И НАКОНЕЦ,
существует множество анекдотов, например о Мойше, который так усердно просил Бога о крупном выигрыше в лотерею, что почти терял сознание от молитв, которые, однако, не приносили результата. Однажды небеса разверзлись и показался Господь: Мойше, друг, дай мне хоть один шанс, купи хоть раз лотерейный билет.
УЭЛЬС
Что есть случайность, а что закономерность? Небо на западе впечатляло. Они шли по воде, которая все прибывала, — время прилива. Потом поплыли к скалистому мысу, отрезанному от земли и ставшему островом. Там они долго сидели на камнях, было не холодно. На пляже внизу они увидели другую пару. Мужчина лежал, опершись на локоть и устремив взгляд вдаль. Женщина сидела рядом на корточках. Она собрала горку камешков и теперь кидала их в море, поглядывая на спутника. А он смотрел в сторону американского континента. Женщина опять бросила на него взгляд и кинула еще один камень. Ни движения в напряженной шее мужчины. Женщина немного посидела, опустив руки. Потом сердито глянула из-под челки на мужчину, выбрала камень побольше и бросила его с плеском и брызгами. Мужчина, как бы вызывающе это ни выглядело, не обратил на нее внимания. Что это все могло значить? Они как бы вели беседу. Так обычно и выглядят разговоры мужчин и женщин, думала она, наблюдая. Именно в тот вечер, позже, в отеле возле Головы святого Давида, она узнала, что у него будет ребенок от другой женщины. Он должен был родиться через несколько недель. Он знал об этом давно, но молчал все время, что они были вместе и говорили о свадьбе — после отпуска они должны были пожениться. Теперь разговор уже нельзя было откладывать: в любой момент она могла узнать об этом от кого-то другого. Он говорил, что у него нет никаких отношений с той, другой, что это была случайная связь. Ей казалось, что ее стошнит, пока она его слушает. Ей никогда не забыть комнаты отеля, покрывала в цветочек, безвкусных картин на стенах и графина с водой, за который она потом заплатит хозяину, потому что разобьет его о спинку кровати. Она хотела завести с ним ребенка. Он хотел, чтобы они поженились, очень хотел, но без детей. У него уже был ребенок от первого брака, вполне достаточно. Сколько раз вы спали друг с другом? Не много. Но сколько? Раз двадцать, может. И ты называешь это «не было отношений»? Если мужчина спит с женщиной двадцать раз, это не «отношения»? Нет, не было никаких отношений, просто случайный секс. Она ударила его прямо по лицу. Села в машину и уехала, белая от злости, с пустотой в голове. Поездка обратно в Лондон не соответствовала правилам безопасности. Потом она одна вернулась в Швецию. Сколько она потом прожила с этим человеком? Несколько лет. Это было жалкое зрелище, но она унижалась, чтобы заслужить его любовь. Это было не случайно: с теми, кто нас угнетает, нас связывает противоестественная сила. Но было ли это закономерностью?
В ПОИСКАХ БОГА
Когда у той, другой, женщины родился его ребенок, она впервые за много лет пошла в церковь. Она была в отчаянии и чувствовала, что не выдерживает. Она спросила Бога, что он имел в виду, дав ребенка другой, а не ей. Бог не ответил. Она продолжала ходить в церкви разных конфессий целый год. Вину за его неопределенность, молчание, обманы она взяла на себя. Он сделал ей больно — она не хотела этого признать и обвиняла саму себя. Но разве она недостаточно любила, плохо поддерживала? И любила, и помогала. Как лошадь или верблюд. Если Бог и существует, он определенно не желает снисходить до нее. Надо было, хоть в любой клоаке, найти кого-то еще, кто поддержал бы ее, простил за то, что она такая, какая есть. Возможно, принца-лягушку, возникшего из ила. Потом она встретила Якоба и без памяти влюбилась, уверяя себя, что он — не такой, как все. Может, он и правда был другой. Но она сама оставалась прежней.
ПРИТЧА
Ребенок изначально приходит в наш мир как самокатящееся колесо. Окружающие взваливают на него свое бремя, и колесо превращается в верблюда. Он блуждает в пустыне. Встречает собственный гнев — льва. Верблюд и лев вступают в схватку. И верблюд побеждает льва. В это мгновение верблюд снова становится ребенком, а ребенок — самим собой, колесом, и уже свободно катится в мир.
СПАГЕТТИ
Эмм угощает обедом — торжественный момент. Ее тронула его возня у кастрюль. Она сдержала себя, чтобы не броситься ему помогать, села на кухне со стаканом виски, который он ей подал. Эмм готовил обед очень сосредоточенно — Фауст, склонившийся над ретортами. Сначала соль. Потом спагетти. В конце процедуры вышла заминка: он не мог найти дуршлаг. Она тоже поискала в шкафу и во всех ящиках, но нашла только пару прихваток для гриля. Он накрыл письменный стол в своей холодной комнате. Отопления там не было. Но стол получился красивым: в шкафу нашлись скатерть и белые салфетки. Спагетти выглядели немного одинокими. Перекинув через руку салфетку, он открыл бутылку вина, и оно оказалось хорошим, а спагетти очень вкусными. Они ели и смеялись. После любви на его узкой кровати они лежали молча и неподвижно. Присутствие Эмма очень ненавязчиво. Только запах: отчетливый, влекущий. Лишь с немногими можно по-настоящему заниматься любовью. На удивление мало людей, с которыми можно забыть обо всем, выполняя эти движения. И все-таки наступает момент, когда невысказанное мешает дальнейшему сближению. Что она не рассказала Эмму? Очень многое. Что он не сказал ей? Практически все. За окном, наверное, висела луна; по крайней мере, ей казалось, что свет, проникающий в окна, — лунный.
