Лицо Курицына вдруг налилось краской, в глазах закипели слезы обиды.
— И стоял я перед судьёй, как обосранный! А потом меня прокурор возил мордой по батарее за развал дела в суде! И кресла зама по следствию мне не видать, как своих ушей! Все из-за ваших фокусов, господа опера!! — Сашка с трудом взял себя в руки. — И главное, Гром, потом мне позвонил Исаак Альбертович. Сказал, что это мне урок на всю жизнь. Сказал, что думал, у меня хватит ума и совести не мараться в это ментовское дерьмо! Что надо было в порядке прокурорского надзора просто закрыть дело, как только он мне начистоту выложил все обстоятельства. И дать звездюлей операм, вплоть до возбуждения уголовного дела. А я, идиот с дипломом, решил, что у всех своя правда, и что это надо учитывать!
Громов помолчал, слушая, как тяжко дышит Сашка. Неожиданно в голове щёлкнуло, словно чеку с гранаты сорвал.
— Знаешь, в чем дикость? — спросил он, впившись взглядом в лицо Курицына. — Не в том, что я чуть не подорвался, хрен с ним, мне после Чечни себя не жалко. Не в том, что на рынке могли погибнуть сотни, хрен с ним, и к такому привыкли. И не в том, что сейчас бабу катают пинками по полу, выбивая признательные показания. Это у нас норма. Да я сам бы её лично мудохал дубинкой, если бы тут не сидел! Да я из неё адреса-явки-пароли вместе с печенью выну… — Громов на секунду зажмурился. — Дикость в том, Сашка, что эта сука сдаст всех. И их нужно будет задерживать, быстро и жёстко, как на войне. А ты тут мне в жилетку плачешься, как щенок обоссаный.
Громов вскочил, с грохотом упёр кулаки в стол, наклонился, выдохнул в лицо Курицыну:
— Сопли подбери! И жопу из кресла вытащи!!
— Не ори! — Курицын попробовал отстраниться.
Громов сгрёб его за лацкан пиджака.
— Ну не ношение наркоты мне на неё вешать, чтобы в камеру закинуть!! А на каком я основании остальных возьму?!
Он оттолкнул от себя Курицына. Ткнул твёрдым пальцем в папку.
— Взрывное устройство на четыре кило тротила. И попытка самоподрыва в месте массового скопления людей, — почти по слогам произнёс он. — Что тебе ещё не ясно? Ставь закорючку, чмо, пока её подельники в бега не сорвались!
Курицын старательно поправил пиджак. Вернул на место съехавшие очки.
— Сядь, Гром, — ровным голосом произнёс он.
Стул, приняв на себя тяжесть тела Громова, жалобно скрипнул.
— Начальство всех рангов уже налетело, как мухи на кучу? — спросил Курицын.
— При мне ещё нет.
— Странно… Борьбу с терроризмом ещё не отменили. А тут ордена всем светят и риска никакого. Странно…
Курицын развернулся к компьютеру. Шлёпнул по клавиатуре, оживив экран. Помедлил, собираясь с мыслями. И на чистом вордовском листе стал печатать:
«Я, Курицын Александр Леонидович, старший следователь прокуратуры СВАО г. Москвы, ознакомившись с материалами доследственной проверки, проведённой старшим оперуполномоченным ОВД «Останкино» г. Москвы, капитаном милиции Громовым…».
Он оглянулся.
— Володь, все забываю твоё отчество.
— Григорьевич, — отозвался Громов, оторвавшись от созерцания ссадины на костяшке правого кулака.
Телефон на столе зашёлся пиликающей трелью.
Курицын правой рукой продолжил печатать постановление о возбуждении уголовного дела, а левой схватил трубку.
— Курицын. Слушаю! — Он бросил взгляд на Громова. — Допустим, у меня. А по какому вопросу? Эдик, не темни! Если по делу, так я уже постановление… Ага! Понял, передам.
Он бросил трубку. Выделил черным прямоугольником только что напечатанный текст. И одним нажатием клавиши стёр его.
— Не понял? — удивлённо протянул Громов.
Курицын развернул кресло.
— Гром, только не хватай меня за грудки, ладно? — предупредил он. — Дело, как и следовало ожидать, из-под вас забрали. Вернее, нет никакого дела. Были учения ФСБ по проверке бдительности. Задержанных уже увезли «конторские». Велено собрать все бумажки и передать для анализа на Лубянку. Мораль: не спеши исполнять, дождись команды «отставить».
Он придвинул к Громову папку.
— Забирай свой манускрипт. И включи мобилу, тебе Эдик обзвонился. Все подробности у него.
«Д» — 1
14:20 (в.м.)
Громов чувствовал, что губы тянет идиотская улыбочка, но ничего не мог с собой поделать. И глаз открыть не мог. Так отчаянно хотелось драки, ещё круче, чем та, что самоорганизовалась на рынке. И не просто мордобоя, а чтобы на волосок от смерти. Боялся, что откроет глаза и посчитает врагом первого, кого увидит.
— Эй, Гром, ты не спишь? — окликнул его Эдик.
— Лучше бы я спал, — через силу отозвался Громов.
Он открыл глаза и тихо выматерился.
Куртуазное слово «интерьер», разумеется, к кабинетам оперсостава не применимо. На пошарпанность, казённую убогость и пыльную серость привычно не обращали внимание. Впервые Громов, проведя мутным взором по своему кабинету, почувствовал приступ брезгливой тошноты.
— Я тебя слушаю, Эдик.
