и.
— Но это лишь выдумки Морозилки. И ты им веришь?
— А тебе самому никогда не приходило в голову, что все мы когда-то жили совсем в другом месте?
— Глупости! Я очень хорошо знаю, что всегда жил вот в этой банке, из которой поливают цветы.
— А мне вот все время чудится другое окно… Там было красное, зеленое и голубое. И кто-то большой и добрый… И чей-то ласковый, такой знакомый голос. И днем там всегда светило… Знаю, знаю! Светило красное солнце, которое садилось за лес…
— За лес? — удивился Прозрачник. — Я не знаю такого слова. Объясни мне, что значит "лес"?
— Это что-то зеленое и очень радостное в том окне, Я тоже пытаюсь вспомнить… А издали это зеленый ковер, на который солнце ложилось спать.
— Интересно, — задумался на миг Прозрачник. — На чем же спит луна? На той большой крыше?
— Я не знаю, где спит луна… Ведь она проплывает всякий раз мимо наших окон. А солнце и тут и там уходит вдаль — за те черные крошечные дома, похожие на коробки… А на крыше никто не спит. Там живет ласточка.
— Кто живет? — не понял Прозрачник.
— Неужели ты ничего не помнишь? — горестно вздохнули в ответ. — Ласточка — это такая птичка…
— Я не только не помню, я совершенно уверен, что никогда не знал, что такое ласточка.
— Нет, знал, знал!.. Мы все это когда-то знали. Просто забыли и разучились думать…
— А "думать"… это чего такое?
— Думать — значит уметь вспомнить в любой момент, что было раньше… Понимать, что происходит сейчас, и предсказывать то, что может случиться завтра… И все это сразу представлять в голове.
— В голове… — глуповато повторил Прозрачник. — А это как, в голове?
— А так, шевелить мозгами!.. Раньше моя голова тоже ничего не помнила. Потом появилась ласточка, там, под крышей, и стала лепить гнездо из комочков глины. Голова тоже в первый миг удивилась, как будто все видела в первый раз. А потом в ней неожиданно промелькнула смутная тень — оказывается, в ней самой жила такая же, только другая ласточка, уже виденная когда-то. Ее длинный раздвоенный черный хвостик мелькал в том окне, где были лес и красное солнце. И окно это тоже было в моей голове. Как и все, что мы видим вокруг, — ты разве не замечал? — все входит и остается в ней навсегда.
— Наверное, у меня нет головы! Я никак не пойму, о чем ты говоришь.
— Да о том, что в тебе главнее всего! Это то, где мелькают мысли, где проносятся все желания и догадки, где хранится все, виденное тобой, и всегда всплывает наружу, если очень этого захотеть. Это самая главная часть тебя…
— А где у тебя… эта часть? — спросил Прозрачник.
— Вверху… Если руки поднять, а потом согнуть их в локтях и соединить ладони… то сразу почувствуешь — вот она, голова! Круглая, как луна…
— У меня точно никакой головы нет… — убито сказал Прозрачник. — И я даже не понимаю, что такое руки. Я только знаю, что весь как луна. И вот, как сейчас, — почти всегда круглый…
С минуту оба молчали. Потом послышался вздох и тоненький, задумчивый голосок сказал:
— Если у тебя нет головы, значит, ты думаешь каким-то другим способом… А как это понимать, что ты "почти всегда круглый"?
— Да очень просто. Я могу быть длинным. Или сделаться как луна… ведь она тоже не сразу была как шар. В первый день она приходила к нам точно долька сладкого апельсина…
— Вот-вот! Это и называется "вспоминать"! Так что же такое апельсин?
— Не знаю… — растерялся Прозрачник, — Я только так… к слову…
— Ведь ты сказал "как долька сладкого апельсина", помнишь?
Просто мы все забыли, что такое апельсины. А были еще бананы и ананасы… Но уж апельсин!.. Вкусный, оранжево-золотистый, как маленькая луна, когда она бывает круглой, но состоит из долек — таких, какой луна была в первый день в нашем окне. Но сверху — горькая кожура. Ее можно очистить ножом.
— А можно брызгаться!
— И тогда ужас как щиплет глаза! Ты вспомнил?
— Ура! Я вспомнил! — закричал вдруг Прозрачник так громко, что проснулся Летун на полке, и даже Шкафовник с Морозилкой зашевелились в шкафу.
Глава 3Чудовище
Летун чихнул и зашевелился, но, видимо, был осторожен, и ни одна из книг не упала на пол, как бывало прежде, когда, просыпаясь, он с грохотом сбрасывал по неуклюжести на пол верхние книги.
Тем не менее дверца шкафа тотчас же распахнулась, можно было услышать, как сладко и громко начал зевать Шкафовник, а Морозилка с грохотом вывалился на ковер и ошеломленно спросил:
— Что вы все раскричались? Вспомнили наконец?
— Немножко, — откликнулся Подгеранник. — Мы вспомнили, каким был апельсин.
— А какими были мы сами?
— Пока еще не получается, — сказал Подгеранник и вдруг испуганно вскрикнул: — Ой!.. Что там? Смотрите! Смотрите на телевизор!
И все увидели в лунном свете сидящее на телевизоре чудовище.
Луна, выглянувшая из-за тучек, как раз светила на цветной телевизор, стоявший у самого подоконника. Летун, так любивший нажимать кнопки, случайно включил его как-то раз, и с тех пор невидимки смотрели передачи обо всем на свете: и мультфильмы, и уроки по физике — про свет и про радиоволны, и даже сами начали понимать, как работает телевизор.
