Среди встревоженной стайки дам, переминавшихся с ноги на ногу, ювелир заметил несколько особ, которые ещё вчера открыто говорили императрице колкости и бравировали благосклонным отношением к ним государя. Подойдя поближе, Позье не без ехидства осведомился, не ёкают ли у них теперь сердечки? Он удостоился нескольких враждебных взглядов и дружного шиканья. Фрейлины напоминали клубок потревоженных крестьянской лопатой гадюк, которые шипели, но не знали, в какую сторону кинуться.
Протолкавшись на лестнице не менее часа, ювелир достиг верхней площадки и тут был замечен князем Львом Нарышкиным, обер-шталмейстером двора и добрым другом Екатерины.
— Позье! — крикнул тот. — Как кстати! Государыня посылала за вами. Да пропустите же его!
Не без труда бриллиантщику удалось протиснуться наверх и в сопровождении Нарышкина двинуться в аудиенц-залу. Со всех сторон раздавались возмущённые голоса: какого-то швейцарского ремесленника пускали к императрице раньше родовитых придворных! Однако шталмейстер служил надёжной защитой, и вскоре высокие белые двери распахнулись перед озадаченным Позье. Он всё ещё прижимал к груди палисандровый ларец и ума не мог приложить, зачем понадобился государыне.
Императрица сидела за столом у распахнутого окна, под которым маршировали полки. Куда они направлялись, швейцарец мог только догадываться. Город был в руках у заговорщиков, но оставался ещё Петергоф с засевшими там голштинцами и свергнутым императором. Пока Пётр на свободе, ему очень трудно объяснить, что он «бывший государь»...
Тем не менее на полном белом лице Екатерины не отражалось и тени волнения. Она с аппетитом ела жареного цыплёнка, запивая его вином, и то и дело поднимала бокал над подоконником.
— Ваше здоровье, ребята! Перекушу и ногу в стремя!
— Будь здорова, матушка! Ешь, не тушуйся! — выкрикивали из строя.
От топота солдатских сапог пыль поднималась вровень с окном, и налетавший с реки ветер раздувал её под сводами зала.
Заметив Позье, Её Величество промокнула губы салфеткой и сделала было ему знак приблизиться, но в этот момент двери в аудиенц-зал снова раскрылись, и порог переступил канцлер Михаил Илларионович Воронцов. Его лицо было осунувшимся и пепельно-серым, дорогой малиновый бархат кафтана пропылён, парик сбился на бок.
— Ах, вот и вы! — с деланным оживлением воскликнула императрица. — Я ждала вас среди первых, кого мой муж пошлёт парламентёром. Однако вы промедлили.
— Что делать, мадам, — Воронцов поклонился, — если все остальные посыльные не вернулись. Полагаю, не по своей вине. Я готов разделить их участь...
— Зачем так трагически? — Екатерина издала сухой смешок. — Никто из приближённых моего супруга не арестован. Они сами не пожелали отправиться в обратный путь. Сдаётся мне, — императрица понизила голос до театрального шёпота, — генералы Петра не так преданы ему, как он воображает.
— Что ж, — с достоинством ответил Михаил Илларионович. — Придворные всегда переметаются на сторону сильного. Мне же не престало ровнять себя с изменниками. Я прибыл к вам от имени законного государя, и, пока есть время, говорю: одумайтесь. Что вы затеваете? Бунт? Гражданскую войну? Пролитие крови соотечественников?
Екатерина нервно ёрзнула на стуле.
— Помилуйте, граф, какая война? С кем нам воевать, когда, кроме вас и членов вашего семейства, у Петра нет преданных слуг. Впрочем, и для вашей преданности есть далеко небескорыстные причины.
Канцлер склонил голову.
— Пусть так. Но имеется ещё армия, для которой гвардейский мятеж в столице ничего не значит. Есть флот в Кронштадте, где все пока признают вашего супруга законным государем...
Императрица выпрямилась и щёлкнула пальцами.
— Спасибо, что напомнили, граф, — её тон колол тысячами ледяных иголок. — А мы-то совсем забыли про Кронштадт, садовые головы!
Из соседней комнаты вбежал молодой конногвардеец.
— Ваше Величество, капитан Орлов отлучился. Надобно позвать?
— Нет, Григорий Александрович, — Екатерина благосклонно кивнула. — Это дело как раз из тех, которые я бы хотела доверить именно вам. Возьмите мои манифесты, пару верных людей и отправляйтесь... — Она понизила голос и ещё минуты две отдавала конногвардейцу приказания шёпотом.
Юноша только почтительно кивал, потом поклонился, щёлкнул каблуками и вышел.
Императрица вновь обернулась к Воронцову.
— Возможно, мы кое-что упустили, дорогой Михаил Илларионович. Но уверяю вас, Кронштадт никогда не будет базой для моего супруга, ибо у него нет верных людей, а у меня есть. Так вы отказываетесь присягнуть мне?
— Пока Его Величество жив, это невозможно, — канцлер ещё раз глубоко поклонился.
— В таком случае, — с заметным неудовольствием отозвалась императрица, — вы не будете на меня в обиде, если я прикажу вас арестовать.
По зову государыни в дверях появилась охрана. Екатерина кивнула в сторону вельможи. Михаил Илларионович хотел ещё что-то сказать, но вставшие по бокам от него преображенцы потеснили канцлера к двери.
