B штабной палатке Романов убитым голосом сказал Шумову:
— Это меня грохнуть хотели. Я ведь совсем рядом с бойцом сидел…
Шумов, оторвавшись от изучения паспорта боевика, отозвался:
— Хотели бы убить — убили бы…
— Бойца потеряли… — сказал Романов. — Вот и потери первые. Игорь, представь его к ордену Мужества.
— Хорошо, — кивнул Шумов.
— Свяжусь сейчас с артелью, пусть по Махкеты залп дадут… — сказал Романов. — Связист, соедини меня с ними…
Взяв телефонную трубку, Романов назвал координаты и сказал:
— Один залп прошу…
Командир артдивизиона 104-го полка напрямую спросил:
— За бойца мстишь, командир?
— Да.
— A меня потом прокуратура подвесит за ребро за убийство мирных жителей! Так что давай ты мстить без нас будешь. Договорились? He в обиду…
— Спокойной ночи… — сказал Романов и отсоединился.
Командир отряда прислонился головой к стойке палатки и закрыл глаза.
Сдав боеприпасы и промедол, Олег зашел в палатку медслужбы. На импровизированном операционном столе лежал убитый разведчик. Кириллов сидел в углу, и что-то писал под светом «переноски».
— Привет, — поздоровался Олег.
— Здорово, — кивнул Кириллов, не отрываясь от своей работы. — Ты был там?
— Да, в момент гибели он сидел прямо рядом co мною. До сих пор в ушах стоит звук, как в него пуля попала…
— Если можно так сказать, — мрачно, как умеют только врачи, пошутил Саша: — Бойцу просто повезло. Его смерть была мгновенной. Наверняка он и почувствовать ничего не успел. Просто в его глазах потух свет и все…
Олег посмотрел на убитого: голова бойца была перевязана окровавленным бинтом.
— Когда его отправлять?
— Завтра. Ночь здесь полежит, а завтра я его повезу в Моздок.
Олег ушел от Кириллова в подавленном настроении. B отряде погиб разведчик. Погиб солдат. Погиб, прежде всего, человек…
B блиндаже на столе уже стояла початая бутылка. Лунин, Мишин и Иванов сидели в круг и смотрели друг на друга. Олег зашел, скинул бушлат и присел с краю. Иванов молча налил ему в кружку водки.
Лунин сказал:
— Выпей за нашего пацана.
Олег взял в руки кружку, понюхал водку и, подняв взгляд на Лунина, неожиданно для самого себя, сказал:
— Это я виноват.
— B смысле? — не понял Лунин.
— Еще в селе Борисович меня спросил, сегодня поедем схрон забирать или отложить на завтра. Я сделал расчет времени и сказал, что лучше сегодня.
— И что? — спросил Мишин.
— Все имеет причинно-следственную связь. Если бы я это не сказал, он бы принял решение на завтра. Возможно, боец остался бы жив…
— Пей, — сказал Глеб. — Достал ты меня своей философией…
Олег опрокинул в себя кружку водки, поставил, пустую на стол. Закуска была тут же. Прожевав кусок черного хлеба, он сказал:
— Пусть земля ему будет пухом…
Прибежал боец с кухни и принес в двух котелках ужин: макароны по-флотски и чай.
— Холодный? — спросил Иванов.
— Какой есть… — отозвался боец и поспешил выйти, но Глеб остановил его:
— Стоять боец!
Разведчик замер у входа.
— Ладно, иди… — отпустил его Иванов.
Солдат выскочил из блиндажа от греха подальше.
— Это первый, — сказал Лунин, имея в виду погибшего. - Сейчас начнем дохнуть как мухи.
Олег, вместе с остальными, принялся работать ложкой, поедая ужин.
— A ты уже привыкаешь, — усмехнулся Мишин, глядя на Нартова.
— K чему?
— Раньше после трупов ты жрать не мог, а сейчас уплетаешь так, что за ушами хрустит…
— Проголодался.
— И привык.
— He знаю…
Иванов разлил остатки водки, и Олег выпил еще.
— Нет, точно привык… — сказал Володя. — Глядишь, и из «пиджака» офицер получится…
— Может и так… — усмехнулся Глеб.
— Да точно привык. Только ты сам этого не заметил, — сказал Лунин.
— Бессмысленная смерть, — сказал Олег. — И эти, которых ночью…
— Это война, — сказал Глеб. — Она одна знает, какая смерть co смыслом, а какая нет.
— Всякая смерть co смыслом, — вставил Лунин и повернулся к Олегу: — Помнишь, ты меня спрашивал, страшно на войне или нет? Ну и страшно тебе сейчас?
Олег задавал Диме этот вопрос много дней назад. Тогда, когда он не знал, что такое война…
— Я не знаю. И да, и нет. Я сам еще не могу разобраться. Страшно, но не так, чтобы все отсохло от страха…
— Это еще цветочки, — усмехнулся Лунин. — Ягодки впереди.
Дима улыбнулся, и от этой улыбки у Нартова по коже пробежали мурашки.
— Все равно война — это дерьмо. Тот, кому она нужна, не знает тех страданий, которые выпадают на долю тех, кто оказался на войне. Будь моя воля, — Олег сверкнул глазами, — я бы лично убил бы того, кто развязал эту войну!
— Тогда тебе придется перестрелять все наше правительство! — рассмеялся Глеб. — И всех персидских шейхов, которые не заинтересованы, чтобы на Кавказе можно было спокойно добывать нефть. Кавказ к Европе ближе и Европа покупала бы нефть у нас, а не у них. Вот им это и не надо. Чистая экономика, никакой политики или религии… ну, разве только для прикрытия основной идеи…
— Ответственность за развязывание войны должна ложиться на тех, кто ее развязал, — Олега уже понесло, и он не мог остановиться, пока не выговорится. Рядом сидели мужики, хлебнувшие войну и понимающие, что без какой-то отдушины человек на войне быстро свихнется. Отдушиной Нартова было желание выговориться… — Но, по-моему, в истории редки случаи, когда высших руководителей страны судили за развязывание войны, за безвинные жертвы…
— Да, — кивнул Глеб.
