По счастью, в патруль мне было не надо. Я отвела занятия как-то механически. Сама сходила позаниматься рукопашкой к Роки. После обеда мы разгружали продукты, привезенные от копарей и чистили двор от снега. У Даны закончились уроки, и она присоединилась к нам, с трудом ворочая большой метлой. Вскоре работу мы закончили, и я взяла Дану за руку.
– Маш, – спросила она, – а что с Вороном случилось? В школе никто ничего не знает.
– Мы сами ничего не знаем, – буркнула я. Потом обняла ее. – Не волнуйся, детка. Все нормально будет. Иволга придет – разберется.
Но Иволга не разобралась. Как только она вошла в Танку, ее тут же облепил народ. Я не слышала, о чем они говорят, но видела, как лицо Иволги стремительно бледнеет, сравниваясь оттенком с окружающим снегом. Как глаза округляются.
Ничего, сейчас она пойдет и разберется с Кавказом. У меня не было сомнений, что она способна это сделать. Мы двинулись вслед за ней к штабу, где обычно сидели они с Вороном. А теперь почему-то засел Кавказ. Формально он, конечно, имел право там находиться, как ротный. Мы ввалились в помещение вслед за Иволгой, меня пропустили вперед, так что мне даже кое-что было видно. Вокруг Кавказа расселись его бойцы из четвертой роты – китаец Лон, белобрысый Айфон, еще двое незнакомых мне, и маленькая Гюрза, которая ходила за Кавказом преданным хвостиком и никогда не раскрывала рта.
– Что за дела, Кавказ? – спросила Иволга напрямую. – Что вы здесь за театр устроили? Если у тебя есть проблемы – почему нельзя было прийти и поговорить?
– Ты не поняла, – хищно усмехнулся Кавказ. – Ворон практически на моих глазах – при двух свидетелях – застрелил бойца. Ни за что, просто нервы не выдержали. Что мне нужно было делать? Ждать тебя? Или все-таки задержать?
– Если он стрелял – то, конечно, задержать, – Иволга подчеркнула «если». Я замерла. Ситуация зависла и становилась все более зыбкой. Кавказ прямо обвинил Ворона в убийстве. Конечно, Иволга может банально приказать освободить Ворона, и это будет сделано. Даже драки с четвертой ротой, возможно, не будет – не дураки же они нарываться.
– Чего ты хочешь, Кавказ? – спросила Иволга.
– Открытого суда, – ответил он, – если мы все здесь равны, то и Ворон не должен быть исключением, и он подлежит народному суду.
Иволга долго молчала. Мертвая тишина повисла в комнате.
– Суд завтра, – сказала она сухо, – в шесть вечера в актовом зале. И я надеюсь, что у вас будут доказательства.
– Материалов собрано предостаточно, – откликнулся Кавказ, – не все тут в восторге от Ворона.
– Завтра посмотрим.
Иволга развернулась и пошла к выходу. Я хотела догнать ее и спросить, почему она не поставила Кавказа на место. Но вокруг нее образовалась толпа, все галдели, и мне уже было туда не пробиться.
– А может, он и в самом деле, – пробормотала Рысь, прочищая ствол своего «Удава». Части пистолета были разложены на полу перед ней на чистой тряпочке.
– Что – в самом деле? – угрожающе спросила Чума. Рысь глянула на нее.
– Ну это… пристрелил пацана. Откуда мы знаем-то?
– Рот закрой, – посоветовала Чума. Я отвернулась, легла на свой матрас. Весь вечер разговоры только об этом. Дане я сказала, что Кавказ что-то мутит, и быть такого не может, завтра все выяснится, чтобы она не брала в голову. Но на самом деле на душе у меня скребли кошки.
Мог Ворон кого-нибудь убить? Говно вопрос. Почему нет? Он ведь убивал. Для него ведь это нормально. Я вспомнила, как Пулю увели за сарай… как он вышел оттуда, передергивая затвор. Убрал аккуратно пистолет в кобуру. Да, Пулю нужно было расстрелять. Да, все это так. Но почему он сделал это сам – почему так?
Еще вспоминалась сцена с пленным в доме Мертвеца. Как Мотя лупил этого пленного, а Ворон велел ему прекратить, и сам наступил сапогом на рану. Вроде уже вот много я в жизни чего насмотрелась, но тут меня чуть не вырвало. Так спокойно он это делал. По-простому. Как будто так и надо. И потом пристрелил.
Это тоже был враг, и они только что замучили насмерть Мерлина, и сомнение тогда не шевельнулось, что в этом есть что-то неправильное. Но все равно.
Ворон всегда был справедливым. Абсолютно справедливым. И спокойным. Он не истерик, и «не выдержать нервы» могли у кого угодно… хоть у Кавказа. Но только не у Ворона. Он ни разу даже никого не ударил без абсолютно веской, абсолютно оправдывающей причины.
Но может быть, я просто не слишком хорошо его знаю. Может быть, я просто верю в его хорошесть, потому что… ну я же была в него влюблена. Я к нему до сих пор необъективна. Он мне просто нравится. А если объективно посмотреть – то почему же он не мог? Мог, наверное. Не все в таком уж восторге от него. И судя по разговорам, половина уже сомневается – да, наверное, пристрелил… А половина другой половины тоже верит, что это он стрелял, но считает, что пацан из четвертой, наверное, это заслужил.
– Маус, спишь? – шепотом спросила Чума.
– Нет, конечно. Какой сон на хрен…
– Слышь, Маус, – Чума помолчала, – я, если что, буду за Ворона. Мне плевать, кого он там убил, не убил. Может хоть всех перебить. Ты посмотри на этого Кавказа – это же дрянь блевотная. Ты хочешь, чтобы такое ГСО командовало? Тогда уж лучше сразу в дружину податься.
