– Я с тобой, – прошептала Дана. Я принялась отдирать ее руку от себя, но это было не так-то просто.
– Дан, ладно, ты со мной. Только отпусти и иди сама, хорошо?
В коридоре раздавались очереди – кто-то зачищал помещения. Я взбежала наверх по скрипучей деревянной лестнице. Увидела Ворона.
– Маус, за мной! Прикрой.
Он выбил ногой дверь, оттуда раздался страшный грохот – били в несколько автоматов. Так-то можно туда гранату, конечно, но вдруг там тоже пленные есть? Раздался звон выбитого стекла, потом грохот со двора: кто-то выпрыгнул в окно, спасаясь, но на дворе уже ждали наши. Ворон крикнул в помещение, чтобы выходили по одному, оружие на пол, мы, мол, жизни сохраним (думая о Дане у меня за спиной, я не была в этом уверена).
– У нас тут ваш пацан! – крикнули из комнаты, – будете стрелять – убьем!
– Мы не стреляем, – ответил Ворон, – выходите! Жизнь сохраним.
– Оружие. И свободу!
– Оружие сдадите. Выведем вас наружу, там отдадим, – сообщил Ворон, – нашего человека вернете.
Они поторговались еще в том же духе. Мне хотелось взять Дану за руку – девочка вжалась в стенку за моей спиной. Погладить ее по голове хотя бы. Но нельзя отвлекаться. Я думала о том, что мы хорошо отпраздновали Новый Год. Как будто гора с плеч у меня свалилась, как, оказывается, на меня давило все это время горе – потеря Даны. Надо же, а когда мать убили, мне вообще пофиг было. А тут – прямо жизнь стала непереносимым грузом. Но теперь Дана со мной. Теперь все будет хорошо… В дверях появился один из дружков, бросил на пол автомат, руки поднял. Ворон повел стволом:
– Выходи. Лицом к стене.
За ним появился второй, потом третий. Я пристально наблюдала за дружками, держа их на прицеле.
– А где наш человек? – спросил Ворон.
– В комнате валяется, – буркнул один из дружков. Естественным движением было бы заглянуть и проверить, но мы этого, конечно, не сделали. Следовательно, наш пленный, если он у них был, «валялся» уже в таком состоянии, что как заложника они его использовать не могли, только на руках нести, а это неудобно. Ворон подошел к дружкам, для проверки, но тут крайний из них извернулся и мгновенно выстрелил. Ворон отшатнулся в сторону, а я тут же дала очередь. Из коридора подскочил Есь.
– Что у вас?
– Все нормально, – буркнул Ворон, опираясь на стенку и зажимая одной рукой другую, – забери вниз этих двоих.
Третий дружок, срезанный моей очередью, ткнулся носом в пол, из-под него расплывалась большая темная лужа. Есь заматерился, приказывая оставшимся идти вниз. Я взглянула на Ворона.
– Ты как?
– Ерунда. Пошли внутрь.
Со всеми предосторожностями я просунулась внутрь помещения. Оно уже было пусто – лишь один человек, как и сообщили дружки, лежал на полу.
– Чисто, – произнесла я, и мы вошли в комнату. Во всех углах действительно было чисто – стояла мебельная рухлядь, но людей не было. Я взглянула на лежащего и едва сдержала крик, вырвался лишь сдавленный звук. Я узнала пленного.
Это был Мерлин. Но черт возьми, в каком виде! Лицо почти неузнаваемо из-за кровоподтеков. Голое тело скрючено и настолько изуродовано, что ничего целого, кажется, не осталось. Я посмотрела на Ворона – его лицо будто окаменело.
Присела к Мерлину и пощупала пульс на шее. Бесполезняк. Умер он недавно, еще не закоченел, но из-под век виднелась белая полоска. Я приподняла веко, глаз был неподвижен и мертв.
– Накрой его чем-нибудь, – тихо сказал Ворон. Я осмотрелась по сторонам, нашла только штору на окне. Шикарно жили, со шторами. Я рванула ткань, содрав ее вместе с гардиной, и аккуратно накрыла Мерлина с головой.
– Он был разведчиком, внедрился к ним, – прошептал Ворон, – это и было его задание. Он и сообщил, что здесь держат заложников. А потом, как видно, раскрыли… А он ведь знал, что атака сегодня. Если бы сказал, если бы они его раскололи сейчас, мы бы все погибли…
Ворон замолчал. Потом стал медленно заваливаться. Ухватился за стенку, застонал. Я бросилась к нему.
– Ты же ранен, Ворон. Давай я…
– Давай, – он сел на железный стул. Я помогла ему стащить броник. Наплечник у него слева был уже покоцанный, рваный внизу, туда и попала пуля. Застряла в руке, ничего страшного. Кровотечение было сильное, залило все, но бежала кровь довольно медленно. Я вскрыла пакет. Первым делом воткнула промедол в другую руку. Потом наложила подушку на рану и стала туго перевязывать. Дана забилась в угол и сидела тихонько. Мои руки касались Ворона, я старалась делать все аккуратно, но временами он морщился и шипел от боли.
– Извини… извини, – повторяла я. Вдруг мелькнула странная мысль – вот я же была в него влюблена… я, тринадцатилетняя сопля. И вот я его перевязываю, касаюсь осторожно его плеча, груди. Можно в принципе даже погладить по плечу, и ничего особенного. Тогда ведь я мечтала о чем-то подобном. И вот… мы с ним в одной операции, он сам взял меня в спецгруппу, просто потому, что я хороший боец, и мы вместе работали, и теперь вот не кто-то, а я перевязываю его. Ну не дура ли? Все в моей голове перемешалось – Ворон, Дана, несчастный погибший Мерлин… погибший как герой, кстати говоря. Вот, оказывается, где он пропадал.
