Я опять разозлилась. То Яра у меня в голове сидела и вот это всё нудила – а то теперь настоящая тут рядом со мной сидит и главное, говорит всё то, что я уже и так от нее знаю.
Но теперь я знала и ответ.
– Погоди, Ярослава. Разве они построили этот завод? Он ведь ещё чуть ли не при Первом Союзе был построен.
– Ну хорошо, не построили, купили.
Нас подбросило чуть не до потолка, я прикусила язык.
– Но корпуса достроили. Это не принципиально. Всё остальное-то верно, нет?
– Знаете что? – заговорила я. – Вот вы говорите – они сильные, они победили в конкуренции и теперь не должны кормить слабых. Но теперь всё изменилось. Теперь сильные – не они, а мы. Мы их тоже победили. В конкуренции. И мы бы в любом случае победили, потому что нас – много, а их – мало. Хотите честной конкуренции, честной, без всяких законов, без всякого снисхождения, чтобы там слабых не жалеть? Ну вот, эта конкуренция и подействовала. Вот ведь она! Но только теперь вы в ней проиграли. Почему же мы-то должны вас жалеть? Почему и не в петлю Фрякина, раз он проиграл? У нас своя правда, Ярослава. Мы сами хотим жить. Я себя от жителей Кузина не отделяю. А так, как вы хотите… Нувот так и случилось – только наоборот, теперь мы сильные, а ваши хозяева проиграли.
Яра ничего не говорила. Похоже, моя речь произвела на неё впечатление.
– Вон ты как, – произнесла она наконец, – далеко пойдёшь.
– Останови, – велела я Косте. Грузовик замер. Я показала Яре на угловой дом.
– Там, на втором этаже моя квартира. Я жила там, а раньше – моя бабушка. Там все разорили, пусто… но печка вроде осталась, и доски, может, ещё. Одна комната там не поврежденная, в ней можно зимовать. Мне эта квартира теперь уже не нужна… я, наверное, в казарме буду жить. В общем… живите. И ещё…
Я достала из-под сиденья полиэтиленовый туго набитый мешок.
Когда пленных погрузили, я сбегала и собрала быстро, что нашлось в особняке. Ценные вещи – сухпаек списанный, одеяло, и даже «Удав» старый положила и пару обойм, с моими соседями жить – удовольствие ещё то.
– Вы мне правда помогли… и я это. Ну в общем, возьмите. Это на первое время. А потом… нам много рабочих рук понадобится. И на заводе тоже. Приходите, не стесняйтесь. И школу, наверное, для детей сделаем. Учителя понадобятся. И вообще… Вы не волнуйтесь. Жизнь теперь для всех нормальная будет.
Ярослава посмотрела на меня непонятным тяжелым взглядом. Но мешок взяла.
– Слезайте. Всего хорошего, – добавила я зачем-то. Ярослава молча слезла и заковыляла на протезе к моему бывшему дому. А я сказала Косте:
– Трогай!
20
Делегация из Ленинграда прибыла на огромном белоснежном самолете «Ермак». Сопровождали его семь истребителей, треугольных и по сравнению с «Ермаком» совсем маленьких. Краем уха я услышала от кого-то из Совета, что мол, все самолеты ленинградцы оставят нам, включая истребители – у них есть ещё, а нам надо будет защищаться. Это меня, конечно, порадовало.
Я стояла за Вороном, я и четверо моих ребят сопровождали Совет, так было решено – на всякий случай лучше с охраной. Хотя чего бояться-то на собственном аэродроме. Но интересно встречать людей из Ленинграда. Там уже несколько лет как действует коммуна. Там все по-другому.
Последние дни мы все силы бросили на расчистку взлетно-посадочной полосы. Хотя в общем наши ребята не сильно повредили аэродром. Они только самолеты и вертолеты заминировали, так что от местной техники мало что осталось. Да и было-то её, честно говоря, немного.
К огромному телу «Ермака» подъехал трап. Где-то далеко вверху открылась дверца, и на трапе появились люди. Их было четверо – два мужчины и две женщины. Одеты трое в городской камуфляж, а одна женщина была в цивильном сером костюме. Который не сильно от формы отличался. По сравнению с самолетом они казались козявками. Они стали спускаться по трапу, а за ними пошли трое лётчиков – экипаж.
Иволга шагнула навстречу делегации. Я вдруг увидела, что один из мужчин, седой и высокий, широко улыбается. Он тоже шагнул к Иволге и вдруг обнял ее.
– Ну наконец-то, Оля…
Потом они все стали пожимать друг другу руки. Женщина, которая в костюме, дошла до Ворона, пожала ему руку, а потом перешла ко мне и пожала мне руку тоже. Мне это показалось смешным, но видно, так у них в Ленинграде принято. У женщины в костюме, а потом и у знакомого Иволги я заметила на груди красивые значки – в виде красного знамени, с какими-то буковками.
Мы двинулись к штабу – штаб у нас располагался теперь в особняке Фрякина. Когда дошли до дверей, Ворон повернулся ко мне.
– Маус, вы пока свободны. Если нужно будет, я тебя вызову. Делегация будет с Советом разговаривать.
Я сказала «есть» и махнула своим ребятам. Передала им распоряжение Ворона. Немного обидно, конечно, мне самой хотелось бы послушать, о чем они там говорить будут. Но меня в Совет никто не выбирал. Да и успеем их наслушаться, наверняка вечером они будут говорить со всеми, да и общее собрание будет.
