Я кивнула, со вздохом положила гауссовочку. Хорошая вещь, не сравнить с обычной пушкой. А вот «Хеклер-Кох», из других стволов он выделялся необычными очертаниями. Я подняла автомат. Осмотрела – чистый, не особенно потрепанный, спусковой крючок целый. Задумалась… Прицел у Хеклер-Коха хороший, отличная оптика. А это важно. Все эти армейские комп-насадки, автоприцелы, регуляторы – они очень в бою помогают, конечно, но они требуют техника-инженера в части, который их регулярно обслуживает, меняет, программирует. А откуда у нас такие спецы?
Поэтому хорошо, когда есть старая обычная оптика.
Я приложила Хеклер-Кох к плечу, подумала. Да и держать его удобно. Вот одно только… боеприпасы. Патроны у него безгильзовые. Это сама по себе хорошая фишка: скорострельность высокая, не греется. Но искать такие патроны – геморрой, редкость.
Жаль, ну очень жаль! Но не хочу я рисковать, что в самый сложный момент патроны кончатся, и ни у кого запасной рожок не возьмешь.
Оставила я свои дамские капризы и стала перебирать обычные АККМ, то бишь автоматические комплексы Калашникова модернизированные. Для краткости говорят, как раньше, просто АК, или даже «коля» почему-то у нас называют. Пузатенькие комплексы из гранатомета и одного-двух автоматных стволов. комплектация была разная, изношенность – тоже. Я повозилась какое-то время и наконец положила глаз на довольно новенького «колю», с хорошим гранатометом на 25 мм, с двумя стандартными стволами, под бессмертный калибр 5,45. У него даже электронный прицел работал.
– Правильно, – одобрил оружейник, – че выпендриваться? АК не выдаст.
Он выдал мне подсумок, а за остальным снаряжением мы пошли на следующий склад. АККМ-216 я поставила на выделенное мне место, автоматы домой брать все равно запрещалось.
Дальше я выбрала пистолет – их было мало и в основном хлам, я взяла старый, более-менее целый «Удав». Сенсоры, понятно, сбиты, но это ладно.
Во время Войны кучу всякого оружия напридумывали со встроенным интеллектом, со знанием хозяина – сенсорами этими. Это все хорошо, но сейчас уже мало что из этого работает. Тонкая электроника давно попорчена, а чинить некому, тут специалисты нужны, а их мало.
Снаряжения оказалось немного. Если оружие мы в основном у противника отжимаем, то снаряги нет и у дружков, не говоря уже о лесных. И те, у кого есть «Ратники» или хотя бы нормальные броники, как правило, не гибнут, и снять с них ничего нельзя.
Хорошо еще, нашелся хоть один броник, великоватый, ну да ладно. Шлем оказался неплохой и в самый раз, но конечно, без тепловизора, без электроники. Еще я взяла разгрузку и дополнительный нож, аптечку, из спецзащиты нашелся только противогаз, его я тоже взяла, на что дед одобрительно кивнул.
– Молодые думают, не нужно теперь… дурни. Правильно берешь.
Ну да, редко мне приходилось противогазом либо ОЗК пользоваться. Туда, где радиация, мы не ходим. Но мало ли что может быть? У дружков какие-нибудь газы окажутся.
Я поблагодарила старика и пошла наверх, пообщаться и посмотреть.
Я походила по Танке, но общаться толком было не с кем. Знакомых почти не увидела – то ли всех повыбило за эти годы, то ли еще что. Новеньких оказалось много, и все они усердно занимались, группа ребят трудилась на строительстве какого-то сарая; на площадке стреляли по мишеням, тут же на столе изучали матчасть оружия, еще одна группа занималась физподготовкой. В общем, все как обычно.
Ничего удивительного нет, что Иволга нашла ГСО и пришлась тут ко двору. Она же боевой офицер, пусть РБХЗ – но это в большую Войну. А потом воевала в разных местах и по-всякому. И почувствовала я в ней, еще там, у лесников, такую жилку, как у Ворона – беспокойную, жесткую; она не из тех, кто в дружки пойдет или собственную жизнь обустроит как куркулиха, и все в норку, все в норку. Она вот из таких же, как Ворон, о других думает, о жизни вообще. Почему все живут как нормальные люди, говорила мне мать, а этот твой Ворон забесплатно самооборону устраивает? Ему что – заняться нечем? Лучше бы женился, семью обеспечивал. Он просто дурак, дурак он, говорила мать, чокнутый, вот такой (и крутила пальцем у виска), и ты такая же дура, что к нему ходишь… и еще много гадостей говорила. Не могла она понять, как это можно что-то делать бесплатно? Только чокнутые так могут. Вот и Иволга – она такая же, чокнутая. Это я по ней сразу поняла.
Я спустилась в третью учебку. Здесь все щели законопатили, покрасили стены, словом, сделали неплохой ремонт.
Тут наконец появились знакомые лица. Мы жали друг другу руки, хлопали по плечам. Все, кто меня знал, бурно радовались. Чингиз. Танька-Багира. Гера. Близняшки Марта и Грета. Медведь даже был жив еще, хотя ему не то шестьдесят, не то семьдесят. Он тоже до войны еще в армии служил.
