Талызин был большой шишкой и то, что его несколько часов к ряду держали на лестнице, не пропуская к императрице, могло озлобить гордого моряка. В Кронштадте у него в подчинении было четыре тысячи матросов. Для сравнения — комендант крепости имел всего две тысячи солдат. Если между флотскими и гарнизоном завяжется драка, преимущество будет на стороне морских экипажей. Потёмкин это понимал и решил за неимением лучшего понадеяться на честность и преданность адмирала.
Через час с четвертью серые бастионы Кронштадта показались на горизонте. Дул попутный ветер, и яхта быстро приближалась к пристани.
— Вам надобно переодеться в морской мундир, чтоб не вызывать на первых порах подозрений, — сказал Талызин. — Ступайте в кубрик под палубой, я прикажу вахтенному поменяться с вами формой.
Потёмкин испытал мгновенное беспокойство. А вдруг адмирал задумал схватить его и посадить в трюм? Гриц не позволил панике овладеть собой. Талызин имел случай взять эмиссара заговорщиков под арест в любую минуту по дороге, но не сделал этого. С видимым хладнокровием вахмистр спустился вниз и усилием воли заставил себя одеваться медленно и тщательно.
— Когда сойдём на берег, держитесь на два шага позади меня, — сказал ему Талызин по окончании туалета. — И бога ради, не лезьте вперёд. Во флоте не любят нарушения субординации.
Это была единственная фраза, которой адмирал выдал раздражение на то, что он, заслуженный офицер, командующий флотом, вынужден исполнять приказы желторотого юнца.
Гавань уже была хорошо видна. На плацу за пристанью шёл развод караулов. Талызин приложил трубу к глазу и вдруг выругался.
— Мы опоздали! Видите офицера в синей форме? Это генерал-аншеф Девиер, приближённый Петра. Неужели и сам император в крепости?
У Потёмкина сжалось сердце. «Вывози, святитель Николай! — взмолился он. — Вытяни нас, как крестьянскую телегу из грязи!» Юноша дотронулся рукой до горла и глубоко сглотнул. Умирать не хотелось.
Яхта уже подваливала к берегу. Отдали швартовы. Сбросили трап. Слегка подрагивая на шатких досках, адмирал сошёл на берег, за ним, не отставая, но и не выпячиваясь, Потёмкин.
Девиер взмахом руки прекратил экзерцицию и, придерживая треуголку, поспешил навстречу незваным гостям. Узнал Талызина, заулыбался, отдал честь, хотя с лица его не исчезла тревога.
Офицеры обменялись рукопожатиями.
— Что слышно в столице? — Девиер дёрнул плечом.
— Не знаю, братец, — нарочито расслабленно отозвался адмирал. — Я выехал ещё утром. Осматривал укрепления на косе. Потом проверил фарватер. Как будете возвращаться, берите левее, намыло новую отмель.
— С какими намерениями вы прибыли? — не унимался Девиер.
— Да ты что, братец? — адмирал умело разыграл возмущение. — Белены объелся? Устраиваешь мне форменный допрос! Где моя эскадра, там и я. Пропусти, говорю, дура. Я намаялся на жаре, домой пойду, окачусь водой да и спать залягу.
Кажется, наивное удивление Талызина было принято адъютантом императора за чистую монету. Он посчитал, что адмиралу и правда ничего не известно о событиях в городе, и отступил на шаг, пропуская вновь прибывшего в крепость.
— Постой-ка, — Талызин обернулся, — а ты какими судьбами здесь? Сам государь прибыл?
«Актёр!» — возмутился Потёмкин. Момент был опасный, но адмирал прекрасно вошёл в роль.
— Нет, государь ещё только думает о возможности приезда, — нехотя отозвался Девиер. — Он намеревается в честь своего тезоименитства устроить смотр кораблям на рейде.
— Так что ж ты молчишь? — Талызин весь подобрался. — Это значит, мне не спать! Побегу я. Ну вы там и выдумщики! Никто о высочайшем визите ни ухом ни рылом... — адмирал не стал договаривать и решительно двинулся в крепость.
Потёмкин едва поспевал за ним. Миновав дубовые зелёные ворота, гулкую, едва ли не тюремную арку, вторые ворота и подъёмную решётку из чугунных прутьев, заговорщики оказались во внутреннем дворе крепости. Пока шли, у Грица сердце опустилось в пятки. Его стук отдавался в ушах, глухо, как из колодца. Только что на плацу стояла адская жара, аж мутило. А сейчас под каменной аркой в три человеческих роста сразу сковали холод и мгла. Резкая грань между светом и тенью преломилась. Гриц вспотевшей кожей ощутил сырость могилы... и снова вынырнул в ослепительную белизну дня.
— Ступайте за мной направо, — процедил сквозь зубы Талызин. — Видите одноэтажный дом под зелёной крышей? Мой.
Они уверенно протопали к крыльцу. Хозяин пнул ногой дверь. Внутри раздались бабьи вскрики. Кухарка верещала на горничную: де, барин прибыл, а пол не метён, вода не ношена. Та огрызалась, мол, и щи не в печи... Цыкнув на них, адмирал прошёл в горницу, стянул треуголку, вытер ладонью пот со лба, осушил полграфина воды прямо из горлышка и гулко выдохнул.
— Теперь нам вон туда, — он показал Грицу пальцем на чёрный ход. — И задами до комендантского дома. Нет у меня доверки Нумерсу, немец он, из голштинских. Недавно поставлен. Одно странно, почему государь сразу не прибыл?