Дел у меня, как всегда, выше головы. Надо проконтролировать, получил ли Мут одеяла на всю роту. Зайти в прачечную, у них там неизвестно что опять творится, непонятно, что с нашей формой. Надо план патрулей составлять и план учебных занятий. Потом опять же неплохо было бы заняться своими делами – белье подшить, а то подштанники что-то стали плохо держаться, к Мире заглянуть и подстричься, лохмы отросли. Но с другой стороны, в любой момент Ворон опять может вызвать. И я отправилась к Дане.
Дети у нас были устроены в одном из особняков. И там же на первом этаже располагалась школа. Дети – это лет до четырнадцати. Кому больше – уже в основном в ГСО работали и учились. Да и младше четырнадцати принимали в ГСО. Но зато в школе Семенов открыл вечерний курс для взрослых. Я тоже собираюсь туда пойти. Когда времени чуть-чуть побольше будет.
Дана была не на занятиях. Какой-то узкоглазый шкет сообщил мне, что третий отряд – Дана была именно в нем – сейчас на работах, на огороде. Надо сказать, мы все свободные площади в Новограде уже распахали под огороды, а у школы свой сад и огород был отдельный, там дети сами работали.
Я обошла особняк и увидела третий отряд. Детей у нас было видимо-невидимо, они так и кишели. И наших-то детей во время забастовки собралось уже довольно много. А теперь и городских привозили ежедневно из города в школу. Некоторые и ночевать оставались. К тому же у нас поселились сироты, которым в городе идти было некуда, теперь их принимали к нам жить. Такими темпами скоро придется выделять им ещё один особняк или строить отдельное жилье.
Третий отряд рассыпался по грядкам. Здесь была и малышня, даже младше Даны, и ребята постарше, последние руководили. Дана прилежно сажала какие-то семена. Я молча смотрела, как над грядкой качается ее рыжая головка, вроде подсолнуха. Потом, видно, ей передали, она подняла голову, увидела меня. Вскочила, побежала ко мне, обняла за пояс перемазанными в земле ручками.
Я погладила ее по солнечным волосам.
– Делегаты из Ленинграда прилетели? – выпалила Дана.
– Ага. Вот на тако-ом самолете! – я показала руками.
– Я хочу посмотреть!
– Мы потом сходим посмотрим. Тебе же работать надо.
– Да ладно, меня Гуля отпустит на пятнадцать минут!
– Ну хорошо, спроси. Можно и сходить посмотреть, – согласилась я. Дана радостно побежала отпрашиваться.
Мы дошли с ней до летного поля. Дана трещала без умолку. Они по чтению сегодня читали «Незнайку на Луне». Я вроде такое название помню, но про что – нет. Дана пыталась мне что-то пересказать. Потом перескочила на биологию, говорит, учили, как кровотечение останавливать. Я это дело похвалила. Очень полезный в жизни навык. Тем более, что многие из ребят, может, в ГСО пойдут. Мы решили, что в ГСО будет небольшое профессиональное ядро, а остальных будем набирать добровольно из членов городской коммуны. Пусть люди сами себя защищают. Потому мы ведь и называемся – самооборона.
– А я когда вырасту, буду работать на заводе, – сообщила Дана, – мы с ребятами договорились, что пойдём все вместе.
– Ну и правильно, – одобрила я, – там теперь будет восьмичасовой рабочий день. А потом, говорят, может еще меньше часов придется работать. Красота, ещё время на отдых останется.
Мы полюбовались от кромки поля на «Ермак». Самолет был очень красивый. Я в самолетах ничего не понимаю, но этот напоминал большую белую птицу. Вроде лебедя, только гигантского.
И тут запищал комм у меня на запястье. Я включила прибор, поднесла его к лицу.
– Маус слушает.
– Маус, это Ворон. Через тридцать минут мне нужны будут восемь человек охраны, подойдёте к штабу. Едем в город.
Я ответила, что мол, есть и повернулась к Дане.
– Ну вот и всё. Пойдём я тебя провожу к школе. Мне работать надо.
Как я поняла, гости решили поехать вместе с членами нашего Совета осмотреть город – что там есть, что надо восстанавливать, какие разрушения. В город по общему решению Совет без охраны не ходил – там ещё дружков полно, да мало ли кого. Даже Горбатый, говорят, куда-то свалил – в Новограде его не нашли, ни живого, ни мертвого.
Ехали мы в микроавтобусе. Я сидела рядом с Иволгой и держала автомат аккуратно на руках. Выглядывала в окно, но там не было ничего подозрительного – обыкновенные развалины. Иволгу было не узнать – видно, она рада была увидеть знакомых. Рассказывала седому мужчине.
– С биологической точки зрения здесь очень интересно. Я все мечтаю о лаборатории нормальной. Геномы бы прочитать. Мы здесь чего только не нашли – экземпляр с жизнеспособной организменной опухолью, так мало того, этот квази-близнец еще что-то невероятное делал, на психику окружающих воздействовал. В Дождеве гигантская клеточная колония агрессивная. А какие любопытные организмы были в озере… к сожалению, они там именно были.
Иволга покосилась на меня.
– Мы их, к сожалению, уничтожили. Пришлось.
Я хотела сказать, что если уж ей хочется пообщаться с водяными мутами, то их наверняка полно в реке. Хотя тот, с огромным глазом, наверняка погиб – и теперь я думаю, не примерещился ли он мне. Хотелось об этом спросить. Но это было бы недисциплинированно, и я помолчала.