Я помогла Ворону снова одеться. Надеюсь, повязка окажется достаточной, чтобы остановить кровь. Между тем снаружи все заканчивалось.
– Первый, – послышалось в наушнике, – можешь кого-то послать в правый коридор, третья дверь?
– Могу, сейчас, – Ворон посмотрел на меня, – Маус, иди. Я займусь дальше зачисткой.
Я пробежала по коридору и оказалась у третьей двери, уже распахнутой. Сердце вдруг бешено заколотилось в стрессе. Я будто предчувствовала, что предстоит.
Иволга и Роки стояли у выхода, выставив стволы.
– Сюда, – мотнула головой Иволга, и я вошла. В комнате было чисто – никого, значит, только мебель, порушенная стрельбой. А вот дальше шла запертая дверь. Железная.
– Мертвец там, – тихо пояснила Иволга, – на нем жучок, Мерлин поставил. Он там. Не один. Будем брать его втроем.
Признаюсь честно, тут мне захотелось бросить автомат и заорать, что я не буду. Не хочу, и вообще домой пошла. Как оказывается панически я боялась Мертвеца этого. Пусть даже только десятая часть того, что о нем говорят – правда. Ведь дыма без огня не бывает! Не может он быть обыкновенным человеком! Он мут, это точно… Хотя как он может быть мутом – ведь люди, которые родились до войны, не могут мутировать, они взрослые уже! Иволга же объясняла насчет этого – я не помню, почему так, но помню, что взрослые не мутируют.
Но на пустом месте слухов не бывает! Я словно приросла к полу. А Иволга показала мне в угол, я туда и встала, изнывая мысленно от нежелания находиться рядом с этой железной дверью.. и ведь идти еще туда придется.
Мы сдвинули щитки на лица. Роки отошел, поднял свой «Метал-Шторм» и пальнул гранатой. Я зажмурила глаз и сглотнула, но уши заложило все равно. Пыль еще не осела, но Иволга скомандовала:
– Вперед!
И я по стенке, вслед за Роки бросилась к пылящему пролому. Сквозь щиток здоровым глазом я еле различала очертания предметов… вот убитый справа от меня, голову придавило куском стены. А вот чуть поодаль кресло, и в нем безмятежно, положив ногу на ногу, расселся мужик – в бронике, меховом жилете и джинсах.
Мы застыли на месте – так, словно Мертвец целил в нас из пушки. Но у него и ствола не было, даже пистолета завалящего. Он просто сидел и смотрел, и под этим взглядом я с ужасом чувствовала, что сфинктеры внизу расслабляются, и что-то мокрое течет по ноге.
И что еще хуже – Иволга и Роки тоже не двигались. Правда, и автоматов никто из нас не опускал.
Пыль улеглась, и я видела его лицо ясно, и было это так страшно, что обосраться! Глаза. Теперь понятно, почему он Мертвец. Сначала мне показалось. что глаз просто нет, что там глазницы пустые. Но потом дошло, что все-таки есть глаза… только они похожи на бездну. Такие сплошь черные, без белков, будто дыры, которые всасывают и уничтожают весь свет, который на них падает.
Не понимаю, что мне мешало – наверное, то, что никто в комнате не двигался. Что-то мешало всем. И нарастало в воздухе напряжение. Это было так, будто слышишь издали свист ракеты и ждешь – вот упадет, разорвется. И еще знаешь, что боеголовка там ядерная. И весь вопрос в том, сразу ли после вспышки наступит вечная тьма, или же ты еще пройдешь невообразимые муки, обожженный, переломанный, прежде чем сдохнуть. Вот такое висело в воздухе – страшно до такой степени, что руки ослабели, и мне стоило больших усилий удерживать АК. Казалось, сам воздух почернел и сгустился. Я скосила глаза на Роки, спецназовца, стоявшего рядом, и увидела, что руки его дрожат.
Мертвец встал. Шагнул к нам.
И тогда шевельнулась Иволга. Она сделала шаг вперед, перехватила автомат и прикладом сильно ударила бандита в грудь. Тот не успел закрыться.
Странный удар, зачем это она? Мертвец покачнулся назад, на ногах устоял – но отчего-то страшное напряжение спало. Стало гораздо легче. Вернулись краски, звуки, да черт возьми, что это с нами? Нормальная комната, валяются трое перебитых дружков, и стоит, качаясь, Мертвец – он совем не старый, как мне показалось, а наоборот, очень молодой. На вид не старше меня. И на груди у него странный горб. Почему-то я раньше этот горб не видела. А сам Мертвец хлипкий, тонкий – соплей перешибить можно.
– Мертвец, – тихо сказала Иволга, – тебе сколько лет?
Он посмотрел на нее.
– Двенадцать, – и повторил, – было двенадцать.
Это было так же дико, как предыдущий страх, который заставил нас обмочить штаны. Но в этой комнате мы уже верили всему. Непослушными пальцами Мертвец стал расстегивать куртку над горбом.
– А-ах! – мы с Роки отшатнулись и вздрогнули. Хотя я подобное уже видела – у соседки одной ребенок родился с чем-то похожим, а просто больших опухолей я видела много. Мертвец был мут. Горб его был никакой не горб – у него из груди рос еще один человек. Сиамский близнец, так это называется. Не человек, а бесформенная опухоль, но на верхушке этой опухоли сформировалось что-то вроде головы, даже немного с волосами, а под ней – скукоженное лицо. Глаза – такие же черные, как у самого Мертвеца. Второе лицо в груди, запасные глаза. Тепе