Потёмкин и сам задавался этим вопросом.
— Как вы намереваетесь принудить Нумерса принять наши условия? — спросил он.
Талызин пожал плечами.
— У меня вдвое больше людей, чем у него. Нарисую ему эту нехитрую диспозицию. Как ещё-то?
Прислуга с удивлением проводила взглядами хозяина и гостя, покинувших дом через чёрный ход. От задней стены избы, где квартировал Талызин, до самых северных укреплений форта простиралось необозримое картофельное поле. Ветер качал лёгкие бело-фиолетовые соцветия с солнечными сердцевинками.
— Будем пробираться огородами, — нервно рассмеялся адмирал. — Вон комендантский корпус. Бог даст, Нумерс там.
Им удалось незамеченными подобраться к дому коменданта и войти в него с заднего хода, минуя караул. Генерал Нумерс преспокойно обедал у себя в кабинете. Это был лысоватый румяный старичок с венчиком седых кудряшек надо лбом. Он шустро обсасывал утиные лапки, макая их в густой, кисловатый соус из ревеня. Приходу Талызина комендант несказанно обрадовался и вознамерился немедленно усадить гостя с собой за стол.
— О, main got! Какая радость, что вы вернулись! — вскричал он. — Здесь адская скука! Что слышно в городе?
Однако встревоженное лицо адмирала заставило старика замолчать. Талызин стремительным шагом приблизился к столу.
— Послушайте, Христофор Мартинович, — дрогнувший голос выдал его волнение, — в столице совсем другие дела, чем тут. Император свергнут, сенаторы и полки присягнули Её Величеству Екатерине Алексеевне. Мы привезли вам манифест, — Талызин отступил на шаг, пропуская вперёд Потёмкина.
Нумерс с крайним удивлением воззрился на юношу в матросском мундире, выступившего из-за спины адмирала. Тот щёлкнул каблуками и протянул коменданту пакет, скреплённый красной императорской печатью. Не ясно, что вызвало у старика большую оторопь: известие ли о перевороте или тот факт, что с секретными предписаниями монархини прислан мальчишка.
— Однако, господа... — только и мог протянуть он.
— Решайтесь, Христофор Мартинович, — взял быка за рога Талызин. — От того, на чью сторону вы сейчас встанете, зависит ваше благополучное возвращение домой. В противном случае...
Но комендант и не помышлял о сопротивлении. Он лишь смиренно потупил глаза долу и безнадёжным голосом напомнил адмиралу о присяге:
— Сударь мой, Иван Лукьянович, вы не можете не сознавать, что вами нарушено крестное целование императору. — В этом педантичном замечании Нумерс видел свой последний долг перед свергнутым монархом. — Его высочество герцог Голштинский для вас был государем.
— Я русский, — холодно прервал его Талызин. — Как большинство ваших офицеров и все солдаты. Что нам за дело до голштинского герцога? Поразмыслите-ка, господин комендант: в случае тревоги, за кем пойдёт ваш гарнизон? За мною или за вами?
Нумерс глубоко вздохнул. Ему не ясна была логика этих сумасшедших. Разве Её Величество Екатерина не немка? Если они ненавидят Питера Ульриха, то почему любят Софию Фредерику?
— Что вы намерены предпринять? — упавшим голосом спросил он.
— Извольте неприметно вызвать сюда ваших офицеров, — распорядился Потёмкин. — Исключая немцев, конечно. Мы ознакомим их с манифестом. И не вздумайте нас обмануть. При первой же попытке призвать их к сопротивлению я вас застрелю.
Гриц хладнокровно встал у двери, извлёк из-за пояса заряженный пистолет и взял наизготовку.
— Ну, мы ждём.
Старику-коменданту ничего не оставалось делать, как повиноваться. Он позвонил в медный колокольчик, вызвал адъютанта и приказал тотчас собрать русских офицеров гарнизона, но так, чтоб Девиеру не стало об этом известно.
Вскоре явились человек двадцать и были тут же огорошены известием о перевороте в столице. Кто-то крикнул: «Ура!» Кто-то возмутился: «Да как же?» Но в целом против «счастливой перемены в правлении», как выразился Талызин, ни один не возразил.
— На время вы переходите под мою команду, — оповестил их адмирал, — и будете слушаться моих распоряжений. Генерал Нумерс считается отстранённым от исполнения обязанностей коменданта.
— Первое, что надо сделать, это арестовать преданных Петру офицеров, а раньше всех адъютанта государя, Девиера. — Потёмкин выделил взглядом группу с наиболее довольными лицами и обращался к ней: — Думаю, вы лучше нашего сообразите, как это устроить, не возбуждая подозрений в нижних чинах. Потом следует построить гарнизон на плацу, мы зачитаем солдатам манифест Её Величества.
С Девиером вышло проще всего. Он направлялся к коменданту, вступил в дом, хотел подняться по лестнице. Но в сенях к нему с двух сторон приблизились по офицеру, взяли под локти и в минуту разоружили без лишних слов.
С остальными тоже не пришлось особенно потеть. Кто-то был на квартирах, их похватали без шума. Других привели сами же солдаты, неведомым образом прознавшие, что творится.
Не прошло и часа, как крепость была в руках заговорщиков. Возбуждённые случившимся солдаты выстроились на плацу. Они гудели, и офицерам никак не удавалось водворить порядок — шутка ли, мятеж, да ещё с поощрения начальства! И боязно, и весело, а пуще всего хочется запустить за воротник.