— А я уже почти все сказал. — Эдик сидел на углу своего стола и нервно долдонил ногой по боковине. — Влетели, значит, чекисты с нашим Полканом на прицепе. Бабу — под руки. Типа, как мы с тобой на рынке. И волоком в машину. Старший их остался, торжественно пожал Полкану руку. Нас с чем-то поздравил. Орденов, правда, не раздал. И свалил.
Эдик изобразил на лице полное отупение.
— Минут десять до меня доходило, что же произошло. Полкан еле втолковал, что мы все отличники службы, что ждёт нас награда, га-га! в виде прощения прошлых грехов, потому что не лопухнулись и взяли учебного террориста, запущенного ФСБ.
— Он сам в это верит?
Эдик пожал плечами.
— Не знаю. Он начальник, у него мозги иначе устроены.
— А ты веришь?
Эдик хмыкнул.
— Верил. Когда я в машине с ней ехал, верил так, аж был мокрый от страха. Шутка ли, рядом с живым фугасом сидеть! Прикинь, девка в ногах валяется, баба в ауте, болтается на каждой колдобине, как колода. Я её нежно так держу в охапке и ору Антону, чтобы ехал аккуратнее. Цирк, блин! В общем, страшно было по-настоящему. А сейчас — смешно. Нервы…
— Между прочим, я ей руку тоже от страха перебил.
— О! Можешь забыть, — отмахнулся Эдик. — Ей, пока прессовали, что только чего не переломали и не отбили. Партизанка, едрёна мать…
— Было все по-взрослому, а получилось — игра. Не нравится мне это.
— Гром, мне не нравится, что мы вообще ни с чем остались. Бабу увезли, девку увезли, наркоту забрали. Сказали, что она тоже типа «учебной», как тротиловые шашки в жилете.
— А что братья Ахундовы в ЦРУ служат, не сказали? — мрачно усмехнулся Громов.
Эдик хихикнул.
— Чего не было, того не было. Врать не буду. Сам я, как понимаешь, с глупыми вопросами лезть не стал.
Громов посмотрел в зарешеченное окно. Серо и тускло. Хоть вой.
Встал из-за стола. Вытянулся до хруста. Покачал головой, разминая шею.
— Пойдём, Эдька, отольём.
— Чего?
— В сортир, говорю, надо!
Чтобы выйти из узкого кабинета без проблем пришлось бы сгонять Эдика со стола. Тот спрыгнул сам. Громову осталось только подтолкнуть несообразительного соседа к дверям.
— Не тупи! — шепнул Громов.
Эдик быстро сориентировался, заговорщицки подмигнул, и первым шагнул через порог.
В коридоре подслушивающей аппаратуры, скорее всего, не было. А в кабинете, скорее всего, да. Если не сунули «жучков», то снять звуковые колебания с оконного стекла — дело техники.
Пропустив мимо сержанта, ведущего под руки двух вьетнамцев, Громов и Эдик пристроились следом.
— Бабу «расколоть» успели? — уголком рта прошептал Громов.
— Ещё как! Но протокол…
— Догадываюсь. — Громов сам уже сдал под роспись свою папку серой личности в штатском, поджидавшей его в дежурной части. — Ты мой диктофон куда дел?
Эдик сбился с шага. Громов подхватил его под локоть, крепко сжал пальцы.
— Эд, у тебя хватило ума, не ляпнуть, что мы вели запись на рынке?
— Что я, идиот?
Громов остановился. Наклонился и прошептал в ухо Эдику.
— А ума хватило нажать на кнопочку, когда баба «раскололась»?
По глазам понял, запись допроса у Эдика есть.
Он протянул широкую, как лопата, ладонь.
— Я диктофон в сейфе оставил, — заторможено произнёс Эдик.
Громов уронил руку.
— Твою бабушку… Ты бы его лучше прямиком в спецуру сдал, идиот!
При упоминании службы внутренней безопасности, под которой, как ацтеки под своим кровожадным богом, ходили все, Эдик слегка побледнел.
Громов развернулся и зашагал назад к кабинету. Не оглядывался, знал, что Эдик семенит следом.
Оперативная обстановка
Стенограмма допроса задержанного
(фрагмент)
Вопрос: Для кого покупала наркотики?
Ответ: Рустам приказал. Сказал, должно хватить на пять дней. В группе десять человек «сидят на игле». И девкам тоже надо колоть по два «чека» в сутки.
Вопрос: Каким девкам?
Ответ: Они себя взорвут.
Вопрос: Сколько их?
Ответ: Я знаю четырёх. Лиля у вас. Остальных не найдёте.
Вопрос: Где их искать?
Ответ: Скоро увидите. «Норд — Ост» вам сказкой покажется!
Вопрос: Рустам готовит захват здания? Где, какого, когда?
Ответ: Только он это знает.
«Д» — 1
14:42 (в.м.)
Волкодав
Бронзовый Путин стоически переносил газовую атаку с иронической полуулыбкой на тонких губах. Сизый дым стекал по острому лицу, клубился вокруг покатых плеч. В глубоких выемках глаз не было ни проблеска эмоций. Так полководцы смотрят на последние судороги агонии разбитой в пух и прах армии. Или маленькие божки диких племён вкушают дым жертвоприношений.
Окуривать сигаретным дымом бюстик непьющего и некурящего президента было для Громова тайным извращением. Пагубной страсти он предавался публично, потому что никому в голову не могло прийти, куда именно метит задумчиво дымящий опер. Бюстик не бросался в глаза среди бумажного бардака, царящего на столе. Торчал из-за потрёпанного томика уголовного кодекса, как солдат, неосторожно поднявший голову над бруствером.