тот махнул рукой, чтобы не вставали.