Борис едва сдержал приступ рвоты.
Отвернулся. Чуть не потерял равновесие. Пришлось упереться руками в кухонный стол. Тошнота отхлынула, и вновь отчаянно захотелось жрать. Он попытался найти что-то съедобное на длинном кухонном столе. Объедки годились только в пищу бомжам. Свежего, целого и не загаженного не наблюдалось, хоть плачь. На самом краю стола он с удивлением обнаружил высокий стакан, полный оранжевой густой жидкости. Сразу же отчаянно захотелось пить.
Он схватил стакан, понюхал содержимое и чуть не взвыл от восторга.
В свежевыжатом апельсиновом соке плавали острые искорки льда.
Борис одним махом отхлебнул половину.
— No, it’s mine! — с неповторимой жлобской интонацией, с которой американцы говорят, когда дело касается священного права собственности, взвизгнуло то же сопрано.
Борис, не отрывая стакана от губ, развернул себя на звук.
У посудомоечной машины стояла типичная калифорнийская девчонка в безразмерной майке с лейблом «Dell». Такие тишортки пачками раздают на компьютерных тусовках.
Борис, допивая сок, косясь, осмотрел девушку с головы до ног. Потом от узких ступней до ярко голубых глаз, смотрящих в упор сквозь упавшую русую чёлку.
«Если с ней, то ещё ничего», — решил Борис.
Осторожно поставил стакан на стол. Поймал равновесие и качнул себя по направлению к двери. Идти пришлось, загребая босыми ногами пустые картонки на полу.
Дверь, оказалось, открывается вовнутрь, а не наружу, как сначала решил Борис.
В незащищённые очками глаза хлынул солнечный свет. Сквозь выступившие слезы Борис с трудом разглядел небо. Разглядывать, в принципе, было нечего. Сплошная синь. Ни пёрышка, ни облачка.
Воздух ещё хранил утреннюю прохладу. Поёживаясь, Борис обхватил себя за плечи. Мелкими прыжками преодолел короткую дорожку, на ходу едва не свернув кадку с сочными листьями-лопухами, и боком рухнул в бассейн. Он успел помахать на прощанье девчонке, наблюдавшей за ним с порога.
Раньше, чем голова погрузилась в воду, до него долетел вскрик:
— You, crazy russian!
Воду никто не удосужился подогреть. Показалось, что попал в жидкий лёд. Мышцы вмиг сделались резиновыми. Борясь с удушьем, отчаянно барахтаясь, Борис едва дотолкал себе до бортика. Выскочил, ошпаренный холодом
Великий и могучий русский мат оглушил окрестности.
Спохватившись, Борис сбавил громкость до нуля.
— Всех вас и ваших бабушек, — шёпотом закончил он.
Вода вернула силы и память. Он даже вспомнил, как зовут девчонку — Джессика. И вспомнил, кто он, где и зачем оказался на другой стороне земного шара.
Джессика уже бежала к нему, распахнув пляжное полотенце.
Франция, Антиб
«Д» — 7
20:22 (по Парижу)
Сырой ветер с моря загнал Бориса в гостиную. Здесь было гораздо теплее, но уже достаточно людно, чтобы опасаться ненужного общения. А ему вдруг захотелось одиночества. Большинство гостей продолжало топтаться на лужайке.
Он холодным глазом следил за броуновским движением тел, перемещающихся от стайки к стайке. В их перемещениях не было никакой системы. Но, как он знал по себе, импульс был один у всех. Боязнь остаться в одиночестве.
Одиночество — это обречённость сильного. Его ещё надо выдюжить, переварить слабость в силу, зарядиться от полной, космической пустоты, что разверзлась внутри, впитать потусторонние живительные силы, кипящие в этой бездне, чтобы вновь материализоваться в мире людей. Сильным, холодно расчётливым, способным мечом разума проложить себе путь через скопище мелкоты, трясущихся от страха и мышиной алчности. Проложить путь к своей цели.
А там, на лужайке, несмотря на пафос и выставленные напоказ знаки успеха, тусовались крысоподобная шваль. Способная жить и быть только в стае. Женщины с прошлым, мужчины, спалившие за собой мосты, барышни без мозгов и их бой-френды без комплексов, мутные личности свободных профессии и проедатели грантов. Подчищенные биографии, купленные гражданства, свежеприобретённый светский лоск. Разное прошлое, общее настоящее и непредсказуемое будущее, где каждому умирать в одиночку.
Объединяло их только одно — все они выиграли в казино перестройки. Кто больше, кто меньше, но выиграли. Как рекламировал своё шоу «Что, где, когда» его бессменный безликий ведущий: «Это единственное интеллектуальное казино, где вы своим умом можете заработать реальные деньги». Что, где, когда? Ха-ха! Ответ: миллиарды долларов, в России, здесь и сейчас. Но для этого требовался интеллект, а не брикет догм вместо мозгов.
Большинство, тех, в промозглой и неуютной стране, проиграло. Впрочем, это удел большинства, посредственностей, берущих массой. Единственное их неоспоримое качество — серость и покорность власти, как судьбе, как климату их неприкаянной родины. Они так и не поняли, как их ограбили. Не на деньги кинули, не развели на собственность, ни первого, ни второго в серьёзных размерах у них никогда и не было. У них отняли государство и «распилили» между избранными, своими. А им, убогим, не пришло в голову, что это не только возможно, а очень даже просто. Главное — решиться и разрешить себе хапнуть.