КОФЕ
Его банка опустела. Было еще не поздно. Они оделись и вышли на улицу. Она видела, что Эмм в плохом настроении. Это из-за денег. Он приехал в Швецию написать доклад. Ему надо на что-то жить. Писать было непросто. Дома, в Белграде, распространено непонятное и жуткое заблуждение, говорил Эмм. Там немало тех, кто считает, что осажденное Сараево изнутри атакует окружающий мир. Название города он произносил необычно. Его язык плавно перекатывал согласные, гласные сливались в единое целое. В Белграде люди жили застывшими мечтами, как в предвоенной Германии: пленники одной идеи. Официант, который их обслуживал, — грек, а может, курд — принес им еще два эспрессо. Эмм говорил о том, что он сам иногда начинает чувствовать себя сумасшедшим, оттого что не хочет поддаваться этому помешательству и пытается реально смотреть на вещи. Он наклонился и дал ей прикурить.
YOUR WIFE? А как твоя жена?
— спросила она.
Он не поднял взгляд. Рассматривал белесый огонек зажигалки, потом пену у края чашки, потом посмотрел на ложку в руке.
SHE WANTS TO LEAVE. Она хочет уехать,
— сказал он.
Не от него, а из страны.
Его жена хотела эмигрировать, уехать вместе с детьми к родственникам в США. Вероятно, скоро она так и сделает. Она убеждена, что начнется война. Эмм допил кофе. За соседним столиком двое усталых таксистов молча листали газеты. В дальнем углу с печальным видом сидел мужчина, негр, в огромной шапке, похожей на гриб. Окна тоже были черными. Она видела в стеклах смутное отражение спины Эмма. Оно слегка дрожало, но сам он сидел спокойно. Повертел ложку, внимательно ее рассматривая.
AND YOU DON’T LIKE IT? И тебе это не нравится?
А как он ей может помешать? Он нащупал в пачке сигарету. Прикуривая, мельком коснулся ее своим светлым взглядом. У них разное восприятие мира. Его жена считает, что ее народ, храбрые сербы, окружены и в большой опасности. Она хочет взять детей и уехать.
I AM PERHAPS A LUNATIC. Я, наверное, ненормальный,
— сказал он. Но именно потому, что он не был националистом, не был захвачен этим массовым психозом, он и не мог покинуть страну. Кто-то из таких, как он, должен же был остаться. Думать о том, что его дети вырастут на другом континенте, не узнают свою культуру, возможно, забудут родной язык, — было невыносимо. Он замолчал. Мужчина за соседним столиком перевернул страницу газеты.
DO YOU LOVE HER? Ты ее любишь?
Эмм глубоко затянулся. Сказал, что они очень разные, и со временем различия только обострялись. Его отражение в окне качалось, как на ветру или как будто стекла изгибались. Но ветра не было. Они расплатились и вышли. Пройдя немного по улице, они крепко обнялись. Обоим было холодно.
БЕЛЫЕ ЦВЕТЫ
Когда она поздно вечером вернулась из университета, на дверной ручке висел пакет из службы доставки цветов. Она прошла на кухню и раскрыла его. Записки там не было. Но она тут же поняла, от кого цветы. Сегодня было десятое, день их свадьбы. Ее накрыла теплая волна — все-таки он думает о ней. Цветы, почти ласка. Белые гроздья бутонов на длинных стеблях. Красиво. Оберточная бумага соскользнула на пол, пока она искала вазу. Вдруг она догадалась, что Якоб заказал их еще до отъезда в Нью-Йорк. Это был заранее организованный подарок. На этот раз не розы, а белые гроздья. Теперь ей стало казаться, что больше всего они подходят для похорон. Она стояла посреди кухни с букетом в руках и не знала, что с ним делать. Потом поставила в вазу на столике у дивана.
ЭМИЛЬ ЧОРАН
писал, что очень важно научиться быть неудачником. Если человек знает, что он неудачник, ему легче живется: не надо напрягаться.
ВЬЮГА
Невесомые маленькие хлопья устремлялись в небеса. Она сидела за письменным столом и смотрела в окно перед собой. Снег шел вверх, это выглядело странно. Потом она разглядела, что некоторые хлопья все-таки летят вниз. Взлеты и падения были частью одного процесса. Небу приходилось изгибаться: оно то расширялось, то сужалось, растягивалось и сжималось.
Метель: пространство, не имеющее направлений, только мерцающее движение, неустанное, как жизнь.
ОСОЗНАНИЕ
того, что человек, заблаговременно отправивший ей цветы, сейчас ласкает другую женщину в Нью-Йорке, вызвало в ее голове короткое замыкание. Представлять это было до того больно, что она била кулаком по стене ванной до крови на костяшках пальцев. Она равнодушно посмотрела на кровь и смыла ее холодной водой. Потом притащила табуретку и все-таки нашла на верхней полке шкафчика пластырь.