— Я все не так делаю, да? — тихим голосом, в котором сквозили слезы.
А Барин уже залип, глядя на хрупкую фигурку девчонки. На то, как тонкая ткань повторяет изгибы красивого тела. И руки рванулись к ней навстречу, сгребая и в горстях комкая полупрозрачную ткань. Васька налетел на опешившую пигалицу смерчем, прижал к матрасу и выдохнул.
— Не нужно мня соблазнять, — хрипло шептал он, хаотично и жадно срывая короткие поцелуи, — Я тебя постоянно хочу.
И Груня расслабилась, руками обвила плечи, зарываясь пальцами в короткие волоски на затылке, целуя в ответ также неистово и жарко.
— Охренеть как сильно хочу, — выдохнул Васька в сантиметре от любимых губ.
В ответ Груня судорожно вздохнула, втянув воздух, витавший между ними. Аромат мужского геля для душа и неповторимый запах Барина. Убойное сочетание.
Требовательные губы отбирали дыхание, не позволяя отстраниться. Да Груня и не собиралась. Наоборот, старалась прижаться ближе, обвив руками и ногами, податливо прогибаясь под жарким натиском крепкого тела.
Васька приказал себе быть терпеливым и менее напористым. Но вся выдержка летела к чертовой матери, когда до слуха доносились протяжные тихие, едва различимые стоны. И он уже не мг остановиться, скользя приоткрытым ртом по ткани, сквозь нее терзая желанную грудь, захватывая напряженный сосок, вновь и вновь слушая музыку стонов его рыжеволосой красавицы.
Груня задыхалась от жарких рук и губ, налетевших на нее, оставляя без мыслей, покоряя своей воле. Тонкая ткань сорочки убивала своим присутствием. Хотелось избавиться от нее, но Груня и на мгновение не желала отстраняться от любимого парня. Но Барин словно прочел ее мысли, рванул за подол и стянул в одно движение, отбросив красивую вещь в сторону. Туда же улетело и полотенце. И полностью нагой мужчина придавил неопытную Грунечку к постели. Девчонка замерла и поняла, что все тело покрывается румянцем смущения, от того, что она недвусмысленно ощущает возбуждение Васьки. Но что более удивительно, Груня понимала, что ей нравится вот так лежать под крепким телом, чувствовать его вес и сгорать в пучине страсти.
Тем временем Барин спустился ниже, накрывая грудь девчонки руками, а губы проложили дорожку до тонких, невесомых трусиков.
— Васенька…. — простонала Груня, полностью отдаваясь в его власть.
А Барин, с довольной улыбкой, жутким, вышибающим дух, желанием, склонился над девчонкой, настойчиво преодолевая ее смущение.
Груня совершенно не поняла, что происходит. Казалось бы, Васька был везде, его руки, губы, жаркое дыхание…. Он не оставлял ей выбора, не давал и секунды на раздумье, пробуждая в ее теле чувственность, исследуя и покоряя окончательно и бесповоротно.
Невидимый узел связал все тело Груньки. Она не помнила себя, не контролировала, отдавшись эмоциям, чувствам и крепким рукам Барина.
А Васька, судорожно дыша, словно махнул кросс на сорок километров в полной амуниции, не прекращая ласк, смотрел, как выгибается хрупкое тело, как тонкие изящные ладошки сжимают простынь, как округлая грудь прячется под его ладонями, правильно и уютно. Он не сомневался, что его огненная девочка — страстная и отзывчивая. Ни капли. Но все равно, не был готов. Пусть и представлял сотни раз подобную картинку.
Он чувствовал ее возбуждение. Ее страсть. И сам заводился еще больше, до боли, до судорог, до рези в глазах и гулкого удара пульса в ушах.
Не имея сил терпеть и ждать, Васька шумно выдохнул и, сдвинув податливое и разгоряченное интимными ласками девичье тело, отбросив в сторону влажное белье, осторожно проник в желанное тело. И почувствовал, как Груня сжалась вся, пряча крик в ладони.
— Все, уже все, — хрипло шептал Барин, зависнув над девчонкой, — Я осторожно. Честно.
Груня всхлипнула и прижала парня руками к себе. По телу все еще скользили отголоски страсти, приглушая боль. Подавшись крепким рукам, девчонка вновь прогнулась, стараясь быть ближе.
— Ох, не делай так, — попросил надрывно Барин, сжимаясь ртом в покатое плечо, срывая жадные поцелуи на губах, выдыхая и втягивая носом аромат весны.
Но пигалица не слушала, а как всегда, сделала все по-своему. Она двигалась навстречу Васькиному телу, впивалась ногтями в спину, бедра, оставляя, наверное, следы. И Васька понял. Не отстраниться ему сейчас. Не дотянуться до тумбочки, чтобы вынуть кусок квадратной фольги. Он даже не сможет выйти из любимого каждой клеткой тела в последний момент, чтобы не кончить внутрь нее. Он чувствовал себя полным лохом. Охренительно счастливым лохом.
С рыком раненого бизона, так полюбившимся Груне, Вася в последний раз толкнулся в податливое тело и рухнул, придавив девчонку к постели. Глаза прикрыл, чувствуя, как по жилам мчится кайф. Нет, он определенно стал наркоманом. И радовался этому.
— Ты как? — хрипло спросил Барин, перекатываясь и освобождая девчонку от веса тела.
— А? — шепнула Груня, не имея сил пошевелить ни ногой, ни рукой.
