Стенограмма
интервью Петра Токарева с Алексеем Забелиным
А.З. — А что мне оставалось делать? Следователь сказал, или срок дадим по полной, или замочим, нафиг. А ещё хуже — «чехам» сдадим. Ему один фиг дело надо на кого-то списывать. Выцепили меня, мне и отдуваться за всех. Самый прикол, что я там и близко не был. Кто тех «чехов» завалил, я ни ухом, ни рылом… Слышал только то, что мужики рассказывали. Ну, типа, завалили их сдуру. Не тех на блок-посту тормознули. Этих, что грохнули, они, типа, мирные были. А где там мирные! Все на одну рожу.
Короче, мужик, Виктором себя просил называть, сказал, есть возможность отмазаться. Но придётся отрабатывать. А я уже припух в зиндане париться. Короче, повёлся…
П.Т. — А дело твоё закрыли?
А.З. — Не знаю. Виктор сказал, забудь, я и забыл.
П.Т. — Погоди, а как оформили твоё увольнение из армии?
А.З. — А я знаю? Может, я в дезертирах числюсь, может, погиб давно смертью храбрых… Когда в Чечне на Виктора отработал, он документы дал. По ним сейчас и живу.
К.Т. — Как отрабатывал?
А.З. — Как умею, так и отрабатывал. Сначала в Чечне мы моджахедов изображали. Группа была десять человек. Такие же, как я, шестеро. Остальные местные отморозки. Что делали, сами понимаете. А Виктор говорил, все на «чехов» списывают. Потом Виктор меня в Дагестан перевёз. Там немного пострелял.
П.Т. — Кого?
А.З. — Ментов. На улице. Слышали, наверное, какой у них «отстрел» шёл? Месяца два продержался. Думал, все, кончат меня, чтобы, ну, типа, концы в воду. Но Виктор вывез в Азов. Дал документы, приказал залечь и ждать. Отдыхал я недолго. Виктор привёз какого-то дяхона. Сказал, что зовут его Николай Николаевич, и я теперь работаю на него.
Что делать? Да то же самое. Раз, помню, под Самарой дело было. Привезли меня и ещё двух пацанов. Дали автоматы. Поехали мы на место. Залегли, изготовились. Какие-то урюки приехали на «стрелу». Мы их молча покосили, по контрольному в башку дали — и свалили. Кто такие были, не знаю.
П.Т. — И так все два года? Странно, что ты ещё жив.
А.З. — Значит, нужен. Был бы не нужен, давно бы завалили. Как тех пацанов из Самары. Мы с ними сговорились созвониться, если выкрутимся. Ха, до сих пор звонят…
П.Т. — А в Москве ты как оказался?
А.З. — Виктор в июне опять появился. Перевёз в Реутов, это тут, под Москвой. Устроил типа охранником в один дом. Хозяев я не видел. Менты не цеплялись. У Виктора все везде схвачено. Лето перекантовался, из дома почти не выходил. А месяц назад завалила толпа. Человек двенадцать. Типа дом достраивать. Ха, они такие же строители, как я балерина! Миша, например, в розыске четвёртый год. Был ещё «чех», так его сменяли на пару наших. А так он ещё на зоне числится. Правда, правда, сам слышал.
П.Т. — А милиция?
А.З. — Ни разу не докопались. Виктор, наверное, денег занёс, куда надо. А три дня назад нас в Москву перебросили. Живём на складах. От Рижского недалеко. Салман, он у нас за старшего, сказал, скоро устроим заваруху почище «Норд-Оста».
П.Т. — Оружие у вас есть?
А.З. — Есть. Вернее, было. Автоматы мы под Реутовым пристреляли. Виктор приказал сдать и куда-то увёз. Думаю, где-то на складе рядом с нами лежат.
П.Т. — Кто такой Виктор?
А.З. — Офицер ФСБ. Он ксиву часто свою доставал, когда требовалось. Ну, я разок слазил к нему в карман.
П.Т. — Фамилию назвать можешь?
А.З. — Один фиг терять теперь нечего. Трофимов Василий Петрович. Так, во всяком случае, в ксиве написано.
«Д» — 1
19:22
Серый Ангел
В солидном и элегантном, как бейкеровский рояль, «мерсе» Игнатия Леонидовича светился экранчик телевизора. Уменьшенный до лилипутских размеров Павел Токарев давал интервью. Звук был приглушен до предела, Злобин и Игнатий Леонидович оба знали, что скажет правдоруб Павел, и что он сольёт все, что только может. Не он, так контуженная знанием войны седовласая журналистка, лауреат международной премии и прочая, прочая, прочая прокричит на весь свет свою страшную правду.
Не правду, но истину добывала бригада экспертов и следователь Генпрокуратуры. Процесс поиска истины, пока в виде закрепления улик, охранял прокурорский спецназ. Мощные ребята в чёрной форме и в полном вооружении блокировали вход в редакцию. Внутрь никого не пропускали, невзирая на удостоверения.
Злобин сбросил все проблемы на прибывшего «важняка» Карпова. В глубине души искренне посочувствовал коллеге. Судмедэксперт, осмотрев труп, заявил: «Мужики, все сугубо предварительно и пока не официально, сами понимаете. Но уж больно картинка напоминает заразу, из-за которой такой шум подняли. Только в Питере помирали почти сутки, а этот разом преставился. Отсюда мои сомнения. Подождём результатов анализов. А пока, мужики, мойте руки перед едой и дезинфицируйтесь водочкой».