Но сейчас на его полированной крышке сидело нечто серое и длинное, нечто мохнатое и как будто прозрачное, совершенно неестественное и неживое, как резиновая надувная игрушка. Только резина блестит, а это было точно из грязной ваты.
— Спокойствие! — сказала Морозилка.
— Но это же интересно и замечательно! — словно из бочки прогудел Прозрачник, — И ничуть не страшно! Значит, в комнате еще кто-то есть, кроме нас!
— А кто… кроме нас? — спросил Летун.
— Удивительный серый зверь, — ответил Прозрачник. — Совсем рядом со мной. На телевизоре.
— Не выдумывай! — возмутился Летун. — Мне-то лучше знать, что на телевизоре только я один,
И Летун чихнул. Потянулся и встал на длинные-длинные задние лапы, а передними лапками вытер маленькую головку с ушками, как у белки… И тотчас на месте носа и подбородка зазияла черная пустота.
— Ап-чхи! — чихнул он во второй раз и сильно зажал ладонями рот и нос, после чего аккуратно пригладил шерстку за остренькими ушами.
Все смотрели на незнакомого зверя, у которого не стало вдруг головы и словно отрезало концы лапок.
— Подумать только!.. — пробормотал Шкафовник. — Бедняга Летун…
— Никогда бы не пришло в голову, что это ты, дружище… — вырвалось у Прозрачника. — Но поверь, — опомнился он тотчас же — … ты очень, очень симпатично выглядишь…
— Не пойму… — обалдело сказал Морозилка. — Значит, это Летун?
— Что "это"? — спросил Летун. — Что за "это" и откуда вы можете знать, как я выгляжу?
— Ничего не могу понять, — повторил Морозилка, не проснувшийся до конца. Почему же он "проявился"?.. А мы — нет?
— Потому что он запылился, — подсказал Подгеранник. — Неужели трудно понять? Он сидит на книгах, где полным-полно пыли. Ведь никто их ни разу не протирал. И наконец, пылью покрылась вся его шерсть. Помнишь, как было с тобой, когда ты вылез из холодильника? Ты тоже был виден, пока не растаял иней.
— Так вы меня видите? — спросил Летун.
— Не всего, — сказал Подгеранник. — Там, где пыль на тебе лежит толстым слоем.
— Значит, я — чудовище?
— Не выдумывай! — вмешался Шкафовник. — Подлети к зеркалу и посмотрись.
— Да-а… — задумчиво произнес Летун. — За что бы мне там зацепиться?
— Ведь у него нет крыльев, — сообразил наконец Морозилка. — Он летает как белка с ветки на ветку.
— Но если ты уцепишься за ту веревочку, что висит над зеркалом, ты сможешь в него посмотреться, — дал совет Шкафовник.
— И правда, — сказал Летун, весь собравшись в комок и одним прыжком долетев до противоположной стены. Он схватился за белый тонкий шнурок с красным шариком на конце и только повис на нем, как вдруг был тотчас же ослеплен ярким светом.
Вспышка осветила всю комнату. Летун со страха отпустил шнур и, падая, зацепил боком зеркало. То слетело с гвоздя и вместе с Летуном покатилось на пол.
Глава 4Лучший способ проявиться
Долго-долго Летун лежал на полу, уткнувшись носом в ковер и не решаясь открыть глаза. Когда же он привык к свету, падавшему с потолка и озарявшему все вокруг, первое, что он увидел, приоткрыв правый глаз, было пыльное очертание его собственной лапы на красном ковровом ворсе.
Летун медленно приподнялся и глянул на потолок. Там, в люстре, сияла яркая комнатная луна. Она освещала полки с книгами вдоль стены, телевизор у подоконника и цветущую герань в окошке.
Первое, что сделал Летун, избавившись от страха, он окликнул всех остальных.
— Вставайте! И нечего стучать зубами.
— Я просто немножко замерз, — сказал Морозилка. — Мне совсем не страшно…
— Я опасаюсь, как бы эта луна не повредила моим старым больным глазам, сказал Шкафовник.
— Не бойтесь! — успокоил Летун. — Это комнатная луна.
— Это просто зажегся свет, — разъяснил Подгеранник. — Вы разве забыли? И как это Летун раньше не догадался включить люстру?
— Удивительно, как мне не приходило в голову дернуть шнурок…
И с этими словами Летун подошел к лежавшему на ковре зеркалу и, как можно было предположить, приподнял его и закричал остальным, когда оно замерло в совершенно неестественном наклонном положении:
— Помогите! Приставим его к стене!
— Сейчас-сейчас! — отозвался Шкафовник, и через минуту, вероятно, с немалым трудом, потому что то и дело раздавалось натуженное кряхтение, зеркало было перетащено и прислонено к стенке.
— Ну вот, теперь я посмотрю на себя! — сказал Летун.
В зеркале появилось едва заметное очертание Летуна, похожее на пушистое облачко и больше ни на что…
— Кто же ты в самом деле? — спросил Морозилка. — Кот, белка или прыгучая обезьянка?
— Я Летун! — сказал Летун, рассматривая свое отражение.
— Отодвинься, — сказал Шкафовник. — Дай и я посмотрюсь. Может быть, и я запылился.