Васька, посмеиваясь, перетянул девчонку на подушки, устроился рядом, и зарылся носом в разметавшиеся влажные волосы.
— Вась? — спустя, может быть, вечность, тихо шепнула Груня.
— М? — Васька шевелиться не хотел, он даже глаза не хотел открывать, опьяненный ароматом весны, все еще гуляющим по венам кайфом и бархатистой кожей под ладонями.
— А оно всегда так? — тихо спросила Груня.
— Больно? — нахмурился Барин, скользнув рукой к низу живота, а пальцами в треугольник волос, не глубоко, просто, в желании снять вызванную его действиями боль.
— Нет, так кайфово, — прошептала Груня.
— Господи, зачем слов от меня набралась? — посмеялся Барин, прижимая девчонку крепче, а потом честно ответил, — Нет. Только с тобой.
Груня затихла, понимая все, что хотел сказать Василий, да так и не произнес.
Прошлась ладошкой по обнимавшей ее поперек живота руке и теснее прижалась всем телом к парню.
— Хорошо, — уже засыпая, произнесла Груня с улыбкой на губах.
А Барин еще долго не спал, глядя в темноту. Не сказала, что любит. А он ведь ждал и надеялся.
Хорошо, завтра спросит прямо в лоб. Как проснется, так и спросит.
Утешив себя мыслями, Васька в который раз поцеловал рыжеволосую макушку и провалился следом за девчонкой в сон.
Глава одиннадцатая, в которой Василий Павлович начнет расходовать свои нервы
Первым проснулось осознание, что все охренительно прекрасно. Прекрасно и всё тут. Потом Васька открыл глаза. Да, точно все замечательно.
Пигалица спала, сонным котенком уткнувшись в его плечо, пряча нос и щекоча рыжими волосами, рассыпавшимися по его груди. Васька улыбнулся. С одной стороны, не верилось и все казалось фантазией, сном, которые он уже привык рассматривать ночами, мечтая о девчонке. С другой — все было до чертиков реальным. Но, на всякий случай, Василий втянул носом аромат волос Груньки, доверчиво спавшей в его руках, чтобы удостовериться, что не бредит. Это сейчас она спала и не шевелилась. А ночью, едва-едва он вырубился, как тут же проснулся. Девчонка не привыкла делить свою постель хоть с кем-то. То она брыкалась, что-то недовольно ворча сквозь сон. То норовила отодвинуться к самому краю, постоянно сбрасывая руки Васьки с себя. Пока Барину не надоела эта игра в «Кошки-мышки» и тогда он подгреб девчонку под бок и зажал крепко, удерживая рукой за плечи, а ногу закинул на ее бедра. Во сне Грунька что-то проворчала, выдохнула и затихла. Больше не просыпалась и спихнуть его, Барина, с постели не пыталась.
Взгляд Василия прошелся по темным, бронзовым ресницам, по веснушчатому курносому носу, по розовым щечкам, по чуть приоткрытым губам, которые вмиг захотелось поцеловать. Но Васька не решился, пусть и было огромнейшее желание разбудить девчонку поцелуем. А потом и более откровенными ласками. Он был уверен, что такое пробуждение пигалице придется по вкусу. Василий решил дать пигалице выспаться.
Ваське вдруг подумалось, насколько дорога и нужна она стала ему. Ведь времени прошло — кот наплакал. А уже нужна. Но это, почему-то, не пугало. Вот кто-то из знакомых мужиков жаловался, что серьезные отношения душат, угнетают, и хочется свободы. Нет, Ваську это не трогало. Его беспокоил другой момент. Очень беспокоил.
Груньке всего девятнадцатый год, мелкая еще, девочка совсем. С Барином у них разница в возрасте почти десять лет. Вроде бы и немного. А с другой стороны — пропасть. Однако, опять же не возраст заботил Ваську. Был другой момент, от которого Барин сходил с ума.
Ревность.
Эта гадина поселилась в его душе и основательно портила жизнь, поднимая свою ядовитую голову и настырно отравляла мозг. Особенно, когда пигалица улыбалась не ему, Василию, а «левым» типАм. И ладно бы, отцу улыбалась, или Михалычу, да даже с Вовчиком Барин готов был мириться. Но как заставить заткнуться гадюку-ревность, когда Васька замечал заинтересованные взгляды посетителей ресторана, которым хотелось вмазать так, чтобы зубы ссыпались в кулак, когда представлял, как девчонка сидит на своих занятиях, а кругом табун молодых озабоченных парней, которые того и норовили влезть девчонке под юбку. Нет, Басю это сильно напрягало. Вот и психовал он, часто срывался, орал, хамил. Еще вчера он втайне надеялся, что его чуть попустит, когда отношения сдвинуться, изменятся, когда они переспят, а сейчас, проснувшись, понял. Нет, ни хрена не изменится. Вот и сейчас, лежат вдвоем в его спальне, на пару километров нет ни одного свободного мужика, а все равно ядовитые мысли выворачивают всю душу наизнанку. Стоит представить, что пигалица не просто улыбается кому-то, а этот кто-то позволяет себе много чего. И все, Васька уже готов биться головой о стену.
— Б***! — ругнулся он шепотом, осторожно выдохнув.
Груня все так же лежала, размеренно сопя в его плечо. Нет, нужно бы немного остыть. Иначе проснется девчонка, а он снова нахамит на пустом месте. Не дело это. Не дело.
Васька аккуратно выполз из-под девичьих рук. Постояв секунду около постели, гадая, проснется девчонка или нет, убедившись, что пигалица спит крепко, пошел в душ.