— И что ты по сему поводу думаешь, Андрей Ильич? — спросил Игнатий Леонидович.
— Если о репортаже, то странно, что так резво дали в эфир.
— Об этой странности я покумекаю на досуге. Равно над тем, кому был выгоден «слив» информации. Так элегантно, черт возьми, проведённый. Сейчас я хочу услышать, как это вышло, что ты, Андрей Ильич, так подставился под этот «слив»?
— Чисто случайно. Токарев неоднократно писал о военной психотронике, я решил снять с него кое-какую информацию. Уж больно Коркин блудливо себя вёл. Что-то у него не чисто. А информации, чтобы прижать, у меня маловато. Вот и решил разжиться. Кстати, о конторе Коркина Токарев тоже писал.
— О лаборатории?
— Нет, о концерне, что её «крышует» и кормит. Статью мне Сергей из компьютера вытащил. У него такого добра навалом.
Игнатий Леонидович покивал головой.
— Логично… Но, тем не менее, странно. На подставу не похоже, но тем не менее — подстава. Как магнитом тебя сюда притянуло. Не раньше и не позже. И главное — точно по теме. — Он хлопнул себя по колену. — Эх, нам бы в сторонке от этого дерьма держаться. А тут мы прямо в кучу угодили! — Игнатий Леонидович ткнул пальцем за спину. — Видал, сколько героев борьбы с терроризмом понаехало!
Все переулочки за почтамтом были плотно забиты служебными машинами. Странно, но пассажиры из салонов не выходили. Все делали вид, что не замечают друг друга.
— Пусть облизываются, мы своего куска не отдадим! — неожиданно окрысился Игнатий Леонидович. — Правильно я разумею, Андрей Ильич?
Злобин счёл правильным промолчать.
Игнатий Леонидович пожевал нижнюю губу. Промычал что-то нечленораздельное себе под нос.
— Вот что мы сделаем, Андрей Ильич. На труп и его показания бросим Карпова, это я с Генеральным уже согласовал. А ты, друг мой, в рамках служебных полномочий поезжай-ка в Останкинский околоток. Сними показания по факту задержания той гражданки с динамитом. Что там за «учения» были, очень хочется знать.
— Здраво. Это единственное место, которое ещё не успели зачистить.
Игнатий Леонидович повернулся лицом к Злобину. Побуравил его взглядом.
— Очень рад, что ты тоже здраво мыслишь, — не тая иронии, произнёс Игнатий Леонидович.
— С таким шефом грех тупым быть.
— Не льсти, не умеешь, — Игнатий Леонидович усмехнулся. — Знаешь, какую кличку тебе менты прилепили? «Двое суток». За то, что ты, как только в Москве объявился, за двое суток районного прокурора на нары отправил.[39] А сейчас ятебе даю ровно пятнадцать часов. И не секундой больше, Андрей Ильич! Завтра в десять утра я должен не умозрительно, а совершенно точно представлять, кто стоит за этими «учениями».
— Домой можно заехать?
— Не рекомендую. Но охрану вокруг твоего дома я выставлю. За семью не беспокойся. Будет нужно, увезём в надёжное место.
Злобин нахмурился.
Он вполне отдавал себе отчёт в степени опасности ситуации. У Игнатия Леонидовича, оказалось, своё видение. Игра шла на такие ставки, что жизнь близких могла стать фишкой, брошенной на зелёное сукно.
«Сколько ещё виновных и неповинных перемелет в фарш эта чёртова рулетка, пока шарик не ляжет в лунку, и кто-то не отгребёт главный куш, — подумал Злобин. И добавил, в сердцах: — И когда вы, нехристи, передохните!»
Мёртвая петля
«Д» — 1
19:25 (в.м.)
Волкодав
Семейная жизнь Громова вошла в ту тяжёлую фазу, когда, чем реже появляешься дома, тем лучше себя чувствуешь. Опасность состояла в том, что, чем реже стресс, тем больше тоскуешь по тому, что было, или что могло быть. И вместо того, чтобы уйти и не вернуться, возвращаешься, чтобы снова уйти.
Громов понимал, что попал в замкнутый круг, но разорвать его не было сил. И все потому, что круг этот был образован из сцепленных рук близких и, несмотря ни на что, дорогих ему людей. Родители и младшая сестра — круг первый. Ноша на всю жизнь. Второй круг — дочка, жена и её родня. Это ярмо тоже будешь нести, пока ноги волочишь. Если не освободят от тягловой повинности ввиду появления нового тяжеловоза.
В глубине души Громов был согласен тащить на себе все и всех, лишь бы его успехам радовались как своим собственным. Но очень скоро выяснилось, что его успехи есть лишь средства решения чужих проблем. Средств вечно не хватало, а проблемы росли, как грибы в Чернобыле.
Иногда Громов чувствовал себя боевым верблюдом, которого, наплевав на верблюжьи виды на жизнь, гонит гордый и амбициозный наездник.
Лена высыпала в кипящую воду полпачки пельменей.
— Ты очень голодный?
— Если честно, как собака.
Лена посолила воду. Сунула остатки пельменей в холодильник.
— Я была у папы. Врач говорит, нужна операция. Без кардиостимулятора он и года не протянет.
Громов закатил глаза к потолку.
— Ленчик, ему как ветерану органов полагается бесплатная операция.
— Вова, у нас морге из шланга тебя фиг бесплатно помоют! У моего отца прогрессирует болезнь, а ты ничем помочь не хочешь.