На этот раз мне не помогали всякие там песни типа «Почему все не так». Вообще ничто не помогало.
Полегло очень много наших. И с той стороны погибло ещё больше. Не было никакой возможности копать каждому отдельную могилу. Я подумывала, чтобы захоронить отдельно хотя бы Чуму. Но у меня не было на это сил и времени. За территорией Новограда были взрывами выкопаны две огромные ямы. В одну покидали трупы охров. В другую, поменьше, уложили наших. На той, где лежали охры, ничего не написали, а на нашей поставили большой камень, и на нём нарисовали красную звезду, а снизу – табличку из металла, на которой были вырезаны имена всех погибших. Были залпы, минуты молчания. В общем, всё как обычно.
Перебили не всех жителей Новограда. Ещё оставалось довольно много менеджеров и инженеров. Им всем предложили работать на Заводе. И половина примерно согласилась. Инженеры почти все – куда им деваться-то?
Теперь перед нами стояла задача – снова запустить Завод. Для этого надо было, правда, первым делом восстановить сбыт. В смысле, если на Заводе и дальше производить какие-то вещи, их ведь надо продавать. В мире ещё существовали деньги – юани, рубли, теньге, доллары. Делегации из рабочих и менеджеров, кто в курсе дела, были отправлены в Китай и Казахстан. Кроме того, Иволга договорилась с Ленинградом, и к нам уже собиралась делегация из тамошней коммуны – посмотреть, что мы можем дать на обмен.
У нас первых на Урале появилась коммуна. В крупных городах пока ещё ничего подобного не произошло. Хотя говорили, что в Челябинске тоже идет движуха.
Но это все проходило мимо меня как-то краешком. Мне было совсем не до того. Я была теперь занята моим прямым делом, единственным, чему успела как-то научиться – организацией обороны и обучением бойцов.
Ворон оставался главнокомандующим ГСО. Иволга, хоть и опытный офицер, теперь была занята совсем другими делами, и Ворону помогала разве что советами.
Я думала, что Ворон восстановит наш спецвзвод. Но он сказал, что у меня задача будет другая. И назначил командиром первой роты, потому что Спартак был убит. И половина роты погибла, и вместо этой половины набрали новых людей из города. И вот теперь я занималась тем, что приводила навыки и манеры всех этих людей в относительный порядок. А ещё мы очень много дежурили в охране и по городу, охраняли грузовики, которые ездили между Новоградом и Заводом, да вообще охраняли все подряд. Ещё была тысяча разных мелких дел. Я бы переживала дольше, но время не позволяло. Мне надо было получать продовольствие для своей роты, выбивать жильё и договариваться насчет оружия. Распределять наряды, и это похоже, на то, как командуют в бою – та группа сюда, эта туда, и никогда ничего не хватает, всегда все на пределе. В общем, этим я занималась практически всё время, иногда мне удавалось поспать, но больше ничего не удавалось. Как и всем остальным, впрочем.
Однажды мне поручили отвезти в город пленных.
Ворон посмотрел мне в глаза и сказал.
– Ты, Маус, добрая, я знаю. Поэтому – понимаешь?
Блин, да с чего они взяли, что я добрая? По-моему, я настоящий зверь. Всегда на всех ору и редко кому говорю что-нибудь хорошее.
С этими пленными получалось сложно. В первые дни вышло, что наши устроили натуральную кровавую баню. И в самом деле, Фрякина и Субирова убили вместе с семьями. Их жен, любовниц и в общей сложности пятерых детей тоже сразу перестреляли. Мне это было все равно, я об этом не думала.
Но при этом довольно многие остались в живых. Всякая там прислуга и персонал. Совет решал, что с ними теперь делать. Кормить как-то не хочется. Убивать вроде не за что, хотя некоторые предлагали. Охров, кстати, почти не брал никто в плен. Но некоторые из них выдали себя за мирных тружеников и тоже, наверное, сидели со всеми в подвалах.
В общем было решено их вывезти в город и там отпустить. Пусть живут на общих основаниях. Строят себе дома или находят пустые квартиры в развалинах, им даже паек будут выдавать, как всем жителям. Могут и на работу устроиться.
И вот мне было поручено вывезти их всех в город и выпустить где-нибудь в Ленинском районе. Там вроде относительно целое жилье еще сохранилось.
Но мне кажется, Ворон боялся, что если это поручить кому-то другому – может, и не довезут.
Я взяла десять человек, с тремя спустилась вниз. Открыла дверь.
– На выход, по одному, руки поднять вверх.
Пленные стали переглядываться. До меня дошло, как они все это воспринимают. И я сказала:
– Не боись! Убивать не будем. Было постановление – вывезут вас в город и будете там жить. Нам вас только до города довезти! Ну! Давай по одному.
Не знаю, поверили они или нет, но зашевелились. Стали по одному подходить, а наши их обыскивали и направляли по лестнице. Где их уже принимал следующий конвой и вел к машине. Я наблюдала за процессом. И вдруг услышала.
– Мария!
И увидела Яру. Не знаю почему, но на душе потеплело. Я ведь ей не желала зла.
Яра прошла обыск и я показала ей на место рядом со мной.
– Вставай сюда. Не бойся.
Мне теперь не приходило в голову называть ее на «вы». Яра встала рядом, хромая на своей костяной ноге. Так и не поставили ей биопротез, жмоты. А она так старалась!