— A нам — умирай, — Олег потянулся за котелком, в котором был чай, налил себе полкружки.
Мишин скривился при последних словах Нартова. Олег, посмотрев на него, чуть не сплюнул co злости. B этот момент прибежал посыльный из штаба:
— Товарища лейтенанта Нартова в штаб, срочно…
— B штаб, срочно… — передразнил посыльного Иванов.
B штабе кроме штабных офицеров сидели Самойлов, один из его сержантов-контрактников с автоматом, и связанный по рукам бородатый араб.
— Тебе собеседника привели, — усмехнулся Шумов. — Приступай…
— Где его взяли? — спросил Олег.
— На выходе из Киров-Юрта, — отозвался Самойлов. — Уходил на Элистанжи вместе с еще двумя.
— A где они?
— Там, — Самойлов глазами указал вверх. Все было понятно без подробностей.
Олег подсел к задержанному, и спросил:
— Имя?
— Али, — отозвался «собеседник».
— У кого был в отряде?
— Я заложник. Меня бандиты поймали в Грозном…
Олег перевел это на русский язык.
— Врет, скотина, — сказал Романов. — Думает, что мы тут в игрушки играем…
Самойлов сказал Нартову:
— Переведи ему, что мы парни серьезные и хотим от него получить только правду. Если он не будет говорить, то он сильно пожалеет…
Олег перевел. Араб опустил голову, как будто в раздумье. Романов вскипел:
— Он что, издевается над нами?
Самойлов принял слова командира как руководство к действию. B одну секунду в его руках оказался нож, которым он быстро и сноровисто отсек ухо арабу. Тот взвизгнул и закатил глаза. Кровь закапала на пол. Олег повторил вопрос:
— У кого был в отряде?
— У Халида.
— Сколько человек в отряде?
— Двести.
Олег посмотрел на Романова:
— Большой отряд, Юрий Борисович…
— Bo время допроса делиться своими впечатлениями необязательно… — отозвался Романов безучастным тоном. — Потом все обсудим…
Олег понял, что совершил глупость. Нужно держать себя в руках.
— Где базируется отряд?
— Месяц назад были в Улус-Керте, потом меня ранили в ногу…
— И где ты все это время был?
— B Киров-Юрте отлеживался. Лечился. Поймите, я не боевик. Я был вынужден ходить с ними. Они меня водили везде с собой.
— Что он там бормочет? — спросил Романов.
— Что он не боевик, — перевел Олег, и спросил араба: — Где сейчас Халид?
— Ушел. He знаю куда.
— Как оговорено твое возвращение в отряд после выздоровления?
— B Сельментаузене есть человек, которого зовут Ибрагим Вараев. Он связной.
— Откуда ты прибыл сюда, в Чечню?
После вопроса Олег подмигнул сержанту, и тот в готовности замахнулся прикладом автомата, чтобы избежать лишних шероховатостей в разговоре с боевиком. Араб оценил этот жест и быстро ответил:
— Из Грузии.
— Как?
— Мы шли по ущелью.
— A сам вообще откуда?
— Я из Иордании. He убивайте меня…
— Кому подчиняется Халид?
— Амиру.
— Амиру Хаттабу?
— Да, — ответил араб и втянул голову в плечи, будто боялся, что ее сейчас тут же отрубят.
Олег допрашивал араба еще два часа. Нартов уже валился с ног от недосыпа — шел уже третий час ночи, и спать хотелось невмоготу. Когда вопросы иссякли, Али спросил:
— Что вы co мной сделаете?
Олег перевел. Романов тут же ответил:
— Расстреляем.
— Переводить ему? — спросил Олег.
— Переводи.
Олег перевел. Араб снова втянул голову в плечи, и его начала трясти крупная дрожь.
— Смотри, дрожит, сука, — сказал Самойлов. — A когда они роту десанта мочили, так он наверно так же от радости трясся… может, десантникам его отдадим?
Олег посмотрел на Романова, набрался смелости и сказал:
— Такие, как он, подлежат выдворению из страны…
Романов зло посмотрел на Нартова. Днем в отряде погиб разведчик…
— Такие, как он, подлежат выдворению только на тот свет. Потому что они здесь лишние. Это не их война. Это война наша и чеченская. Наемники здесь чужие. A потому они не имеют права на жизнь. Они здесь вне закона…
— Тогда и все наши контрактники вне закона…
— Нет, вот тут ты не прав. Наши контрактники защищают здесь интересы своей Родины. Чечня это часть России. A все эти арабы, негры, афганцы, украинцы, русские и латыши воюющие на стороне бандитов — наемники, воюющие за деньги. Убил офицера — триста баксов. Убил солдата — сто. Сбил вертолет — три тысячи. Самолет — пять тысяч. Вот и едут за деньгами на войну. A чтобы они сюда не ехали, нужно сделать так, чтобы отсюда никто из них не возвращался, а если и возвращался, так чтобы донес там всем, как мы тут с ними обращаемся. B пример тем, кто только собирается сюда ехать… и чтобы так рассказывал, чтобы там у всех желающих волосы на голове дыбом вставали, и чтобы тут же желание в Чечню ехать пропадало бесследно. Чем больше мы их ухлопаем, тем меньше их сюда приезжать будет. Тем легче будет нам самим. Тем меньше наших солдат здесь погибнет. Мысль моя тебе ясна?