– Ты права, – ответила я, – права, конечно. Я тоже за Ворона, однозначно.
От этого разговора мне полегчало. Хотя теперь начали терзать мысли о том, как Ворон там сидит, в ледяной мгле, один, без одеяла, наверное, даже, и голодный. Единственное, что утешало – что Иволга после всего пошла к подвалу разбираться, и ее-то, конечно, пустят. В конце концов мне даже удалось все-таки заснуть.
14
На следующий день я работала с утра. А когда пришла, сразу разыскала Дану и велела ей идти с девочками к Зильберу, бинты перематывать.
Дане на этом суде точно делать нечего. Да и было у меня смутное подозрение, что этот суд ещё неизвестно чем кончится.
К шести все набились в актовый зал, как сельди в бочке. Ни на одном собрании у нас столько народу не бывало. Сегодня в патрули никто не пошёл, и никто толком не занимался. Вот так Кавказ и разрушает весь порядок в ГСО.
На трибуне расселись Иволга, командир второй роты – бывший прапорщик по кличке Принц, командир третьей Лао-ху, наш Спартак, ну и Кавказ на почетном центральном месте. Нам с Чумой удалось пробиться в первые ряды и даже забить сидячие удобные места. Но весь зал мы видеть не могли, и когда привели Ворона, мы только услышали гул. И увидели, что народ встает, ряд за рядом. И мы тоже встали. Тогда я его увидела – Ворон заметно хромал, руки у него были связаны – наручников у нас, понятное дело, нет. И лицо разбито сильнее, чем мне показалось ночью. А может быть, это оно теперь было разбито сильнее, чем вчера.
Его завели на трибуну, и он там стоял молча, со скованными руками, и весь зал, вся ГСО тоже стояла и так же молча смотрела на него. Потом конвойные, видно, велели ему сесть, он сел, и мы тоже повалились на стулья.
Иволга подняла руку, требуя прекратить шум. Все стихло. Иволга поднялась.
– Товарищи! Сегодня мы собрались здесь, потому что несколько человек из четвертой роты выдвинули серьезное обвинение против нашего товарища, командира всей ГСО Ворона. По правде сказать, у меня не было уверенности, как поступить. Но сейчас я думаю, что все происходящее – к лучшему. Потому что гораздо лучше честный, открытый разговор, чем перешептывания по углам, тайная вербовка сторонников, сплетни… все то, что многим из нас в последние месяцы уже надоело, что нам уже сидит вот здесь, – она провела рукой по горлу, – я думаю, мы сумеем правильно разобраться в ситуации. Понять, кто прав, кто виноват, и что со всем этим делать. Сейчас слово предоставляется свидетелю обвинения.
Кавказ кивнул своим, и перед всеми поднялся белобрысый крепыш Айфон.
– Я там был вчера ночью… Ну мы шли с патруля с Духом. А Ворон стоит у здания и говорит нам, мол, чего с оружием по территории шатаетесь. А мы задержались в Патруле, пострелять пришлось. Злые были. Дух и говорит, мол, пошел ты… Я не буду повторять, там матом было. Ворон гауссовку поднял и как даст очередь… я сразу в сторону, лёг… А Дух не успел. Тут Кавказ бежит и кричит «Стой! Стой, сука!» Я опомнился, мы вдвоем его завалили… Духа уже не спасти было, сразу кровью истек. Вот и…
Он явно волновался, рассказывая. Я прямо эту картину перед глазами видела – Ворон с гауссовкой… двое патрульных… с какой гауссовкой? Не ходят у нас с оружием по территории, и сам Ворон не ходит. Но вот не могу вспомнить – было вчера там ружье или нет. Что же я за дура такая, еще разведчица, почему не заметила такой простой вещи? Темно, конечно, было.
– Достаточно, – Иволга подняла руку, – Кавказ, у тебя есть что добавить?
– Да, конечно. Я не видел саму сцену, не слышал, что они говорили. Но я шел от второго корпуса и услышал выстрелы впереди. Смотрю – один из моих бойцов падает, второй вроде откатывается, а Ворон стоит с автоматом. Я закричал… ну то, что тут уже было сказано. Понимал, что и меня пристрелить может, но мне как-то не до того было – на моих глазах парня убили. Хорошо, Айфон вот вовремя собрался, помог… Смогли задержать.
– Понятно, – Иволга жестом велела Кавказу заткнуться, – мы искали других свидетелей происшедшего, но все остальные подбежали уже тогда, когда все было закончено. Слово предоставляется обвиняемому.
Ворон с трудом поднялся.
– Собачья чушь, – сказал он негромко в полной, гробовой тишине, – я не хожу по территории с оружием, у меня не было винтовки, и разумеется, мне бы и в голову не пришло стрелять в бойца ГСО. Было все не так. Эти двое действительно шли в моем направлении, были вооружены – возможно, действительно шли из патруля. Этот, – Ворон указал на Айфона, – остановился передо мной и сказал: надоел ты нам хуже репейника, сволочь. Второй, Дух, достал пистолет и направил на меня. У меня не оставалось иного выхода, я ударил парня в челюсть, потом в солнышко, побежал к зданию, связываться не хотел. Пистолет он выронил. Потом я сзади услышал очередь, обернулся – оба лежат на снегу, один мертвый. Дальше все было так, как описывал Кавказ. Проверить мои слова элементарно – Духу стреляли в спину. И гауссовки при мне не было, она стояла в оружейке, это подтверди