Народ наперебой рассказывал о том, что и с кем случилось. Муссона убили в стычке совсем недавно, оказывается. Тигра умерла в прошлом году не то с голоду, не то грипп доконал, я помню, кстати, этот грипп у нас цех чуть не ополовинил. Тогда же умерли Венера и Хард. Земляника в лесу на мутов нарвалась. А вот Ричи жив, только устроился в охрану и теперь не появляется.
Вошел Ворон, а с ним – Иволга. Мы все заткнулись, встали, поприветствовали, как положено.
У нас в ГСО порядки, конечно, не как в армии – как рассказывали служившие, там строже все и вообще по-другому. Но к какой-то самопридуманной дисциплине Ворон всех приучил.
– Вольно, садитесь, – велел наш командир, – сейчас, товарищи, поговорим о нашей будущей тактике. Идея была такая давно. Но во-первых, не хватало людей. А сейчас, как вы знаете, пополнение пришло большое. Во-вторых, вот Иволга, – он взглянул на женщину, – предложила конкретный план, как нам это осуществить.
Я слушала, и мурашки бежали по коже. Ничего себе идея…
Они хотели постепенно очистить город от дружин вообще. Чтобы город остался только уже нашей территорией. В принципе, ГСО для того и создавалась: пусть себе лесники за чертой промышляют, а в городе люди должны безопасно жить, чтобы не бояться бандитов или людоедов каких. Но никогда это не получалось, все равно в городе дружины базируются. Тут, конечно, грабить особенно некого, но у рабочих все равно бывает какая-то еда, бывают припасы на зиму, топливо, вещи. Оружие бывает – многие достают, обменивают на что-нибудь, потому что хочется себя защитить. Но если ты в одиночку или с семьей – оружие у тебя легко отберут.
Мы обычно ходили в патрули, по трое-четверо. Этого хватало, чтобы отбить нападение достаточно большой группы, нас реально боялись. Когда мы дежурили, дружки старались не промышлять. Но все равно мы не успевали везде.
А Иволга предлагала провести облаву. Об этом Ворон тоже мечтал давно, но неясно – как, сил у нас не так уж много.
Иволга утверждала, что это возможно. Провести вначале разведку, на карты нанести – где какая дружина в городе базируется. А затем ударить сразу всеми силами по одной из дружин, и, если это сделать с умом – то вполне можно разбить бандюков, выкурить в лес. А после этого сразу усиленное патрулирование, и – вербовать народ в ГСО, в каждом районе местных привлекать. Заодно захватим боеприпасы, еду, все, что у бандюков найдется.
Выходя из учебки, мы говорили наперебой о новом плане. Я больше помалкивала, ведь давно уже не была среди своих. А ребята, похоже, воодушевились.
– Видишь, как, – объясняла мне Гера, – в последнее время много народу повыбивало из наших. Почти в каждом патруле что-то да случается. Дружины расплодились в городе, невозможно стало жить. Оно конечно, навсегда их не уничтожишь. Но надо один раз хорошо ударить, потом какое-то время поспокойнее будет.
А я слушала, и все это казалось мне нереальным. Наивные люди. Вот дураки-то, сказала бы моя мать. Да что они хотят сделать с бандитами, неужели в наших силенках это – разобраться с дружинами? Ведь их много. Среди них есть такие, как дружина Горбатого, и не один ведь он такой – еще Батя есть, еще Хан в Заречье, а это десятки, если не сотни или даже тысячи мужиков, все с оружием, да получше нашего. А еще мелочи сколько, да каждая такая мелкая дружина – как вся наша ГСО, только куда сильнее и опаснее.
В Новограде своя армия есть, охрана – может, они и смогли бы разобраться с бандами, но не станут. Им это ни к чему. Тамошняя охрана только для того и нужна, чтобы начальство, живущее в Новограде, защитить. И сам Завод, конечно.
И вот с этим Ворон с Иволгой надеются справиться?
Дураки, ничего не скажешь. Но я смотрела на лица ребят, смотрела, как Ворон в отдалении с новичками занимается, и понимала, что останусь с ними. Как ни крути, но все эти годы ГСО сохранялась, выживала, и даже больше стала, чем раньше. И хотя все это бессмысленно, так, развлечение одно – было мне понятно, что жить без этого я не хочу и не могу. Будто смерть матери в каком-то смысле освободила меня, теперь я могла делать то, что мне хочется, то, что я считаю нужным.
Даже если это полная глупость.
Если разобраться, вся наша жизнь состоит только из добычи пропитания. До Войны люди, если в книжках почитать, жили богато, покупали машины, брали квартиры и платили за них всю жизнь, но ведь зато у них было нормальное жилье. Беспокоились, какая одежда красивее, телефоны старались купить необыкновенно крутые. Ныне же у нас практически все – кроме начальства, конечно – добывают в основном еду. Рабочие весь день вкалывают только за еду, а потом валятся без сил. Остальные заняты добычей. Например, вот рассказала одна бабка у нас во дворе, что видела кошку – так вокруг подвала силков наставили, не пройти. Каждый надеется, что кошка именно в его веревке запутается, хотя, может, и вовсе не было кошки.
Ну а если не ищешь еду, то что-нибудь другое все время надо. Например, уже холодно становится. Куртка у меня есть, еще старая из ГСО, трофейная. Тогда на вырост была, а теперь как раз. А вот с обувью – вообще никак. В полуразваленных летних туфлях хожу. Оно конечно, на складе и обувь есть, и промтоварные талоны рабочим выдают. Но мне на них теперь не заработать. Решать проблему надо как-то.