ные вечерние тени.
У могилы с черным обелиском, увенчанным бронзовой звездой, на низкой скамеечке сидел мужчина в плотно запахнутом светлом плаще. Мужчина повернул голову на звук шагов. Вскользь осмотрел Максимова и отвернулся. По условиям встречи, связной должен был знать Максимова в лицо.
Максимов подошёл, бросил взгляд на надпись на могиле.
Он прибыл вовремя и в нужное место.
Судя по глазам, связной его узнал. Скорее всего, по фотографии. Или когда-то дали возможность скрытно понаблюдать. Максимов был уверен, что с этим человеком он никогда не пересекался.
Поклонник восточной мистики сказал бы, что перед ним чистый психотип Огня. Мужчина был крупный, мясистым, каким-то ощутимо горячим. Плотное мясистое лицо, резко очерченные губы, крупный нос, мощный высокий лоб. Густые плотные брови, под которыми прятались чуть выпуклые тёмные глаза. Очевидно, волосы у мужчины должны были бы быть под стать бровям, жёсткими, густыми и сильными. Но мужчина явно ежедневно брил голову до зеркального блеска. Кожу на мощном роденовской лепки черепе и мясистом лице покрывал плотный загар.
«Загарчик-то не курортный, — отметил Максимов. — Наш человек».
— Пришла пора собирать урожай, — произнёс Максимов.
— Тени ждут своего часа, — отозвался мужчина[33].
Он протянул широкую, как лопата, ладонь. Рукопожатие было сильным, ладонь сухой и горячей.
— Борис Хартман, бизнесмен, — представился он.
— Максим Максимов, искусствовед.
В глазах Хартмана мелькнул ироничный огонёк.
Максимов наклонился и положил на могильную плиту купленный для конспирации букетик.
— Я знал этого человека, — неожиданно произнёс Хартман.
— Он был вашим другом?
— Единственным другом. Доверял ему, как себе.
Максимов посмотрел на дату смерти Подседерцева. Август девяносто шестого.
Сразу вспомнилось: неожиданная опала шефа СБП и его соратников-силовиков, морозец слухов о перевороте, Чубайс с трясущимся лицом требует ареста и суда над Коржаковым, орда либеральных приватизаторов, как бревно на субботнике, облепившая президента, с улюлюканьем, торопясь и отдавливая друг другу ноги, доволочившая его через ярмарки выборных митингов до Кремлёвского дворца, где, не приходя в сознание, обморочно покачиваясь, как подгнивший дуб, старый президент по-новому принял присягу на верность стране и народу. Кому что…
Для Максимова то лето выдалось страшным. На память остался косой шрам поперёк живота. И знания, бремя которого предстоит нести до последнего вдоха.
Ретроспектива
Москва, 1996 год
Странник
В разбитое окно ярым волком ворвался ветер. Взбил к потолку шторы, смел со стола бумаги, расшвырял по всей комнате, прошуршал по обоям, размазывая густые бусинки крови, жадно лакнул из кровавой лужи, расплескавшейся по полу, рванулся в прихожую, забился о дверь, шарахнулся назад, влетел в кухню, опрокинув посуду на столе, взвыл, тугими подушечками лап заколотил в стекло, вдруг ослаб, сполз на пол, забился в угол и затих.
Вместе с ветром влетели холодные капли дождя, клюнули горячую кожу, потекли, жаля мелкие раны. Из самой большой, разошедшегося рубца поперёк живота жгучим жаром хлестала боль пополам с кровью.
Максимов обморочно покачнулся. Меч едва не выскользнул из ослабевших пальцев
Он качнул себя вперёд и переступил через тело, распростёртое у ног.
От той, что звала себя Лилит, осталась только оболочка. Чёрная душа её улетела прочь, туда, где ещё играли всполохи молний и клубились непроницаемо-черные тучи, пологом накрывшие город.
Максимов, опираясь на меч, добрел до стола. Вцепился в телефонную трубку. Показалось, что она весит сотню килограммов и намертво припаяна к аппарату. Скрипнув зубами от натуги, оторвал трубку от рычагов, по памяти набрал номер.
Экстренная связь
Незащищённый канал
Навигатору
Объект обезврежен. Дублирующий блок подрыва находится в ремонтном доке Северного речного вокзала, судно «Сириус».
Срочно вышлите группу зачистки в адрес…
Он, как сквозь вату, услышал голос из трубки:
— Мы засекли, откуда идёт звонок. Продержись десять минут, Странник.
Максимов слабо улыбнулся.
Он знал, что сил ему хватит только выйти из залитой кровью квартиры, спуститься на лифте вниз, выйти из подъезда и сделать семь шагов по траве, исхлёстанной ночным ливнем.
В ту секунду он был абсолютно уверен, что до капли прожил последнюю из отпущенных ему жизней…
«Д» — 1
17:08 (в.м.)
Странник
Хартман прочитал пришедшую sms-ку. Сразу же стёр.
— Твоя группа вышла из Питера без потерь. Поздравляю.
Максимов пожал плечами.
— Это было не так уж трудно.
— Что именно: Гошу завалить или поминки испортить?
— Как говорят в Одессе, это две большие разницы. Но и то, и другое получилось практически без проблем. Никакой контрразведки в стране. Спецслужб, частных и государственных, как собак нерезаных… А бардак ещё хуже, чем был.
