— Большинство людей не сделало бы этого, — сказал он.
— Думаю, это означает, что я смелее их.
Джош усмехнулся. Насколько Чарли понимала, в его взгляде, направленном на нее, сквозило восхищение.
— Да, ты, безусловно, такая, — согласился он и сделал паузу, словно раздумывая, должен ли он сказать, что у него на уме, и в конечном итоге продолжил: — Ты мне нравишься, Чарли. И это очень хреново! Мне нравится с тобой разговаривать.
— Тебе нравится лгать мне, — не согласилась Чарли. — Есть большая разница.
— Ты меня подловила. Многое из того, что я рассказывал, — неправда. Я не собираюсь это отрицать.
— Например, что тебя зовут Джош.
— Ну да, и это тоже. Мое настоящее имя Джейк Коллинз. Но ты ведь это уже знаешь?
Чарли кивнула. Так и есть. Даже в разгар психологических игр Джоша где-то глубоко в подсознании сидело сомнение в его правдивости.
— Твое настоящее имя. Твои настоящие водительские права. Эта игра в «Двадцать Вопросов». Почему ты заставил меня думать, что я все это выдумала?
— Потому что мне нужно было удержать тебя в машине, — признается Джош. — У тебя был такой вид, будто ты вот-вот сбежишь, пришлось импровизировать на ходу. Похоже, это сработало.
Так оно и было. И Чарли чувствовала себя глупо и злилась на себя за то, что поверила, хотя не должна была. Но разве глупо хотеть верить в лучшее в людях? Почему кто-то должен злиться на себя за то, что считает других хорошими, а не злыми по своей сути?
— Что-то из сказанного сегодня вечером было правдой? — поинтересовалась она.
— История о моей маме. Правда до единого слова. Она действительно ушла в день Хэллоуина. Я не многим об этом рассказывал.
— А мне зачем рассказал?
— Потому что мне нравится с тобой разговаривать, — повторил Джош. — Это тоже правда.
В кармане пальто пальцы Чарли продолжали сжиматься и разжиматься вокруг рукоятки ножа. Недавно они проделывали то же самое с ручкой пассажирской двери. Некогда жаждавшие побега, теперь они жаждут драки.
Но Джош явно не желал драться. Он просто вел машину, неторопливо, ему хотелось что-то еще рассказать ей, но он сомневался.
— Мой отец всегда обвинял меня в том, что мама ушла, — с трудом произнес он. — Он утверждал, что это моя вина. Твердил это до самой своей смерти.
— Ты и об отце солгал!
— Не совсем, — сказал Джош. — У него действительно был инсульт, который убил его. Но если бы понадобилось, я бы бросил все, чтобы позаботиться о нем. Даже несмотря на то, что он ненавидел меня, а я, кажется, ненавидел его.
— Потому что он винил тебя в том, что сделала твоя мама? — спросила Чарли.
Джош покачал головой.
— Нет. Потому что он убедил меня, что в этом виноват я. И хоть все-таки моя мать решила уйти сама, я все время думал, что это из-за меня. И все еще так думаю.
Чарли было слишком хорошо знакомо это чувство. Настолько тяжелое, громоздкое и изматывающее, что она готова на все, чтобы освободиться от него.
Даже умереть.
Она уверена, потому что почти сделала это. Не сегодня. Раньше. За четыре дня до этого.
— А я чуть не покончила с собой, — вдруг сказала она.
Эти слова удивили Джоша. А Чарли они удивили еще больше. Она никогда раньше в этом не признавалась. Даже самой себе.
— Почему? — спросил Джош, и в его голосе все еще звучало крайнее изумление. Чарли заметила кое-что еще — нотку беспокойства.
— Я просто хотела избавиться от чувства вины.
— По этой причине ты согласилась поехать с незнакомцем?
— Да, — кивнула Чарли. — Именно так.
Джош некоторое время задумчиво молчал.
— Как это случилось?
— Случайная передозировка, — ответила Чарли. — Снотворное.
Эти крошечные белые таблетки были прописаны для того, чтобы компенсировать беспокойство, вызванное маленькими оранжевыми таблетками. Чарли принимала немного, предпочитая проводить ночи в фантазиях о мести, которые имели нулевое сходство с реальностью и эмоциями, которые она испытывала сейчас.
Но затем наступила ночь, когда пустота в форме человека, с которой она обычно боролась, обратилась ее зеркальным отражением. Это так поразило ее, что она вставила фильм в видеомагнитофон, забралась в постель и проглотила горсть белых таблеток.
Она сказала себе, что ей просто нужно поспать.
Что это просто совпадение, что она выбрала фильм «Поющие под дождем». Именно про него она однажды сказала Мэдди: это последний фильм, который хотелось бы посмотреть перед смертью, потому что он так близок к раю, насколько может быть кино.
Чарли продолжала лгать себе даже после того, как ее организм взбунтовался, и ее стошнило, и она спустила в унитаз оставшиеся пилюли. Она позволила придумать себе оправдания. Она слишком устала, чтобы понимать, что делает. Она плохо соображала. Произошедшее было несчастным случаем.
Вот настоящая причина, по которой ей нужно было немедленно покинуть «Олифант». Вот почему она не могла дождаться Дня благодарения или когда освободится Робби. Вот почему она пошла к райдборду, повесила флаер и ухватилась за возможность уехать с Джошем.