Вообще начальница моя жалко выглядела, волосы давно не мыты и замотаны старым платком, одежда грязная. Но что-то в ней оставалось такое, интеллигентное. Достоинство какое-то.
– Ты теперь большое начальство, – заметила она с иронией. Я покосилась на нее.
– Не слишком большое.
– Ну не скажи. Человек с ружьем.
Мне показалось, что она говорит о чем-то для меня незнакомом. Как обычно.
И еще я подумала, что мне так приятно видеть ее, потому что она напоминает о прежней жизни. Которая уже теперь казалась нормальной. Ведь хорошо тогда было. Служили в ГСО. Я ходила работать на склад, болтали там с Ярой. Все ребята были рядом. Чума была рядом, вот что главное.
Теперь уже никогда так не будет. Мы победили, говорит Иволга, мы теперь будем строить для себя новую счастливую жизнь. Для себя – значит, для всего Кузина. Для всей, может, России. Но зачем мне эта новая жизнь – меня тянет в старую. Потому что там Чума хотя бы жива была.
Глупости это все, конечно.
Мы отконвоировали всех на два грузовика. На второй я посадила Апреля, он у меня теперь был командир первого взвода. На первом поехала сама. Я села с водителем, Костей. А рядом с собой в кабине – в середину, конечно, я посадила Яру. Возникла у меня мысль одна.
– Спасибо за честь, – усмехнулась Яра. Грузовики тронулись с места. Когда миновали КПП на въезде в Новоград, я слегка расслабилась.
Вряд ли на нас здесь кто нападет. Если что, конечно, я готова отражать атаку. Но зачем кому-то освобождать пленных, мы и так их выпустим. Еще и до города довезем.
– Что вы с нами собираетесь делать? – спросила Яра. Мы как раз проезжали Завод.
– Я же сказала. Выпустим. В городе, конечно, мало где жить можно, но сейчас весна, будет теплое время. До зимы можно устроиться.
– Ясно, – она заткнулась. Меня вдруг зло стало разбирать, и я посмотрела на нее.
– А чего вы обижаетесь? – почему-то я снова автоматически перешла на «вы», – с вами обращались плохо, что ли? Так а с нашими как обращались раньше – хорошо?
– Ты действительно не понимаешь? – спросила она с легким презрением.
– Нет.
– Маш, ведь я тебе кроме добра, ничего не делала, правда? На работу тебя устроила. Прикрывала, когда ты якобы болела… знаю, чем ты болела.
– Правда. Спасибо, – буркнула я. Не стала уж напоминать, что и я ей вообще-то сейчас добро делаю.
Нехорошо это, когда у меня, действительно, ружьё – а у неё нет.
– Зачем вы всё это начали? Ну для чего? Да, жизнь в городе была тяжёлая. А теперь что будет? Пропал Калабуховский дом?
Какой дом пропал, я не поняла. Ну в общем, идея понятна – все пойдет прахом.
– Нет, – ответила я, – конечно, не пропал. Все нормально теперь будет. Мы, может, пищевую фабрику построим. У нас еды будет – завались. И завод опять работать начнет, мы уже сейчас переговоры ведем насчет торговли. Всё хорошо будет.
– Не будет хорошо, – уныло ответила Яра.
– Да почему?
– Потому что никогда не бывало хорошо в таких случаях. Ты истории не знаешь. Опять кто-то будет за людей решать, как им жить, диктовать свою волю, устраивать террор. Ты, Маша, очень наивный ещё человек. И молодой. Думаю, ты одной из первых и погибнешь.
Опять она… меня передернуло. А впрочем, не всё ли мне теперь равно – погибну я или нет.
– Ярослава, – я постаралась говорить как можно проникновеннее, – понимаете, вот вы говорите, что-то там будет… а если бы мы власть не взяли сейчас- вообще ничего бы не было. Разве не вы говорили – жители Кузина все равно вымрут. Так какая нам разница – так умирать или… хоть надежда теперь какая-то есть. Вы понимаете?
– Да, – угрюмо согласилась она, – но ты-то могла бы жить. Ты неглупая девочка. Могла бы учиться, место в жизни найти.
– А я хочу, может, чтобы все жили. И глупые тоже.
– А так не бывает, – покачала она головой в платке, – люди все разные. Должна быть конкуренция. Как в природе.
Это ей надо с Иволгой разговаривать. Иволга про природу всё знает.
Я посмотрела в окно. Теперь мы двигались по едва расчищенному проспекту, и грузовик то подскакивал чуть не на метр, то проваливался.
– Знаете, Ярослава, мы же пытались договориться. Если бы Фрякин ну хоть чуть-чуть понимания проявил, может, всё бы по-другому вышло. Ну может, платил бы больше. Горожанам бы тоже какую-то помощь выделял. Но он же даже слушать не хотел. Мы людей послали – так они убили женщину одну, а остальных захватили.
– Так это бессмысленно, Мария. Понимаешь? Это раньше так бывало, что государство подачки выделяло, кормило тех, кто сам себя прокормить не может. Это приводило всегда к плачевным последствиям. Ну не должен сильный кормить слабых! Не обязан! Люди построили завод… поддерживают производство, рабочие места создают. Да их за это благодарить надо. А вы как отблагодарили – петлёй?