— То-то и оно, — вздохнул Хартман.
Максимов, почувствовав чужака, бросил взгляд через плечо. Смутный силуэт человеческой фигуры шарахнулся за дерево.
— Ваш? — спросил Максимов.
— Наш, — с улыбкой ответил Хартман. — Тебе было приказано, отработав в Питере, легализоваться в Москве. Что-то успел сделать?
— Начал ещё в Питере, восстановил кое-какие старые связи. Сегодня позвонил деду, отрапортовал, что прибыл из командировки. Забросил вещи к себе домой, пообщался с соседкой. Осталось нанести пару визитов, и пойдёт слух, что я вернулся.
Хартман покачал головой.
— Визиты придётся отменить. Есть работа. Специально для тебя.
Он достал из кармана монетку. Протянул Максимову.
Двуглавый орёл был перекрещён грубо выбитым крестом.
Связной, предъявив условный знак, превращался в непосредственного командира.
«Нечто подобное и следовало ожидать. Вариант гораздо приятнее, могли бы просто завалить, «зачищая» питерский след. Но нефиг радоваться. Как говорят умные люди, чем больше на тебе висит, тем быстрее хрустнет шея. Ладно, до вечера поживём, а там видно будет».
Максимов щелчком подбросил монетку. Поймал на внешнюю сторону ладони. Она легла перекрещённым орлом к верху.
— Я готов.
Он послал монетку Хартману. Тот, не пошевелив телом, выбросил руку вперёд и ловко поймал монетку кончиками пальцев.
«Не дурно», — отметил Максимов.
Хартман убрал монетку в карман.
— Махди считает, что ты способен совершать невозможное.
Максимов промолчал. Спокойно выдержал изучающий взгляд.
Он третий год выполнял приказы, отданные от имени Махди, но ни разу не видел его в лицо.
Хартман встал, оправил плащ.
— Хочу убедиться в этом сам. Поехали, по дороге расскажу, что и как ты должен сделать.
— Если с Останкинской башни без парашюта прыгнуть и остаться живым, то, боюсь, не получится.
Хартман едва заметно прищурил глаза. Потом усмехнулся.
— Обойдёмся без крайностей. Надо просто войти в один дом и выйти из него живым и невредимым. Человек, с которым ты встретишься, должен быть уничтожен. Тотально. Раз и навсегда.
«Неприятно, но понятно. Кто же берет в дело, не помазав кровью, — подумал Максимов. — Сколько живу, все одно и то же. Хоть бы раз кто-то что-то новое придумал».
— У меня нет оружия, — напомнил он.
— Оружием будешь ты сам. Пошли!
Максимов развернулся, пропуская Хартмана вперёд.
Они, не обменявшись больше ни словом, прошли к воротам кладбища.
Хартман, смазав взглядом окрестности, направился к автобусу с плотными черными шторками на окнах. Подержанный автобус с эмблемой бюро ритуальных услуг предупредительно распахнул гармошку передней двери.
Хартман первым поднялся по ступенькам в салон. Сел на боковое креслице у двигателя. Максимов вошёл следом.
В салоне сидели девять молодых мужчин в темных куртках. Плечистые, хорошо тренированные. Стрижки по-военному короткие. Лица у них были странно неживыми, глаза отсвечивали мутным стеклом.
Мужчины едва слышно тянули носом какую-то мелодию. Тягучий, нудный звук буравчиком вошёл в солнечное сплетение Максимову.
Он вопросительно посмотрел на Хартмана.
— Они закрывают нас от чужого взгляда, — коротко пояснил Хартман.
Максимов сел на ближайшее сиденье, спиной к мычащими истуканам и полозкам для гроба.
«Круто, — отметил он. — Господин Махди даже возможность дистантного считывания информации учёл. Либо глубоко и искренне верующий человек, либо осведомлён о кое-каких прорывных методиках шпионажа».
Хартман из плоского канцелярского планшета достал пластиковую папочку, бросил на колени Максимову.
— Почитай, пока есть время.
Максимов через пластик взглянул на первую страничку.
«Секретно. ЛС-13/67. Коркин Николай Сергеевич. Комплексный психологический портрет».
Оперативная обстановка
Аналитическая записка
…Несмотря на значительные достижения зарубежных и отечественных учёных в области психотехники, следует признать, что все без исключения технические устройства лишь примитивно, фрагментарно и весьма не стабильно воспроизводят малую часть сверхсложного комплекса полевых биоэнергетических взаимодействий в живой природе.
Удачные лабораторные эксперименты и попытки их реализации на уровне научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ зачастую блокируются мощной агрессией окружающей среды, выражающейся в отказе и выходе из строя оборудования, повышением травматизма, психопатологическим аффектам в коллективе, вплоть до его полного распада, снижением жизненного потенциала, росту заболеваний и психических отклонений у членов коллектива, вплоть до скоротечных летальных исходов.
По убеждению возглавляемой мною научно-исследовательской группы, в настоящее время и в обозримом будущем человек является и будет оставаться самым мощным генератором биологической энергии и оператором воздействия на полевые биоэнергетические взаимодействия в природе. Никакие технические устройства не в состоянии даже приблизиться к природным возможностям человека. А будучи созданы, легко могут быть заблокированы или выведены из строя человеком — оператором биоэнергетического воздействия.