Императрица нахмурила брови и несколько минут молчала. Потом отодвинула от себя тарелку с холодным цыплёнком и подняла на Позье отсутствующий взгляд. Кажется, она не сразу вспомнила, зачем он здесь, а когда осознала, заметно оживилась и даже улыбнулась ему.
— Я хочу говорить с вами о короне, дорогой Ефрем Иванович.
Швейцарец едва не рассмеялся. Его ложь во спасение, которой он потчевал доверчивых семёновцев, оказалась чистой правдой. Его действительно ждали во дворце и действительно из-за короны.
— Говорите, Ваше Величество, я весь во внимании.
— Так вот, друг мой, — Екатерина похлопала его по руке. — Вы должны создать для моей коронации не просто императорский венец. Шедевр. Настоящий. На века. Потомки будут гордиться и им, и теми деяниями, которые с ним связаны. Одеяниях я позабочусь сама, — она усмехнулась. — А вот корона — дело вашего несравненного искусства. Вас немедля отведут в кладовую. Отберите любые драгоценные камни. Я позволяю ломать какие угодно старые украшения, использовать сколько надо бриллиантов, рубинов, сапфиров...
— А жемчуг? — деловито осведомился Позье. Он быстро схватил суть дела. Ему предлагали то, о чём любой ювелир мог только мечтать. Стоило ли торговаться?
— Жемчуг? Зачем вам жемчуг? — переспросила императрица. — Я никогда не видела, чтоб его сочетали с алмазами.
— А как сочетается лёд сосулек с шапками снега, вы видели? — довольно жёстко прервал её швейцарец. — Вы хотите венец владычицы Севера? Вы его получите.
— Что ж, будет и жемчуг. Вам виднее. — Екатерина кивнула. — Только отправляйтесь сейчас же. Алексей Орлов выделит охрану. И не прекращайте работу ни днём ни ночью, пока корона не будет готова.
Глава 5КРОНШТАДТ
О Кронштадте разом вспомнили все: и рассудительный Алексей Орлов, и проницательный Никита Иванович Панин, и предусмотрительная Екатерина Романовна Дашкова, которая тоже пару раз изволила подходить к государыне с докладом по сему важному поводу. Оказалось, что затёртый в дверях адмирал Талызин уже часа два донимает вожаков заговора представлениями на высочайшее имя.
Когда Потёмкин спустился из аудиенц-залы с собственноручным приказом Екатерины мчаться что есть мочи в Кронштадт, Талызин уже буквально висел на мраморных перилах, изнывая от предчувствия беды.
— Имею распоряжение Её Величества забрать вас, господин адмирал, и поспешать на базу флота в Кронштадт — отрапортовал Гриц.
— Голубчик вы мой! — Талызин едва не кинулся ему на шею. — А я имею превосходную яхту. Хотя всё равно мы опоздали! — Он махнул рукой. — Император или уже там, или кого-то послал вперёд себя.
— Рискнём, — отрезал конногвардеец. — Авось повезёт.
— Дуракам везёт, — хмыкнул адмирал. — На часок бы пораньше...
Вместе они вышли из дворца, с трудом протолкавшись через толпу, и оказались на набережной, возле которой мирно покачивалась яхта «Николай Чудотворец». Потёмкин мысленно взмолился святому, прося пособить им добраться до крепости раньше Петра Фёдоровича.
Взойдя на борт, Талызин приказал отчаливать, а молодой вахмистр встал на корме, с любопытством наблюдая за народом на пристани. Горожане были настроены решительно. Многие из них сжимали в руках палки и камни. Другие сооружали завалы из мусора.
— Чего вы, православные, надумали? — окликнул их Гриц.
— А это, барин, заслон, — отвечали ему с пристани. — Вдруг Петрушка-враг вздумает в город ворочаться. Так мы не дадим! Пусть плывёт до самой Неметчины!
— Пусть плывёт!!! — пронеслось над толпой.
— Ума не приложу, кто загонит всю эту сволочь обратно по домам? — молвил Талызин, подходя к Потёмкину. Ему, адмиралу, вроде было не с руки на равных разговаривать с мальчишкой-вахмистром. Но сегодня такой день: все чины смешались. Кроме того, эмиссар заговорщиков обличён доверием монархини. Подобными знакомствами принято дорожить. — Давно ли вы примкнули к сторонникам Её Величества, молодой человек?
Гриц крякнул. Сказать правду — не поверит. Врать он не любил.
— Нынче все сторонники Её Величества, — кривая усмешка тронула его ещё по-детски пухлые губы, от чего он разом показался Талызину не так молод и не так прост. — Важно, что мы скажем по этому поводу завтра, если переворот не удастся.
Адмирал помрачнел и вскоре отошёл от Потёмкина. Доверял ли он Грицу? Вряд ли. Доверял ли Гриц ему? Нет. Большие вельможи играют в свою игру. Кто гарантировал конногвардейцу, что, оказавшись в Кронштадте, Талызин не сдаст его с потрохами коменданту как мятежника? Потёмкина вздёрнут на рее, а участь столицы решат несколько выстрелов с моря. Пожалуй, ему даже повезёт. Он не увидит разгрома восстания, смерти товарищей, не будет свидетелем унижений Като...
Зрачки юноши сузились, когда он смотрел в спину удалявшегося спутника. «При первом же подозрении стреляйте в него», — вспомнил он прощальные наставления императрицы. «Легко сказать! Я выстрелю, а экипаж яхты навалится на меня. Так и так выхода нет. Остаётся только положиться на добрую волю адмирала».