Чарли боялась, что если ничего не изменить, с ней может произойти еще один несчастный случай, на этот раз с иным результатом.
Но когда стыд и печаль того утра вернулись к ней, она осознала правду.
Ничего из этого не было случайным.
На краткий душераздирающий миг она предпочла смерть еще одной минуте, отягощенной чувством вины.
Но теперь она хотела жить. Больше всего на свете.
— Я рад, что этого не произошло, — сказал Джош. — И мне жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах. Думаю, мне бы это понравилось.
Чарли ничего не ответила. Лучше молчать, чем признать, что она чувствует то же самое. В этой поездке были моменты, когда ей действительно нравился Джош, прежде чем появились подозрения и страх. Она чувствовала родство с ним, видимо потому, что он был таким же изгоем, как и она. И таким же одиноким. Она могла сказать это даже сейчас. Рыбак рыбака видит издалека. Странным, извращенным образом Джош, казалось, понимал ее лучше, чем порой даже Мэдди.
Или — как знать? — может, именно из-за подруги она и чувствовала связь с Джошем.
Наверняка существовала причина, по которой Джош выбрал Мэдди одной из своих жертв. Возможно, его тянуло к Мэдди так же, как и Чарли. И, возможно, попытка разобраться с этим стала еще одним фактором, заставившим Чарли вернуться с ним в машину, хотя это противоречило логике и разуму.
Она хотела знать, почему.
Почему Джош выбрал Мэдди.
Почему он подошел к ней у бара.
Почему он решил убить ее.
Но вместо того, чтобы попытаться сформулировать эти вопросы, Чарли оставила их невысказанными. Тишина заполняла машину тревогой, двое не отрывали глаз от дороги, которая теперь вроде бы сужалась.
С обеих сторон вплотную подступал лес. Голые ветви изгибались и соединялись вверху, словно пожилые пары, державшиеся за руки. Комочки снега все еще лежали в кронах вечнозеленых деревьев. Время от времени такие комочки падали с ветвей и с глухим стуком ударялись о крышу машины.
— Ну и что теперь? — наконец произнесла Чарли.
— Мы едем.
— Но не в Огайо.
— Нет, Чарли. Боюсь, что нет.
— Что произойдет, когда мы остановимся?
— Я думаю, ты уже знаешь ответ.
Пальцы Чарли снова сжали нож, лежавшй в кармане. Только на этот раз они не разжимались, лишь крепче стискивали. Она была готова, насколько это вообще возможно.
— Может быть, тебе стоит остановиться прямо сейчас? — спросила она.
Джош бросил на нее удивленный взгляд.
— Ты уверена, что хочешь этого?
— Нет, — усмехнулась Чарли. — Но мне пришлось пережить много всего, чего не хотелось.
— Вроде того, что случилось с твоими родителями.
— Да. И с Мэдди, — ответила Чарли и наконец почувствовала то, чего так долго ждала — ожесточение сердца. Все, что потребовалось, это произнести вслух имя Мэдди человеку, который ее убил. И все же это совсем не походило на то, что она испытывала в своих воображаемых фильмах. Она злилась, да, но и грустила. Грустила невыносимо!
— Да, — продолжал Джош. — И твой…
Внезапно на дорогу прямо перед машиной выскочил олень, его глаза сверкали в свете фар.
Джош стукнул по тормозам, Чарли дернулась вперед за долю секунды до того, как ремень безопасности заблокировался и откинул ее назад. Ее голова запрокинулась на подголовник сиденья. Джош выкрутил руль вправо, пытаясь избежать столкновения с оленем. Животное упрыгало через дорогу в лес, но машина продолжала двигаться. Сначала юзом, затем заднюю часть «Гранд АМ» развернуло по дуге.
Когда машина остановилась, она все еще была на дороге, но смотрела в противоположную сторону.
Где-то с минуту они так сидели, двигатель гудел на холостом ходу, фары были направлены туда, откуда они только что приехали.
— Ты в порядке? — забеспокоился Джош.
— Вроде бы да, — ответила Чарли, прежде чем ее осенили две мысли, молниеносно, одна за другой.
Во-первых, если Джош планирует убить ее, почему его волнует ее состояние?
Во-вторых, они остановились.
Джош отстегнул ремень безопасности.
— Мы могли задеть этого оленя. Пойду взгляну на бампер, — сказал он и замолк, ожидая реакции Чарли. Но она была не в состоянии вымолвить и слово, потому что та, вторая мысль, настойчиво крутилась в ее голове.
Мы остановились. Мы остановились. Мы остановились.
За ней возникла третья.
Я не знаю, что произойдет дальше.
Но Чарли знала.
Она поняла это в тот момент, когда они вышли из закусочной.
Джош попытается убить ее, а она попытается убить его, и только одному из них удастся исполнить задуманное.
Засунув руку в карман пальто, вцепившись в нож мертвой хваткой, Чарли наблюдала, как Джош, не дождавшись ответа, вышел из машины. Он встал на дороге прямо перед ней, его толстовка блестела в свете фар. Когда он наклонился, чтобы осмотреть передний бампер, Чарли заметила струйки пара, поднимавшиеся от капота. Ей потребовалась секунда, чтобы понять причину этого.