Выигравшие, между прочим, в большинстве своём тоже оказались людишками, интеллектуально убогими. Их не хватило ума сообразить, что фишки в их руках скопились исключительно из-за благосклонности крупье. Он был в доле, таким же избранным, и тоже играл вместе с ними против нищей толпы.
Рулетка крутилась, как маховик компрессора, выкачивая деньги, силы и жизни ста пятидесяти миллионов обречённых. Выигрыш пилили «по понятиям», со ссорами, мордобоем и заказными убийствами. Но исключительно между своими.
А потом старый крупье отвалил от стола, доверив процесс молодому преемнику. И всё пошло наперекосяк. Быстро выяснилось, что новый крупье теперь играет на себя и на своих, кого поставил у стола. Очевидно, что рано или поздно обчистит тебя до нитки, и он даже этого не скрывает. Но от стола отойти нельзя. Единственный способ сохраниться — играть. Потому что деньги, как быстро выяснилось, отнимают на выходе. Просто за то, что ты вышел из игры. Такие правила установил новый крупье.
И единственный способ вновь ухватить фортуну за талию — сорвать такой куш, чтобы хватило купить всё казино с потрохами. Тогда можно сменить персонал, установить фейс-контроль на входе и положить ключи от сейфа в свой карман.
Борис ещё в начале Большого грабежа выработал личное ноу-хау успешного бизнеса. Идиоты, ошалевшие от свалившихся на них денег, покупали приватизированные предприятия. А он приватизировал головку управления.
Купить и посадить на прикорм администрацию явно дешевле, чем платить за изношенные материальные фонды и полуголодных работяг. Если продолжить аналогию с казино, то он превращал всё, что прибирал к рукам, в мини-казино со своим крупье, имевшим долю с нечестной игры. Вытащить свои деньги в таком случае проблем не составляло, сбросив все проблемы на администраторов рулетки.
Например, как с приснопамятной рулеткой по созданию «народного автомобиля». Деньги успешно собрали, освоили, распилили, а отдуваться пришлось шефу Автопрома, на базе которого организовали мини-казино. Он потом публично отрёкся от Бориса, но ничего на этом не заработал.
В оконном стекле возникло отражение человека в белом пиджаке. Борис развернулся, взял с подноса у официанта бокал красного вина, и снова уткнулся взглядом в окно.
Чутким ухом уловил фамилию Ходорковского, произнесённую кем-то в кучке, сбившейся у соседней оконной ниши. Сразу же расхотелось подходить к шептунам. Пусть себе шепчутся, перемывая косточки самому знаменитому зэка России. Для Бориса вопрос с Мишей был ясен, как это отмытое до полной прозрачности стекло. И потому закрыт раз и навсегда.
«Я играл исключительно «шорт». Короткие блиц-партии — это единственно, что разумно, а значит, единственное, что можно играть в России. А Мишу я стал уважать, когда он начал «лонг». Как я его уламывал вложиться в проект «Преемник»! Вложился какими-то крохами, лишь бы числиться в акционерах. А сам, как потом выяснилось, играл долгую партию. Надо признать, стратегия была виртуозной. Сначала самому отмыться от «периода начального накопления капитала», чтобы все действия были юридически безупречны и полностью легитимны. А потом всей мощью «ЮКОСа» и его зарубежных гарантов привести к власти новую администрацию казино.
Только вот одного не учёл. В бандитском казино нравы соответствующие. Крупье, увидев, куда катится шарик, просто приставил ствол ко лбу клиента и отобрал не только ставку, но и всё. Буквально всё.
Я-то знал, с кем сел играть. При первом же наезде просто пасанул, не открыв карты. Выскочил из казино, даже не угодив в камеру, как Гусь. Его-то общипали будь здоров. У меня отобрали «приватизированное» ОРТ, а у него личный телеканал! И так дали по яйцам, что про игру в казино «Россия» он даже слушать теперь не хочет.
А играть надо. Не просто играть, а идти ва-банк. Наша общая проблема в том, что настоящее мы себе обеспечили. Но только здесь и сейчас. А будущее наше — только там. И нигде больше».
Судя по отражению в зеркале стекла, за спиной опять кто-то нарисовался.
Борис решил, что хватит стоять букой, в приличном обществе такого не прощают. В местечковом мирке иммигрантов — тем более.
Он налепил на лицо дежурную вежливую улыбку и повернулся.
Петенька, один из пристяжных бывшего замминистра финансов, притащил на буксире какого-то протеже. Впрочем, протеже выглядел вполне пристойно, уж, во всяком случае, куда солиднее, чем Петенька. И Борис сохранил на лице благодушную улыбку.
«Высокий, широкоплечий, что называется, мужчина в полном расцвете сил. Явно богат. Чувствуется, причём отлично, что протеже за себя и свои интересы способен постоять. И очень-очень жёстко».
Незнакомец был обрит наголо. Кому-кому, а мода на лысую крутизну ему шла. Череп был литой, мощной, роденовской лепки. Загар естественный. Но не курортный. Кожа была смуглой, как у европейца, долго прожившего в южных широтах.